С тех пор как в мае этого года президент Путин выступил с ежегодным посланием к Федеральному Собранию РФ, создание в стране «активного гражданского общества» стало одной из главных политических задач-максимум российской власти. Наряду с политической стабильностью и экономическими возможностями это самое «гражданское общество» признано одним из «трех китов», на которых страна сможет перейти «к принципиально лучшему качеству жизни». За прошедшие полгода Владимир Путин постоянно возвращался к этой идее, призывая разрабатывать проекты и модели плодотворного взаимодействия между властями и обществом. Однако пока убедить или заставить простых граждан активно заниматься государственными делами особо не получается. Более того, оказалось, что среди политиков, в том числе и в самих властных структурах, пока нет единого видения того, каким же именно должно быть это самое «гражданское общество», как его строить и т.д. В результате на данный момент этот проект российской власти остается по-прежнему в теории. Зато корреспонденту «Времени новостей» Екатерине БУТОРИНОЙ в далеком Иркутске совершенно неожиданно удалось отыскать одну такую мини-модель государства, имеющую если не все, то как минимум многие признаки того самого «активного гражданского общества». Единственное отличие этой модели от той, над которой ломают головы политики, -- что действует она не «в свободном обществе свободных людей», каковым, по задумке власти, должна стать Россия. Эта модель «гражданского общества» уже несколько лет довольно успешно функционирует в колонии строгого режима для бывших госслужащих, осужденных за тяжкие и особо тяжкие преступления.

В колонии №3 строгого режима Иркутской области отбывают наказание бывшие сотрудники внутренних дел, пожарные, военные, работники прокуратуры. Все они осуждены за совершение тяжких и особо тяжких преступлений: убийства, разбой, хранение и сбыт наркотиков, взятки, превышение и злоупотребление должностными полномочиями. В этой зоне нет деления на авторитетов, блатных и шестерок. Здесь только один хозяин -- начальник ИК-3 Сергей Ковтун. Он категорически не согласен с тем, чтобы его колонию по заведенному в блатном мире обычаю называли «красной» или «ментовской». Колония, по его мнению, это государство в государстве, начальник ее служит закону, а для подчиненных и заключенных закон -- это слово начальника. В самом деле, в этой колонии все как в мини-государстве, государстве строгого режима. Есть руководитель и его аппарат, есть свои правила и порядки, которым подчиняются «подданные», а для нарушителей есть специальная «тюрьма в тюрьме» -- ШИЗО, ПКТ (помещение камерного типа) и СУОН (строгие условия отбытия наказания). Как в каждой стране, есть своя экономика, то есть производство и цехи, от прибыльности которых зависит благосостояние народа. Появились деньги -- построили баню, разбили маленький парк с фонтаном, а в столовой запахло вкусным мясным борщом.

Не стоит на месте культурная и общественная жизнь колонии: осужденные сочиняют стихи и музыку, пишут картины, ходят в библиотеку, которая, кстати, считается самой большой в области. Глава этого государства мудро рассудил, что в благоприятных человеческих условиях жизни у народа отпадет желание бунтовать. За полтора года, что г-н Ковтун находится у власти, ему удалось не только поднять свою «страну» из разрухи, но и превратить некогда существовавшее подполье в подобие самого настоящего гражданского общества. Многие из основателей созданной три года назад правозащитной организации «Гласность» уже освободились, но продолжают помогать своим товарищам по несчастью в правовых и бытовых вопросах. Только теперь они могут советоваться с хозяином, а, как известно, путем переговоров и мирного диалога могут разрешаться самые трудные проблемы. Конечно, проведенные реформы не превратили колонию строгого режима в пионерский лагерь. Она по-прежнему остается местом, где находятся люди, лишенные самого ценного -- свободы. Но, хотя многие проведут здесь не один десяток лет, именно у этих осужденных есть реальный шанс не только осознать совершенные когда-то ошибки, но и вернуться в общество полноценными людьми, а не пополнять по установившемуся в России обычаю ряды бомжей и закоренелых преступников.

