Накануне президентских выборов в США выясняют, кто виноват и можно ли было предотвратить трагедию 11 сентября. Национальная безопасность -- хит избирательной кампании. Своевременно! Но как написано в одной американской рекламе, больше кнопок безопасности еще не означает больше самой безопасности.

Очередным вызовом Бушу стала книга главного специалиста по антитерроризму, начинавшего свою карьеру еще при Рейгане, Ричарда Кларка -- «Против всех врагов», в которой утверждается, что 11 сентября можно было избежать.

В защиту Буша скажу только одно: Бен Ладена прозевали все. О том, как недоглядели западные спецслужбы, пишутся толстые книги в 400, 500 и даже более страниц, издаваемые, как правило, почему-то в черных переплетах. В России на этот счет предпочитают помалкивать. Да и то -- не залезь СССР со своей любовью к социализму в Афганистан, не гулял бы по нему долгие годы моджахед номер один.

Но Бог с ними, со спецслужбами. В конце концов, они остаются всего лишь исполнителями, к тому же порою самых противоречивых поручений.

Главное, был допущен «академический», если угодно сказать «помоднее», -- цивилизационный просчет. Никто не угадал, куда пойдет ислам и почему именно «Бен Ладен» окажется одним из результатов его эволюции. Ведь только в 1990 году в «Корнях исламской ярости» ныне главный наставник американского истэблишмента по части ислама Бернард Льюис объяснил публике, что они, эти «корни», берут свое начало в 1683-м, когда Оттоманская империя не сумела подчинить Вену. Именно после этого ислам, окончательно «уйдя в оборону», начал свое многовековое сопротивление.

Думается, однако, чтобы понять именно религиозный характер вздымающейся, как волна, «благородной исламской ярости», следует вернуться еще дальше -- в XIII--XIV века, во времена первого фундаменталиста Ибн Таймийи. Отнюдь не случайно исследователи борьбы против современного радикализма возводят его идеологию именно к этому выдающемуся средневековому богослову. Именно к Ибн Таймийи, намеревавшемуся поставить джихад Шестым (по канонической традиции их всего пять) столпом ислама, возводят идеологию экстремистов авторы опубликованного на Западе в 2002 году толкового фолианта под названием «Времена священного террора» Даниэл Бенджамен и Стивен Саймон.

Во второй половине XX века за сутолокой послевоенных национализмов, социалистически ориентированных диктатур, смотря на мир из-за частокола теорий модернизации, высоколобые, вросшие в секуляризм политологи презрительно отнеслись к религиозному исламскому фактору. Он казался архаичным, вторичным, немощным. За частными -- политическими и этническими -- конфликтами, социальным брожением никто не разглядел истинный размер поднимавшегося исламского цунами. «Эти чалмоносцы ни на что серьезное не способны», -- изрек на одной из конференций в 70-х годах залетевший в советскую Москву импортный профессор. Чалмоносцы оказались способны на многое.

Послевоенные светские модернизаторы раз за разом проваливали реформы, не доводили до конца белые и красные революции. Их свергали, изгоняли, стреляли. Конечно, бывали исключения. Но «свет в исламском окошке» горел, да и то тускло, лишь в двух-трех странах. Чаще других в Марокко, Тунисе, Турции. Но и там реформы шли не слишком благополучно, периодически обрываясь заговорами и переворотами. Хроническая бедность порождала фрустрацию, а та -- надежду на чудо. Чудо все чаще преподносилось в упаковке с этикетками «исламское государство», «исламская экономика».

Часто приходится слышать, что нет прямой зависимости между бедностью и исламским радикализмом. В самом деле, не каждый бедняк пойдет в исламисты. Да и не нужно, чтобы шел каждый. Достаточно, чтобы люди слушали и привыкали к беседе об исламской справедливости, об истинном исламе, только вернувшись на стезю которого, можно стать сытым, богатым и праведным.

Действительно, не одной бедностью жив исламизм. Не голытьба создала «Аль-Каиду», и не голодные мусульманские люмпены воткнули самолет в нью-йоркский небоскреб.

За исламской альтернативой стоят деньги, полученные от ниспосланной Всевышним нефти, преуспевающие дельцы, религиозно-политические менеджеры.

Чего им неймется?

