Церемония открытия почему-то получилась очень грустной. Дело не в чертовой дюжине в порядковом номере. Фестиваль постепенно прощается со своим прошлым -- поколение шестидесятников, которое его придумало, уходит из жизни или как минимум окончательно прекращает жить в профессии. Вспоминая Станислава Ростоцкого, на открытии показали сюжет о его вдове Нине Меньшиковой, сделанный программой СТС «Кино в деталях». Актриса там рассказывала о смертях мужа и сына, вязала что-то образцово-показательное, неловко пристроившись в кресле, ходила по собственной квартире как по нежилому музейному помещению и с наигранной радостью говорила о том, что наконец ей предложили роль. А сама она в это время лежала в больнице. И, честно говоря, электронный образ на экране не внушал оптимизма -- фальшивая интонация попсовой передачи сильнее обнажала подлинную трагедию этой женщины. Вспоминая другого отца-основателя выборгского фестиваля Савву Кулиша, вдова режиссера представила книгу о нем слишком официально и отстраненно, будто Кулиша уже никто здесь не помнит несколько наивным и очень запальчивым спорщиком, человеком открытым и полным планов.

Первый фильм конкурсной программы тоже стал рифмой к открытию. «На Верхней Масловке» Константина Худякова -- история 90-летней скульпторши, осколка обеих империй, российской и советской, образ которой явно списан с Веры Мухиной, чьих «Рабочего и колхозницу» недавно разобрали, а теперь, говорят, собрать не могут, не умеют. Ее играет Алиса Фрейндлих с такой степенью женского лукавого обаяния, что даже сцена смерти героини лишена пафоса, который старательно пытался нагнать постановщик. Ее партнер Евгений Миронов выступил в роли провинциала, 15 лет обслуживающего столичную старуху с непростым характером и язвительным типом юмора. Оба актера пытаются разрушить стереотипную схему отношений своих героев. Заслуженная бабушка демонстрирует всю немощь и неприглядность нищей старости. Приживал не стесняется двусмысленности своего положения и своих странных чувств к этой развалине -- пик стыда им пройден до начала фильма. Она глубоко забыта богом и государством -- ей не присылают кремлевские пайки, на ней не паразитируют искусствоведы, ее странными, даже неубедительными и никому не нужными работами буквально завалена огромная квартира, а ретроспекции-сны о молоденькой девушке в льняных одеждах, спрашивающей в Париже адрес Модильяни, просто смехотворны. Все былое величие сосредоточено исключительно в несгибаемой уверенности Анны Борисовны, что она имеет высшее право на внимание. А это и есть подлинное величие. Если не видеть Фрейндлих в этом фильме, то можно утверждать, что только Фаина Раневская смогла бы его так убедительно и по-настоящему характерно сыграть. Или Инна Чурикова, может быть. Но каким-то образом Фрейндлих сумела незаметно и бесстрашно перейти в разряд великих старух -- амплуа, от которого актрисы шарахаются, и их можно понять. Никто этого не ожидал на экране, который своими крупными планами коварно прибавляет лет даже молодым, именно от нее, слишком прочно связанной в кино с «Соломенными шляпками» и «Служебными романами». Так что проблема приза за лучшую женскую роль наверняка решена уже на первом просмотре. Роль у Миронова, к сожалению, очень предсказуема для актера, которому судьба никак не хочет подбрасывать парадоксальный материал, раскрывающий его реальный диапазон. Он тоже играет здесь в полную силу и мастерски. Однако возникает невольная мысль, что еще лет десять кинорежиссеры будут эксплуатировать его моложавость и актерские штампы, заставляя играть разнокалиберных хороших героев не от мира сего в разном возрасте. Конечно, актеры наращивают другие мышцы в театре, а вот в кино, куда более безжалостном к возрасту, к долгожительству звезд никто не готовит. Что касается картины в целом, то режиссер фильма «На Нижней Масловке» не смог подкрепить выразительный актерский ансамбль стилем, монтажом и композицией. Так снимают сериалы, намертво лишая кадр воздуха, забивая визуальную пластику многоречивостью и лишними сюжетными линиями. Хотя продюсер Владилен Арсеньев настаивает на том, что это кино, идущее против течения, но прав он только в смысле неглянцевости камерного сюжета. На самом деле для потенциальных зрителей этой картины было бы выгоднее превратить ее в мини-сериал, потому что эта финансово-возрастная группа в кино не ходит, а подросткам, как бы мы ни пеклись об их разностороннем развитии, на сорокалетнего лузера, влюбленного в древнюю старуху, наплевать.

