Фестивали культуры "Европалия" проводятся в Бельгии с 1969 года с начала октября до конца января. Мероприятия проходят как в Брюсселе, так и в других городах, и посещает их обычно более одного миллиона человек. Двадцатый фестиваль "Европалия--Россия" ввиду масштабности мероприятий и их количества продлится до конца февраля. Общий бюджет составляет двенадцать миллионов евро.

Помимо спектаклей и музыки одна за другой в разных городах Бельгии открываются 17 выставок, а также проводятся лекции, семинары, кинопоказы, коллоквиумы. Выставочная программа фестиваля подготовлена российским государственным выставочным центром «Росизо» (комиссар Александр Сысоенко). По словам директора «Росизо» Евгения Зяблова, государство выделило на нее около двух миллионов долларов. С выставочной программой фестиваля «Европалия--Россия» познакомился обозреватель "Времени новостей".

«Мульки» по-русски

Любой вызревший плодом культурной дипломатии фестиваль легко обвинить в спекуляции на национальных стереотипах, имиджах -- всем том, что клеймится словом «китч». Тем паче легко послать на эти четыре буквы открытый в начале октября в Брюсселе при участии президента Российской Федерации фестиваль «Европалия--Россия». Все ингредиенты налицо: яйца Фаберже, «большой» балет, царские бранзулетки из Оружейной палаты, Гергиев с Мариинкой, открывающаяся сегодня эрмитажная выставка «Гунны» и толстый-толстый слой авангарда...

И все-таки доподлинное знакомство с программой априорный эмоциональный настрой скорректировало. Многие выставочные проекты «Европалии» были сделаны отлично. Потому даже хрестоматийный материал и темы оказывались увлекательными и интригующими для глаз и ума.

А вообще обвинение в китчевости подобных программ отвести очень легко. Национальным блюдом Фландрии (нынешней Бельгии) считаются "мули" -- мидии. Их подают горячими в кастрюльке в собственном бульоне. Приправами могут быть ароматные соусы, зелень, томаты. И обязательно рядом ставится блюдечко с картофелем фри. Побывать в Бельгии и не отведать "мулек" -- позор. Каким бы вы интеллектуалом и гурманом ни были, как миленькие пойдете в ресторан и закажете заветную кастрюльку, которая, кстати, стала темой современного бельгийского искусства -- упомянем хранящуюся в Королевском музее изящных искусств Брюсселя инсталляцию Марселя Брудерса «Кастрюля с красными мидиями». Эту гастрономическую подробность фламандской культуры вольно воспринять как китч, но лучше -- как необходимое подспорье для пяти чувств (особенно осязания, обоняния и вкуса), ориентирующих вас в незнакомой культуре. К подобным «рамочным» для бельгийской культуры образам можно отнести шоколад, модерн, Рубенса, Брейгеля, Европарламент и «писающего мальчика» у ратушной площади Брюсселя. Также и наш имиджевый набор с матрешками, икрой, мехами, Кремлем, Гергиевым и Фаберже необходим бельгийцам просто как узнаваемый манок, позволяющий войти в тему, а уж дальше, в зависимости от интеллекта и вкуса, выбрать в ней собственный маршрут.