Кто заработал на талибах

Вот тут отметим одно чрезвычайно важное обстоятельство. Исламистская трагедия разворачивается сразу на двух сценах -- национально-государственной (малой) и международной (большой). На первой -- действует зачастую внесистемная, религиозно-политическая оппозиция, существование которой можно объяснить не только особенностями мусульманской политической культуры, но также и крайней скудостью демократии. Как показывает опыт, например, в Марокко, Йемене, Египте, некоторых странах Персидского залива, исламисты, допущенные к кнопкам парламентского голосования или имеющие возможность высказывать свои взгляды с глазу на глаз монарху (как в Марокко) или президенту (как в Турции), не выглядят совсем уж шайтанообразно.

Иногда исламисты могут прорваться к власти, но принимая на плечи ответственность за судьбу нации, становятся прагматичнее, утрачивают религиозную непримиримость и, сохраняя фундаменталистскую риторику, начинают мудреть. Такая эволюция показывает, что прав был знаменитый французский ученый Оливье Руа, когда утверждал, что говорить о «конце политического ислама» преждевременно. Так или иначе, без «национальных исламистов» невозможно представить политический ландшафт ни одной (ну почти ни одной) мусульманской страны.

Но, повторяю, это происходит на первой, малой сцене.

На второй, большой международной сцене дела обстоят несколько иначе. Здесь действуют иные законы.

«Терроризм -- это бизнес» -- эта фраза ныне стала расхожей. Но кто заработал на взрывах в московском метро и на мадридской железной дороге? Взрыв в 2000 году американского эсминца «Коул», по некоторым данным, обошелся от 5 до 10 тыс. долл., удары 11 сентября -- в 200 тыс., а гонорар за постановку мины на чеченской дороге всего-то сотню, от силы полторы сотни долларов. Но даже эти гроши кто-то вынул из собственного кармана. А что приобрел Бен Ладен, вложив деньги в фармацевтические фабрики в Судане. Как можно заработать на талибах? А на чеченцах (речь, подчеркиваю, об исламистах, а не о московских чиновниках)? Где материальная выгода у многочисленных исламских организаций, заполонивших в 1990-е годы Северный Кавказ? Даже правоохранительные органы не слышали, чтобы эти организации имели конкретный «гешефт» в Дагестане.

В общем, по здравому размышлению приходишь к выводу, что вся эта публика прогорает. Реального, видимого дохода религиозный экстремизм его спонсорам не приносит. (КПСС тоже платила зарубежным коммунистам, толку от которых, признаться, было очень мало.)

Зато он приносит чувство глубокого удовлетворения, дает почувствовать себя могущественной мировой, к тому же праведной силой. Так что платят за политическое и идеологическое наслаждение, в упоении собственным могуществом.

В самом деле, представьте себе упоение тех, кто устроил сухопутный Перл-Харбор сверхдержаве, кто свалил правительство в Испании, кто напугал Европу.

Павший шахид опаснее живого «пророка»

Исламистов сравнивают с большевиками. Допустим. Но те до семнадцатого года боролись конкретно -- за власть. После революции, поиграв какое-то время в мировую революцию, они погрузились в «патриотизм». Их вселенские претензии в чистом виде сохранились в троцкистской перманентной революции. Цель -- ничто, движение -- все. И вот тут действительно напрашивается отмечаемая некоторыми аналитиками трагикомическая параллель между Бен Ладеном и Троцким.

Вряд ли Бен Ладен и главный идеолог «Аль-Каиды» Айман Завахири верят в конечную победу над Америкой и -- шире -- над всем Западом. Для них победа заключается в самом факте борьбы, за которую они несут ответственность только перед Аллахом.

Фанатизм исламистов-бизнесменов и менеджеров сочетается с их высоким профессионализмом и, тем более, мастерством при планировании терактов. Религиозная страсть и расчет. Смесь и впрямь гремучая.

Богачи дают не только деньги. Вместе с интеллектуалами-традиционалистами, причем не с одними имамами и аятоллами, но университетскими, вполне светскими профессорами, журналистами они привносят и соответствующую идеологию, образ мысли, разрабатывают концепции, которые становятся достоянием десятков, если не сотен миллионов единоверцев. Для этого создаются институты, центры, целая система просвещения, благодаря которой мусульмане приобщаются к современным интерпретациям салафии -- возникшего в средние века самого радикального направления в исламского идеологии, связанного с упомянутым выше Ибн Таймийей. Бесплатно распространяются миллионы книг и брошюр.

В результате Бен Ладен комфортабельно чувствует себя на мусульманской «улице», вьется ли она по арабскому кварталу, упирается в берег Тихого океана или взбирается в Кавказские горы. Даже если он не любим, то уж во всяком случае уважаем.