Несмотря на минорное открытие, программа фестиваля вовсе не оставляет впечатление мертвечины. Здесь представлены новые картины "Не хлебом единым" Станислава Говорухина, "Коля-перекатиполе" Николая Досталя, "Солдатский декамерон" Андрея Прошкина, «Греческие каникулы» Веры Сторожевой, «Полумгла» многообещающего дебютанта Артема Антонова. Да и конкурсные просмотры первого же рабочего дня вызвали яростные споры критиков и авторов. «Дура» Максима Коростышевского, которая в Москве уже прошла в прокате, оставляет чувство отчаянной неловкости и безнадежности. Дурочка, жертва родовой травмы, застрявшая в десятилетнем возрасте, сыграна Оксаной Коростышевской с такой бесстыдной неталантливостью, что оторопь берет. Где-то ее муж-режиссер признался, что на эту роль пробовалась Виктория Толстоганова, но Оксана победила в честной борьбе на кастинге. Как носителя семейных ценностей его можно только похвалить, но ослепление романтично в личных отношениях, а в профессии лучше не давать ему волю. В принципе весь сироп, которым залито это сочинение о блаженной дурочке, которая умнее, талантливее и даже красивее всех на свете, заимствован у гламурного новорусского кино о том, что и богатые тоже плачут. Жизнь сирых и убогих, поданная как фотосессия глянцевого журнала, вызывает чисто физиологический протест. Декларирование своих добрых намерений и полной материальной незаинтересованности итогами проката -- это уже впечатление от пресс-конференции -- тоже смотрится элементарной фальшью. Самое вредное в том, что на фальшак покупаются зрители, у которых за последние полтора десятилетия не с чего было вырабатываться иммунитету против пошлости. И это очень серьезная, живая проблема сегодняшнего кинопроцесса, который хотя и пошел, чему фестиваль в Выборге всячески способствовал все эти годы, но по кривой дорожке недоблокбастеров и лакированных поделок.

На протяжении всех 13 лет было очень занятно наблюдать, как отважно этот фестиваль боролся за жизнь отечественного кино в красивом северо-западном городке Выборге. Выбор места был по-своему экстремален. В отличие от Сочи с тоскующими от досугового вакуума курортниками и Москвы с ее государственной задачей сохранить во что бы то ни стало международный фестиваль класса «А», здесь в начале 90-х все было как у людей -- два разваленных кинотеатра советских времен и полная потеря интереса к кино. Его, этот интерес, пробуждали бесплатные сеансы и любимые народом советские актеры, которых на фестивале было на порядок больше, чем фильмов. Они бродили по рынку, раздавали старушкам автографы и ездили по грибы. Отцы-основатели «Окна в Европу», чтобы журналисты не озверели, придумывали темы «круглых столов», на которых обсуждалось прекрасное далекое прошлое и не менее далекое будущее родного кинематографа. Странным образом прошлое окончательно стало историей, а будущее наступило (причем куда быстрее, чем ожидалось даже оптимистами) почти одновременно. Ростоцкий и Кулиш внезапно ушли из жизни, а их актерское поколение стало неузнаваемым на улице даже старушками ровесницами.

Теперь билеты зрители покупают за деньги, и зал все равно полон. На базе постепенно реконструировавшегося для фестивальных нужд кинотеатра «Выборг» собираются строить современный культурно-развлекательный комплекс с гостиницей и даже боулингом -- эскизы проекта висят в фойе. Любая снятая лабуда имеет звук «долби» и титры, сделанные в компьютерной графике. Но какое-то звено в этой пищевой цепочке кинематографа пропущено. Поэтому производители фальшаков надувают щеки, устраивают дорогостоящие рекламные акции и всерьез претендуют на призы фестивалей. Однако все-таки время печали еще не пришло -- жюри вынесет свой вердикт только через неделю.