Спектакль общества

Лучшим концептуальным проектом «Европалии» считаю Katharina prospect, сделанный знаменитейшим бельгийским кутюрье А. Вандеворстом при участии Исторического музея Москвы. Он о том, как разные идеологии -- самодержавная, советская и буржуазная, -- совокупляясь, рождают трансгрессирующих мутантов общества потребления, собранных в бестиарии -- каталоги модных товаров. Вандеворст не стесняется -- аранжирует российский китч в его самых бессовестных и безобразных проявлениях. Начинается все с очереди. Поднимаешься по лестнице -- бряк... Столбняк. Дядьки и тетьки в драповых пальто с цигейковыми воротниками стоят в кассы-будки наподобие тех, что были в советских магазинах или в бюро пропусков. И так живенько между собой общаются, что и не сразу поймешь, что они лишь манекены, участники представления экстравагантной моды. В кассах-будках сидят манекены в погонах -- из службы госбезопасности. Минуя эти «пропилеи», попадаешь в анфиладу «дефиле sovietique». На одном стеллаже-нарах изобилие меховых пальто и шапок, от исторических (эпохи полярных экспедиций и военных походов) до последних «от-кутюрских». На другом стеллаже -- тыща модных сапог в милитаристском стиле, отсчет ведется от подлинных, времен Буденного и гражданской войны. Тут же -- женский хор в разноцветных косынках -- белые лица манекенов развернуты к мощным вентиляторам, которые делают ветер, раздувающий косынки. Рядом -- наглядная эволюция моды на российскую униформу, от мундиров царской армии до Жана Поля Готье. В меха укутана матрешка-болванка. Другие, не меховые матрешечные чурки Натана Фарба вписаны в супрематический квадрат Малевича. Им машет раскоряченным концом меховой серп и молот, сделанный в конце восьмидесятых Леонидом Соковым. В отдельной витрине -- нижнее белье советской эпохи -- панталоны с начесом, галифе, фельдеперсовые чулки... В красный супрематический же бокс в виде креста вделана инсталляция на тему потребления модой религии. На одной стене -- историческое одеяние священников РПЦ, на другой -- украшения, изобретенные г-ном Вандеворстом. На третьей -- работа Александра Косолапова, послужившая причиной недавнего скандала в Третьяковской галерее: изображение черной икры в окладе иконы. Ее другой вариант Андрей Ерофеев выставил было на «Российском поп-арте», а ревнители благочестия нажаловались директору ГТГ, и он работу приказал убрать. А тут висит и представляет культуру России на престижнейшем международном фестивале... Наконец, четвертую плоскость украшает холодильник, заполненный банками из-под черной икры советского производства. На выходе с выставки в глаза бьет салют из сотен пестрых матрешек разной величины, составляющих свиту историческим сарафанам и стилизованным под них модельным образцам.

Не знаю, задумано так кураторами или нет, но все представленное «позорище» выглядит утонченно мерзко и изысканно гадко. Возможно, не желая того, г-н Вандеворст создал шедевральную иллюстрацию к книге Ги Дебора «Общество спектакля». Напомним, что она написана в форме тезисов и чем-то напоминает выставочный концептуальный проект. А ее главная тема -- современный способ производства моделирует жизнь согласно законам тотального спектакля, отчуждает реальность, обесценивает и «обесцеливает» мир. Левак Дебор уповал на власть каких-то демократических Советов по установлению правды в мире. А вполне себе буржуазный кутюрье Вандеворст наглядно продемонстрировал, что фабрикующее фиктивную реальность зрелище рождается в союзе тотального товарного производства и тоталитарной идеологии. И системы, отчуждающие у человека его индивидуальную реальность (прежде всего метафизическую), отлично адаптируются пресловутым обществом потребления. Умница Вандеворст выступил со своей деструктивной, саркастической апологией китча, этого апогея «общества спектакля». Мы стали свидетелями самого генезиса китчевого сознания. Его зародыш -- фетиш агрессивных, не терпящих сложности идей. К этим идеям приставлены люди в военной форме. Они следят за должным уровнем ограниченности в мозгах и безграничной репродукцией этой ограниченности в товарном производстве. Вещи, как и мысли, как и люди -- носители тех и других, загоняются на нары мирового рынка, чтобы поддерживался бессмысленный обманообмен и саморегуляция идей и имиджей.

Выставка в Антверпенском музее моды помогает понять, что дизайнер сегодня -- профессия почти жреческая. В его власти сделать всех статистами спектакля, в его власти -- поменять правила игры и, посмеявшись, вернуть нам чувство реальности. Вандеворст выбрал второй путь, не забыв, при этом, что проект прекрасно отвечает очередному буму мировой моды на советский стиль.