Участники «глобального джихада» встречают понимание и сочувствие. Борясь против терроризма, Запад не может рассчитывать на понимание своих действий со стороны мусульманского сообщества. Тем более что сами действия участников антитеррористической коалиции отличаются непоследовательностью, и более того, в некоторых случаях под шапку борьбы с терроризмом помещается нечто совсем иное, что дискредитирует это благородное начинание. Когда глава Еврокомиссии Романо Проди говорит, что «только силой победить терроризм нельзя», он косвенно это подтверждает. Религиозный экстремизм нуждается не только в хирургическом вмешательстве: «ампутация» Бен Ладена или Завахири не станет финальной схваткой с терроризмом. Так что нужно и медикаментозное лечение. Павший шахид в чем-то даже опаснее живого «пророка».

Светская диктатура как противоядие исламскому радикализму

Итак, исламистский спектакль разыгрывается на двух сценах. Ставятся разные пьесы. Что касается исполнителей, то одни из них заняты только на одной -- национальной или международной -- сцене. Зато другие выступают и здесь, и там. Сотворившие 11 сентября в Нью-Йорке бесконечно далеки, например, от забот Исламского движения Узбекистана. Зато последнее на рубеже столетий активно взаимодействовало (и наверное, взаимодействует, если уцелело) с афганскими талибами, а те в свою очередь с «Аль-Каидой»... Свои частные проблемы решают алжирские исламисты, но и их энергия уже выплеснулась за пределы страны, и они "влились" в ряды международного терроризма. То же можно сказать о членах египетского джихада и о многих других. Это применительно, в известном смысле, и к нашему Северному Кавказу.

Двуслойность исламизма -- одна из причин его устойчивости, и именно это затрудняет противодействие ему.

Если необходимость борьбы против международного религиозного экстремизма сомнений не вызывает, то подавление национальных исламистов можно представить в том числе как попрание демократии, гонение на тех, кто справедливо обвиняет правящие режимы в недееспособности, коррупции, отсутствии желания и способности работать во благо общества.

Борьбу против исламского экстремизма поддерживают многие правящие мусульманские режимы. Но в этом отношении следует сдвинуть акцент. В данном случае речь идет о чисто внутриполитических разборках, о самозащите, о гражданской войне, в конце концов. Как правило, это схватка не на жизнь, а на смерть. Ее жертвами по обе стороны баррикад становятся и президенты, и рядовые моджахеды. Нет такой мусульманской страны, в тюрьмах которой не сидели сотни и тысячи исламистов. В то же время практика показывает, что очень часто за решетку попадают не энергичные и искушенные активисты религиозных группировок, а просто сочувствующие, иными словами, те, кто просто слушал крамольные речи, читал крамольные листовки. В каком-то смысле те, кого легче поймать.

Как известно, восточная тюрьма не самое комфортабельное место, и вопрос о правах человека там не стоит. ООН, правозащитные организации публикуют леденящие душу отчеты о содержании заключенных, о преследованиях инакомыслящих, например, в Узбекистане. Но весной нынешнего года следует череда внезапных терактов в Ташкенте и Бухаре, и местные власти популярно объясняют, что нарушение прав человека -- не самое худшее, что может случиться в их стране. Конечно, такую позицию можно оспорить. Хотя я бы считал преждевременным делать окончательные выводы по поводу того, что произошло в Узбекистане.

Однако недавняя история свидетельствуют и о том, что кое-где жестокий режим и в самом деле был сдерживающим фактором для религиозного экстремизма. Во всяком случае, после падения режима Саддама Хусейна в Ираке -- почти тоталитарного, зато практически светского -- там, похоже, действительно освобождается место для религиозных радикалов. Во всяком случае, исламизацию сопротивления отрицать уже невозможно. Если это случится, то любые миротворцы и модернизаторы, даже в том случае, если они будут действовать под эгидой авторитетной ООН, столкнутся с неразрешимой задачей. Более того, не исключено, что "оонизация" коалиционных войск может привести к кризису и даже расколу этой и без того устаревающей международной организации: многое здесь будет зависеть, как отнесутся к такому повороту событий мусульманские страны.

В этом контексте уместно напомнить, что именно исламизация палестинского сопротивления в 80--90-е годы прошлого века в конечном счете стала причиной вечного тупика самого длительного и безысходного международного конфликта.

Вернемся к Узбекистану. Версии высказываются самые разные -- от происков Буша-младшего до элементарной попытки отомстить милиционерам (именно они были главной целью террористов). Автор все же остается приверженцем того банального и официального взгляда, что здесь не обошлось без исламских радикалов. Если это так, то их действия вполне вписываются в нынешний ландшафт мусульманского мира, где экстремизм становится одной из наиболее оглушительных тенденций.