Власть

Начальник колонии подполковник внутренней службы Сергей Ковтун встретил нас хмуро. Как выяснилось позднее, человек он занятой, дел невпроворот, и совсем не до экскурсий с журналистами. «Вы хотите колонию посмотреть? Хорошо, я покажу. Правда, кроме вас у меня сегодня еще «летучих голландцев» 30 человек нагрянуло («летучими голландцами» Сергей Михайлович называет внеплановую проверку областного ГУИН, что без предупреждения пожаловала. -- Ред.). Всего у меня девять проверяющих органов, и все могут снять с должности. А у прокурора тут вообще свое отдельное рабочее место есть, он каждый день здесь бывает и тоже надзирает за тем, как колония функционирует». Прежде чем г-н Ковтун повел нас на зону, он счел нужным пояснить, что именно представляет собой колония. «Мы все здесь существуем в замкнутом пространстве. Колония -- это особая система, это государство в государстве. Верховенствует тут закон, и если кто-то не будет его исполнять, будет наказан. Чтобы требовать что-то от осужденных, нужно сначала создать им соответствующие условия. И должен сказать, что их условия гораздо лучше, чем у сотрудников колонии. Я ведь не присутствовал при совершении ими преступления и не я их судил. Люди здесь по 20--25 лет сидят, колония -- это теперь их дом, а потому я для них и отец, и брат, и сват».

Сергей Ковтун на должности начальника колонии относительно недавно, с августа прошлого года. Но и его подчиненные, и заключенные в одни голос заявляют, что с тех пор очень многое изменилось, при этом для большинства -- в лучшую сторону. Но есть и такие, кому новаторства нового хозяина не по душе. Из колонии уже уволились 29 человек, и не всегда по собственному желанию. «Если честно, самое трудное для меня -- это мои собственные подчиненные. Их приучить к порядку сложнее всего. Но это и понятно -- обязанностей у них выше крыши, а зарплата мизерная, на нее семью не прокормишь», -- пожаловался на свои беды Сергей Михайлович и повел показывать хозяйство. На КПП столкнулись с одним из заключенных. Он оказался бывшим сотрудником иркутского уголовного розыска, осужденным за хранение наркотиков. Худенького мальчика в очках очень смутило присутствие журналистов, и он тихо попросил не фотографировать. «Вот, домой его отпускаю на 12 дней за хорошее поведение», -- объяснил начальник. Дежурный взял наши паспорта и мобильные телефоны, а потом крикнул: «За женщину-то кто распишется?» Ничего оскорбительного в его словах, как выяснилось, не было, просто в мужской колонии ни одна женщина не может ходить без сопровождения, и ко мне приставили конвойного. Правда, экскурсия вопреки ожиданиям прошла без каких-либо ЧП. Да и вообще зона оказалась совсем не такой, какой она обычно представляется: зэки с сумрачными лицами, в наколках, сидящие на корточках, ругань, грязь, полуразвалившиеся бараки, мутная баланда...

За полтора года Ковтун сумел поднять производство в колонии -- обувную фабрику, лесопилку, мебельный цех -- и на полученные от реализации продукции средства занялся реконструкцией колонии. Теперь она уже не выглядит как зона строгого режима, а скорее как пионерский лагерь строгого режима. «Вы бы видели, какая раньше столовая была, хлев, а не столовая -- стены обшарпанные, освещения никакого, а про меню и говорить нечего». Сергей Михайлович отошел к раздаточному окошку и вернулся с полной миской борща. «Вот видите, это самый настоящий борщ. И вот мясо в нем плавает. Да вы пробуйте, пробуйте, на вкус ничуть не хуже домашнего», -- начальник первым отхлебнул борща, чтобы присутствующие не сомневались в хорошем качестве тюремной пищи. На одной из стен висит таблица с нормативами продуктов, чтобы каждый мог видеть, сколько витаминов и калорий ему полагается, и сравнивать с тем, что наливают в миски. Особая гордость Сергея Михайловича -- недавно построенное кафе «У Иваныча». В уютном, обитом деревом баре каждый месяц проводится «день именинника», когда для «новорожденных» осужденных устраивается праздник с чаепитием.