Другой случай, когда у проекта были все шансы стать апологией китча, но авторы оказались настолько мудры, чтобы их не использовать, -- выставка «Транссибирский экспресс» в Королевском музее искусства и истории Брюсселя. Директор «Росизо» Евгений Зяблов рассказал мне, что тема этой выставки стала предметом оживленных дискуссий российских и бельгийских кураторов. Российские ратовали за максимально адаптированный вариант раскрытия темы, бельгийцы же (Дирк Вермелен, Борис Чичло) настаивали на представлении более сложном, не замалчивающем трагические повороты этой легендарной железнодорожной истории. В результате опять-таки победил умный бельгийский дизайн (Франсуа Шютен). Посетитель втягивается в интерактивное пространство, которое на первый взгляд кажется увлекательным аттракционом -- наподобие приснопамятных диорам о достижениях советского железнодорожного хозяйства на ВДНХ СССР. Модели паровозов конца XIX столетия (времени строительства Транссиба), сценографические выгородки с реальными шпалами и рельсами, настоящие березовые рощи за прозрачными занавесками, поджидающие вас на поворотах темного лабиринта -- символического пути, -- предметы традиционной культуры, чучела сибирских зверей и птиц, старые афиши и расписания, фотографии; а в ушах -- свистки, гул и скрежет движущегося состава. Но вдруг за световым табло с надписью «Екатеринбург» вы смотрите на фотографию стены, пробитой пулями, и на предметы гардероба семьи Николая II, а зал «Иркутск» отдан портретам декабристов. Да и вход на выставку оформлен красноречиво: в киноэкран с дымящим паровозом упираются всамделишние рельсы со шпалами, пред ними полупрозрачный занавес с репродукцией картины Левитана «Владимирка».

Артикуляция истории

Художественные проекты «Европалии» в общем-то никаких горизонтов ожидания не нарушили, что от них ждали -- то и получили. Лучшей выставкой считаю «Русский символизм» в брюссельском городском музее «Иксель». Тщательно сделанная сотрудниками Третьяковской галереи (куратор Ида Гофман) экспозиция с болотными свечениями символистской живописи Судейкина, Врубеля, Кузнецова, Нестерова и малоисследованных покамест Василия Денисова, Николая и Василия Милиотти помещена в своеобразный кулон -- атриум модернистского музея. А оправой оказывается постоянная экспозиция с бельгийскими символистами и метафизиками (от Кнопфа и Хольдера до Дельво и Магритта). Бельгийцы на анфиладе, русские на дне раковины. Темы и образы просвечивают друг сквозь друга (пример -- «Лебедь» Врубеля, увиденный по оси перспективы от полотна «Лебеди» бельгийского художника с символическим в данном случае именем Франсуа Обертен). Чисто продуманная и чисто воплощенная экспозиция.

Второй интересный проект -- «Советский идеализм. Живопись и кино 1920--1939» в Льеже. Куратор Екатерина Деготь попыталась скорректировать приблизительное знание о самом обсуждаемом сейчас периоде соцреализма. И на материале впервые вытащенной из запасников «Росизо» живописи неизвестных художников конца 20-х -- начала 30-х годов обозначила второй пик расцвета авангардного проекта, упущенный впоследствии шанс второго, альтернативного тоталитарному пути. Много премьерных имен, и есть предположение, что эту выставку оценят прежде всего отечественные исследователи и знатоки. Хорошо бы показать ее потом в Москве.

Очень предсказуемой вышла главная выставка программы «Русский авангард. 1900--1935» во Дворце изящных искусств Брюсселя. Выстроена она сотрудниками Русского музея по излюбленному ими принципу: свалить все до кучи, а там разберемся. Авангард теперь начинается с полотен Куинджи, Серова, Борисова-Мусатова. А дальше -- «Бубновый валет», «Абстракция» и т.д. -- дайджест прошедших недавно в ГРМ выставок. Порадовало представление неизвестных работ из частных коллекций и зарубежных собраний.

Маленьким слепком первой Московской биеннале современного искусства стал подготовленный Иосифом Бакштейном в Музее современного искусства Антверпена проект «Ангелы истории» -- преломление идей концептуализма в творчестве художников последних поколений, от Олега Кулика до Иры Кориной.

Наконец, аккомпанементом выставочной «Европалии--России» стали несколько фотопроектов Московского Дома фотографии (лучший -- «Улица. Мода. Искусство», куратор Ольга Свиблова), ретроспектива Сергея Браткова в Генте (хит -- видеофильм о советских грязевых лечебницах), украсившие центр Брюсселя артобъекты молодых российских художников.

В итоге преодолеть стереотипы помог сам принцип организации фестиваля «Европалия». За полноту и глубину содержания диалога с культурой страны отвечаешь ты сам, твой частный выбор из многих представленных моделей коммуникации.