Безусловно, у тех, кто взрывал поезда в Мадриде, и у подрывавших служителей порядка в Ташкенте были разные побудительные мотивы. Но то, что, например, эти теракты воспринимаются многими в Европе и США как некое наказание узбекистанского президента и испанского правительства за их сотрудничество с США, совершенно очевидно. Там по большому счету мало кого интересуют внутренние разборки в Узбекистане. Исламский терроризм должен быть глобальным. Запад противостоит прежде всего транснациональной религиозно-политической силе. Кстати сказать, даже за талибов всерьез взялись только тогда, когда окончательно и публично было признано, что их деятельность вышла за национальные и региональные рамки и угрожает не только их мусульманским соседям. До этого дело зачастую ограничивалось лишь глухими угрозами и увещеваниями, а то и просьбами. В 2000 году Билл Клинтон уговаривал президента Пакистана Мушаррафа использовать связи пакистанской разведки, чтобы уговорить вождя талибов Муллу Омара выдать ему (Клинтону) Бен Ладена. Почувствовали всю дипломатическую тонкость?

Еще один щекотливый вопрос, жесткий ответ на который не устраивает многих европейских, а вместе с ними и российских политиков: надо ли поддерживать увязающую в Ираке Америку? (Здесь так и просится что-то вроде «вводить войска нельзя выводить». Где поставить запятую?) Размышляя над всем этим, следует обязательно помнить, кому достанутся лавры победителя.

Не тому ли, кто со смущенной улыбкой во взгляде (так выглядел бы князь Мышкин, родись он мусульманином) по степени известности сегодня обошел всех мировых политиков. СNN показывает слушания в США, в независимой комиссии по расследованию событий 11 сентября. Говорят только о Нем. А на экране периодически появляется Его величественное фото -- философа и воина с автоматом возле ног. На Его фоне глава ЦРУ Джордж Тенет, Мадлен Олбрайт, конгрессмены, эксперты смотрятся мелко и суетливо. (Телережиссеры могли бы быть и потактичнее к своим политикам.)

А делать-то что?

Вопрос о том, как противостоять экстремизму, остается открытым. Но то обстоятельство, что победить его в кратчайшие сроки невозможно, не есть оправдание для тотального пессимизма.

Транснациональный исламский экстремизм -- не партия, не движение, у него нет единой структуры. Он функционирует по принципу сети, каждая ячейка которой способна действовать автономно, хотя и координирует свои усилия с единомышленниками. Чтобы подавить такую сеть, опыта пока не хватает.

Существует два направления борьбы против экстремизма: первое, оперативное -- это постоянное предупреждение уже готовящихся терактов, а также преследование тех, кто успел их совершить. Действия в этой сфере предельно жестки и жестоки. Даже уважение к фанатикам не избавляет последних от уничтожения. Можно предположить, что если в Европе произойдут новые теракты, аналогичные мадридским, то общество выступит за восстановление смертной казни. Большинство жителей Великобритании уже выступают за введение для террористов публичной казни. Такого рода ожесточение наблюдается по всей Европе. И тем более в России. (Показательно, что в Москве суд присяжных согласился с максимальным наказанием для Заремы Мужахоевой, которая в последнюю минуту не совершила теракт, но в результате действий которой все-таки погиб человек.)

Второе направление -- стратегическое. И оно, с нашей точки зрения, решающее. Главная его цель -- снижение (о ликвидации можно только мечтать) потенциала экстремизма, что возможно при глубоком реформировании общества, изменении в сознании и психологии людей. Здесь уже делаются самые первые шаги, широкие жесты, выделяются огромные суммы, в частности на модификацию системы образования в мусульманских странах.

Вопрос в том, что в мусульманском мире эта модернизация по большей мере воспринимается как насильственная, чуждая традициям местного общества. Барьер отчужденности может не только не понизиться, но даже вырасти. Такой вот получается заколдованный круг.

Важно добиваться максимальной изоляции террористов, для чего отличать их от просто радикалов -- приверженцев исламского фундаментализма.

Все это позволит создать заслон на пути рекрутирования новых террористов. Хотя сразу оговоримся, что в условиях вечных конфликтов -- палестинского, чеченского, филиппинского и других -- полностью предотвратить появление новых боевиков невозможно.

И последнее: существует мнение, что террористы воюют только против США и их непосредственных союзников. Безусловно, именно Америка является сегодня главным раздражителем экстремистов. Но ведь тем не менее список их врагов ею не ограничивается и к тому же возрастает. Кто-то обязательно окажется следующим.