Однако восторг по поводу образцовой колонии поспешила поубавить майор внутренней службы Елена Мотовилова: «Вы только не вздумайте писать про то, как замечательно живется у нас в колонии, а то люди решат, что здесь рай. На самом деле жизнь здесь не сахар, заключенные попали сюда за совершение тяжких и особо тяжких преступлений, и, поверьте, никто из них не рад, что оказался в колонии, и они бы дорого дали за то, чтобы выйти отсюда».

Народ

Население колонии -- 1200 человек, и для всех один распорядок. Подъем в шесть утра. В 7.30 «трудоустроенные» осужденные отправляются на производство -- лесопилку, мебельную и обувную фабрики, хлебопекарню. Остальные полностью предоставлены сами себе.

Оказавшись в заключении на годы, зэки недолго бесцельно слоняются по колонии. Каждый из них заново переосмысливает прожитое, а времени на то им дано предостаточно. Кающиеся, молящие и просящие, они часто обращаются к Богу и в колонии сами устроили божьи храмы -- православный, мусульманский и буддистский. Конечно, храмами небольшие комнаты-молельни назвать сложно, но по сути своей они именно таковы, поскольку создавались от всей души. Фрески на стенах и потолке, иконы в маленькой православной молельне любовно расписаны руками самих заключенных, и каждое воскресенье и по праздникам ее посещает священник, проводит службы. Повсюду в колонии -- и в бараках, и в кабинете начальника -- висят картины осужденных художников, а на них сплошь пейзажи: тайга, горы, Байкал, окрашенные яркими отсветами заката. Все население колонии зачитывается стихами осужденного Абдрахманова. Долгие годы, что поэт проведет за трехметровым забором и колючей проволокой, проглядываются сквозь строки его стихов.

А осень для меня не время года,

Она -- безвременье природы,

Итог свершившихся коллизий,

Виток круговорота жизни,

Она -- мгновенье перехода...

Ах, осень,

Ты не время года.

Рок-группа «Кому за 20» тоже вполне могла бы с успехам выступать в лучших столичных клубах. Сроки членов группы превышают 20 лет, отсюда и название. Песни «Чижа», рок-мюзикл «Призрак оперы» и жалостливая песня про маму, исполненные экспромтом, поражали своей искренностью, наверное, оттого, что поют для себя и для таких же, как они, а не ради славы, денег и прочих прелестей шоу-бизнеса.

Как и в любом обществе, в колонии есть простые граждане, а есть выдающиеся. Тюремных традиций деления на касты в ИК-3 нет, но все-таки можно выделить различные социальные слои. В самом низу -- так называемая пехота. Как правило, это солдаты срочной службы, пожарные и прочие рядовые, у многих из которых за плечами в лучшем случае девять классов средней школы. Правда, многим из них теперь представилась возможность продолжить образование -- каждый день на зону приезжают учителя из Иркутска, преподают физику, математику, литературу, русский язык, музыку -- все на абсолютно безвозмездной основе. А для продвинутых осужденных организовали английский, немецкий и испанский клубы.

