Вряд ли имя знаменитого коллекционера может привлечь внимание соседей галереи «Наши художники» на Рублевке. И напрасно -- Соломон Шустер был настоящей легендой и собрал невероятную коллекцию. Увы, на выставке она представлена не целиком -- наследники вместе с хозяйкой галереи и куратором Натальей Курниковой решили делать не реконструкцию собрания, а своеобразное «посвящение коллекционеру». Полтора десятка принадлежавших Шустеру картин дополнили работами тех, кого он ценил и любил. Получилась почти идеальная коллекция конца прошлого века: Шустер, как большинство людей его времени, ценил нахальную грубость валетов, манерность мирискусников, прямоту примитивистов. Любимой музеями «полноты» он не добивался, собирая не знаменитые имена, а выдающиеся произведения: места не хватало даже шедеврам. Известно, что с «Автопортретом с портретом Петра Кончаловского» Ильи Машкова (ныне гордостью Русского музея) он вынужден был расстаться именно из-за гигантских размеров картины. Зато у Шустера был знаменитый портрет Ильи Зданевича Нико Пиросмани, прекрасный «Мир, торжество, освобождение» Аристарха Лентулова (из-за него он и поехал в Берлин), удивительные работы Леонида Чупятова, замечательная коллекция Роберта Фалька.

На трех этажах галереи картины висят свободно, как в музее. Определить, что принадлежало известному коллекционеру, а что -- его друзьям-соперникам, зрителю непросто. Ситуацию запутывает то, что лишь два коллекционера указали свои имена. Остальные, в том числе и наследники Соломона Шустера, скрылись за скромной формулой «частное собрание». Подспорье -- книга с рассказами самого Шустера «Профессия коллекционер», изданная к печальному юбилею, но и в ней нет ответов на все вопросы. Ходишь -- смотрить: наверняка этими работами Сергея Судейкина «Комедианты» и Бориса Григорьева «Париж» (Нудно) и «Юность» (Поэзия) он владел, или мечтал владеть. А вот Надежда Лермонтова -- точно шустеровская, сам нашел это имя, сам собрал. Роскошные портреты Роберта Фалька -- точно его. Шустер и Фалька любил, и портреты любил.

Выставка не мемориальная -- портретами и фотографиями самого легендарного коллекционера не обременена. Есть один портрет Шустера -- он же единственная работа современного художника в экспозиции. В своей книге коллекционер цитирует известные строки о том, как изменяются портреты после смерти модели. Юрию Жарких портрет удался -- мощная фигура распирает холст, в ней есть и вальяжность, и собранность, обаяние (скорее отрицательное). Оно и понятно. Коллекционер в СССР жил, как сильный хищник в лесу -- с удовольствием ощущая силу и превосходство, но стараясь не напоминать о своем существовании без крайней надобности. Внешне независимые, собиратели страдали от неравноправных отношений с музеями, которые со своими дарителями (реальными и потенциальными) не церемонились. Окутанные ореолом легенды коллекционеры стремились и боялись показывать свои сокровища посторонним.

Соломон Шустер умер десять лет назад в ночь после вернисажа выставки «Москва--Берлин» (первой части, охватывавшей 1900--1950 годы). Он был эффектным человеком, много видел и знал. В своей книге на любимый вопрос обывателя, как можно собрать такие ценные вещи в относительно короткое время скромному «советскому» кинорежиссеру, Шустер отвечает охотно: указаны и смехотворные цены (в ранние послесталинские годы Шагала можно было купить на месячную зарплату), и простейшие ходы (не узнанные музейными экспертами шедевры продавались в магазинах).

Государству и музеям коллекционеры в прошлом веке нравились не больше, чем теперь олигархи. В эпоху коллективизации художественных сокровищ они были неприятным подтверждением того, что частный глаз может найти, спасти и сохранить ценное иногда лучше, чем государственное око.

Специфическая советская традиция коллекционирования ушла в прошлое с шустеровским поколением. Но выставка памяти Соломона Шустера -- пример и наука, поскольку и рукописи горят, и картины пропадают, если нет тех, кто хочет жить с ними вместе.