Интеллигенцию видно сразу. Бывшие сотрудники милиции, следователи, сотрудники угрозыска и прокуратуры сохранили на своих лицах отпечаток интеллекта. И хотя они по обыкновению малоразговорчивы, но все-таки общаться с ними довольно интересно. На совести многих из них убийства, разбои и взятки, но все это произошло, по их собственным словам, исключительно «по глупости». Осужденный на 14 лет за убийство и разбой Владимир Цинин когда-то служил во вневедомственной охране в подмосковном городе Электростали. «Зарплата у нас была маленькая, поэтому я уволился и занялся частным бизнесом, устанавливал сантехнику. Стал хорошо зарабатывать, даже нищим бабушкам-пенсионеркам помогал, бесплатно чинил им сантехнику. А потом у меня вышел конфликт с одним из моих знакомых, которому я денег должен был. И как так получилось, что мы повздорили, до сих пор понять не могу, -- рассказывал Владимир. -- Самое обидное, что срок у меня большой, рабочие года уходят, мне ведь уже 44 года. У меня уже и внуки есть, и хочется им помогать». Приговоренный к семи годам за разбой бывший питерский сотрудник милиции Константин Богданов через четыре месяца рассчитывает на условно-досрочное освобождение. «Молодой я тогда был. Ну и захотелось всего сразу и много», -- объяснил он.

Живут в ИК-3 и совершенно примечательные личности. Один из них руководит работой на хлебопекарне колонии. Это заключенный Виктор Чмутов, в прошлом крупный чиновник, осужденный в 1999 году на 12 лет лишения свободы за организацию убийства. Услышав наш разговор с майором Мотовиловой о тяжестях колониальной жизни, он вдруг вздохнул и сказал: «Да-а. Конечно, здесь плохо, лучше сюда не попадать». А потом повел показывать свое хозяйство. Но в его рассказе о том, как «хорошо и слаженно работает пекарня, обеспечивая хлебом всю колонию», не слышалось восторга от успехов передового труда, а во взгляде сквозила тоска. «Между прочим, Виктор Александрович уже скоро нас покинет, через 50 дней он выходит на условно-досрочное освобождение, -- вдруг сказала майор и, обращаясь уже к осужденному, добавила: -- Может быть, вы совершите какой-нибудь проступок и тогда останетесь здесь, ведь нам вас будет так не хватать». «Ну нет уж, спасибо, гражданка майор, уж лучше я на волю отправлюсь, -- без тени юмора ответил осужденный. -- Я теперь уже дни до освобождения считаю. У меня там столько дел -- детям помогать надо, да и внуки уже подрастают. Домой хочется». Интересуюсь, чем планирует заниматься, когда освободится. И тут глаза осужденного засверкали: «Я главой Норильска был, и в вице-губернаторы Красноярского края меня прочили, так что работа для меня всегда найдется!» На секунду он задумался, глядя куда-то вдаль, а потом вздохнул и тихонько так добавил: «А этот приговор... Ну вы же знаете, что такое политика! Кто-то кому-то что-то шепнул, и ты уже на скамье подсудимых». Как только мы покинули хозяйство Виктора Чмутова, майор прокомментировала слова осужденного чиновника: «Вы только не обращайте внимания на всю эту уголовную лирику. Они вам тут такого наговорят! Их послушать, так каждый второй -- невиновный. На самом деле, раз они сюда попали, значит, было за что. Суд просто так подобные приговоры не выносит».

Оппозиция

Три года назад заключенный, а ныне адвокат Сергей Бровченко основал в колонии правозащитную организацию. Необходимость ее создания объяснялась тем, что большинство осужденных не в состоянии отстаивать свои интересы в одиночку, -- будь то из-за элементарной правовой неграмотности или в силу не сложившихся отношений с администрацией. Сам Бровченко -- личность на зоне легендарная. В 1999 году Савеловский райсуд Москвы приговорил его к девяти годам колонии строгого режима за хранение и сбыт наркотиков в особо крупных размерах. Впоследствии Верховный суд трижды отменял приговор, указывая при этом, что ни одно из обстоятельств, приведенных обвинением в качестве подтверждения вины подсудимого, так и не было доказано на суде. Вопрос о виновности Сергея Бровченко до сих пор остается открытым, а между тем он уже успел отсидеть в колонии шесть лет, то есть две трети от назначенного наказания. В мае этого года на четвертых по счету слушаниях по его делу Савеловский суд изменил ему меру пресечения с ареста на подписку о невыезде, поскольку сторона обвинения из заседания в заседание являлась в суд неподготовленной, но тем не менее настаивала на необходимости содержания обвиняемого под стражей. Парадоксально, но, оказавшись на свободе, которой столько лет добивался, Сергей Бровченко зачастил на зону. «Я просто не могу бросить свою организацию, меня ребята ждут, которым я обещал помочь», -- объяснил он. В 2001 году, когда приговор был отменен в первый раз, Бровченко, находясь в колонии, отказался выйти на плац на построение. «Если нет приговора, то со мной не могли обращаться как с обычным осужденным, ведь тогда в отношении меня снова начал действовать принцип презумпции невиновности. Но меня почему-то продолжали держать на зоне. Бунт был единственным в то время средством обратить на себя внимание», -- рассказывал Сергей. За нарушение порядка его посадили в ШИЗО, но «нарушитель» не сломался, продолжал настаивать на своем, и вскоре его переправили по этапу в московский СИЗО. Суд снова назначил ему срок, но на зону Сергей вернулся уже как признанный авторитет. Один за другим заключенные стали обращаться к нему с просьбами помочь -- кому грамотно кассацию составить, кому жалобу на действия начальства колонии написать. У Бровченко появилось несколько единомышленников, и вместе они создали правозащитную организацию «Гласность».

«Нас вдохновил гражданский форум, который президент Путин проводил в 2001 году. Он тогда сказал, что наша страна не может нормально развиваться без гражданского общества. А мы что же, не граждане? Вот и решили поучаствовать в воплощении президентской программы в жизнь», -- вспоминал Сергей. Поначалу правозащитная организация существовала подпольно. Прежняя администрация колонии воспринимала ее участников как потенциальных бунтарей. Но с приходом Сергея Ковтуна все изменилось, и организация из подпольной превратилась в легальную.

«Общественные организации ни в коем случае давить нельзя, -- считает начальник колонии. -- Люди, которые живут здесь, находятся не в правовом вакууме, не надо считать их отбросами общества. То, что они в закрытом пространстве, не отменяет необходимости решать их правовые проблемы, и в том числе с помощью общественной организации». Сергей Ковтун и сам ведет прием заключенных, выслушивает их жалобы и помогает по мере сил, он даже оборудовал себе кабинет на территории колонии, хотя предшественники его на зону нос не казали.

Сергей Бровченко все время нашей экскурсии носился по зоне с горящими глазами, оживленно переговаривался с заключенными, обсуждал с ними их проблемы, всем обещал разобраться и помочь, и, казалось, он настолько счастлив, что вновь вернулся сюда, насколько счастливы бывают те, кто после долгих странствий приезжает домой. «Как же все тут изменилось! И баню даже построили, настоящую баню! Разве можно было себе представить такое еще пару лет назад? Тогда и зимой все обливались холодной водой из таза, зэки пухли от голода. А теперь еще и столовая шикарная появилась», -- не переставал восхищаться новшествами бывший зэк. Но больше всего его поразило то, что начальник колонии не гнушается общением с осужденными. «Я сам присутствовал при том, как Ковтун ведет прием. Это просто поразительно! Он всех внимательно выслушивает и никогда не оставляет ни одной просьбы или жалобы без внимания», -- поделился своими впечатлениями о работе нового начальника Сергей Бровченко.

Но заключенный никогда не станет делиться самым сокровенным со своим тюремщиком, каким бы прогрессивным он ни был. Бывший следователь ГУВД Челябинска Сергей Демешко освободился этим летом. Выйдя за ворота колонии, он оказался один на один с миром. 800 руб. в кармане да папка с документами -- вот весь его нехитрый скарб. Возвращаться в Челябинск не было никакого смысла -- семья распалась, работы не было. Куда податься бывшему зэку? От соблазна встать на криминальный путь его отделяла тонкая грань. Остаться человеком помогла все та же правозащитная организация зэков, которую Сергей Демешко создавал вместе с Сергеем Бровченко. Демешко остался жить в Иркутске и продолжает трудиться на благо своих бывших товарищей по несчастью -- одно за другим идут к нему письма из зоны. Вот выдержки из некоторых из них.

«Сережа, здравствуй! Ты, наверное, помнишь меня, Сироткина Константина Петровича. Я к тебе обращался, еще когда ты был в ИК-3 г. Иркутска. Меня осудили по ст. 30 ч. 1, ст. 33 ч. 3 и 4, ст. 105 ч. 2 УК РФ (покушение на убийство, организация и подстрекательство к убийству. -- Ред.). В моем уголовном деле постановление о возбуждении вынесено в сентябре 2001 года, а все доказательства в деле были собраны оперативным путем в августе того же года. Аудио- и видеозаписи были сделаны тогда же. Все эти незаконно добытые сведения приобщены к делу. И в обвинительном заключении и приговоре суда все это взяли за основу и состряпали уголовное дело. В августе 2004 года, когда я обнаружил эти нарушения, я отправил надзорную жалобу в Верховный суд, в Москву, чтобы отменили приговор. Ответ пока еще не получил. Сережа, если сможешь обратиться от правозащитной организации в Верховный суд по моему делу, то я буду очень признателен. Дело мое выигрышное, в нем конкретно нарушены нормы УПК. Кроме того, мне одному вменяют и организацию, и подстрекательство, и соучастие в преступлении. Все эти признаки преступления у одного лица, как ты сам знаешь, не могут быть. Сережа! Я понимаю, что моя просьба займет у тебя и время, и средства, но прошу тебя посодействовать».

«Уважаемый Сергей Демешко, прошу вас о юридической помощи в моем уголовном деле в качестве защитника, а также в деле о незаконном отчуждении имущества без моего ведома... Ковтун по моему заявлению не вызвал, пробиться не смог, он опять за себя отправил Ивайловского, но его амбиции «выше всех законов», его личное неприятие меня началось с момента моего первого обращения, за шесть месяцев до смерти моего отца, который в то время уже был тяжело болен. Этот человек, вероятно, и формирует мнение перед Ковтуном, хотя все четыре с половиной года я прожил здесь без единой жалобы. Но теперь, после двукратного наплевательства на закон, я за собой оставляю право жаловаться в управление исправительной системы округа и России, а если будет нужно, то и в администрацию президента. Жилье мое разрушается, имущество будет утрачено, а для меня это значит одно -- бомж. Мне морально скверно, люди здесь ездят в отпуска, это блатные, по договоренности с администрацией. Одна надежда на независимые СМИ, другого пути не вижу, время уходит... Если у меня начнутся трения с администрацией, я «закроюсь» с объявлением голодовки и требованием прибытия прокурора из областной прокуратуры...» -- пишет осужденный за убийство своей жены врач-анестезиолог Павел Ляшенко. За совершенное преступление в состояние аффекта (Ляшенко уличил свою супругу в измене) врач получил 12 лет колонии строгого режима, а теперь благодаря стараниям родственников может лишиться всего своего имущества. Сергей Демешко будет представлять его интересы в Верховном суде, поскольку считает, что наказание несоразмерно совершенному преступлению. «Конечно, бывает, что осужденные преувеличивают свои проблемы, начинают писать жалобы на сотрудников колонии по поводу и без повода, каждое сказанное в их адрес слово переворачивая с ног на голову, но понять их можно. Трудно адекватно воспринимать действительность, годами находясь в заключении», -- считает г-н Демешко. Правда, при этом он не видит в осужденных невинных жертв судебной и прокурорской несправедливости. «Среди заключенных крайне редко попадаются такие, кто абсолютно ни в чем неповинен. А вот случаев, когда на совесть людей вешали преступления гораздо более тяжкие, нежели они на самом деле совершили, или добавляли несколько «лишних» статей, действительно много, и наша задача -- через суд восстанавливать справедливость», -- заявил Сергей Демешко.