Сегодня вновь речь пойдет о старших. Писатели эти (как и все истинные художники и крупные люди) друг на друга совсем не похожи. У них очень разные книги (да и жанровые доминанты). У них очень разные судьбы -- как ни грустно, но без всем памятных слов Саади--Пушкина здесь не обойдешься. Если же искать общее, то невольно упрешься в банальность. Но лучше быть банальным, чем неблагодарным. Благородство. Глубокая укорененность в культуре. Ошеломляющий творческий азарт. И любовь к человеку -- к нам, грешным. Без героев этой колонки мы были бы другими. И русская словесность, в историю которой вписаны их имена, тоже.

«Вагриус» продолжает републикацию книг Натана Эйдельмана (см. «Время новостей» от 20 июля). Ныне переиздан «Лунин» (1970) -- первое из декабристских жизнеописаний, долгое время ходившее в бестселлерах и считавшееся едва ли не лучшим сочинением автора. Что не вполне соответствует истине. Написанные позднее «Апостол Сергей» и «Большой Жанно» -- работы, на мой взгляд, более глубокие и многомерные. К «Лунину», однако, российский интеллигентный читатель испытывал особое чувство. Прежде всего из-за второй части биографии -- «212 дней», ярко и яростно прописанной истории следствия и суда, решавших участь декабристов. Завораживала картина поединка одинокого несгибаемого рыцаря и могучей государственной системы, успешно сминающей большинство подследственных. Аллюзионность возникала сама собой, а стремление к объективности (в отличие от типовых советских историков Эйдельман видел в членах следственной комиссии и судьях -- людей, пусть «людей системы», но все же -- живых и разных) заставляла при сравнении «царских сатрапов» и новейших инквизиторов отдавать предпочтение первым. При этом политическая составляющая вовсе не отменяла собственно исторической, а заглавный харизматичный герой в равной мере завораживал любителей «красивых костюмов» и потенциальных диссидентов, иногда становящихся диссидентами реальными. Трудно переоценить роль этой книги и в истории отечественного инакомыслия, и в формировании позднесоветского «декабристского мифа», и в писательско-исследовательской судьбе Эйдельмана. В «Лунине» уже намечены многие проблемы, что будут сопровождать историка до его безвременного конца. Вероятно, обратись Эйдельман к этой фигуре еще раз, «рыцарь без страха и упрека» претерпел бы под его пером некоторые изменения -- в реальном Михаиле Сергеевиче Лунине нетрудно приметить и странные, если не сказать -- зловещие, черты. Не то чтобы Эйдельман игнорировал их вовсе, но, размышляя о Лунине, он ставил акцент на мужестве и чести, а не на их демонической изнанке. И если сейчас о Лунине (да и о других декабристах) мы можем судить и иначе, то во многом благодаря Эйдельману, чья биография Лунина и сегодня не только восхищает артистизмом и влюбленностью в героя, но и стимулирует рождение новых мыслей.

Одной из первых книг серии «Премия Liberty» (М., «Новое литературное обозрение») стал сборник прозаических и стиховых сочинений Василия Аксенова «Американская кириллица». Премия, за чьих лауреатов ныне взялось «НЛО» (одновременно с аксеновской книгой вышло собрание высокомудростей Михаила Эпштейна «Знак пробела: О будущем гуманитарных наук» и коллекция «тонкожурнальных эссе Льва Рубинштейна «Погоня за шляпой и другие тексты»), вручается «за выдающийся вклад в русско-американскую культуру и развитие культурных отношений между Россией и США». Учрежденной в 1999 году награды на сегодня удостоены 13 человек -- художники, литераторы, артисты, искусствоведы (среди них и глава «НЛО» Ирина Прохорова). Люди все почтенные и не без «культовости», но все же в этой колоритной компании Аксенов видится мне «первым среди равных». Не столько из-за моей давней и необоримой любви к автору «Затоваренной бочкотары», «Ожога» и «Скажи: изюм», сколько из-за точного соответствия награды и героя. В русско-американском диалоге ХХ и последовавшего за ним веков роль Аксенова сопоставима лишь с той, что в позапрошлом веке играл в диалоге русско-французском (да и русско-европейском) Иван Сергеевич Тургенев. Аксенов принялся за Колумбов труд задолго до того, как впервые пересек океан, и не прекратил этого увлекательного занятия по сей день, когда перебрался в Старый Свет. О том, что же на самом деле происходит в заморской дали, писатель сообщал нам многажды и всякий раз по-новому. Теперь «Американской кириллицей» подводятся предварительные итоги долголетних розысков, выдумок и изобретений. За главами из подсоветского «Круглые сутки нон-стоп» следуют фрагменты раннеэмигрантской книги «В поисках грустного бэби», романов «Желток яйца», «Бумажный пейзаж», «Новый сладостный стиль», «Кесарево свечение», рассказы и очерки. Где здесь сон, а где явь, где документ, а где фантазия, понять решительно невозможно. Да и не нужно -- совсем не для того Василий Павлович рассказывает свои внешне мажорные, почти всегда подсвеченные печалью и уж точно всегда по-настоящему добрые истории. Вновь и вновь конструируя то велосипед, то вечный двигатель. Открывая по-прежнему неведомую Америку. И Россию.

Что же до новой серии, то, надо думать, «НЛО» не бросит славную затею на полпути и в обозримом будущем выложит на прилавки книги других свободоносных лауреатов -- среди которых художники Олег Васильев и Вагрич Бахчанян, поэт Лев Лосев, историк Джеймс Биллингтон, переводчик Виктор Голышев...

Двухтомник прозы Леонида Зорина вынужден характеризовать коротко (что мог, уже сказал в предисловии к этому изданию). В первый том вошли писавшийся на исходе 80-х роман «Злоба дня» (впервые был опубликован в 1992 году), еще раньше написанная повесть «Алексей» и ее «продожение-перетолкование», маленький роман «Забвение» (2003), чье название вынесено на титульный лист; во втором томе, кроме заглавного романа «Юпитер», разместились три других поздних романа -- «Кнут», «Трезвенник» и «Сансара» (обо всех писалось в пору их публикаций, о «Сансаре» -- совсем недавно; см. «Время новостей» от 26 октября) и четыре рассказа цикла «Из жизни Ромина». Не вошел роман «Завещание гранда», что ныне анонсируется «Знаменем» -- он был закончен уже после того, как двухтомник сформировался. Завтра Леониду Генриховичу Зорину, создателю «Варшавской мелодии» и «Медной бабушки», «Диона» и «Покровских ворот», «Коронации» и «Пропавшего сюжета», автору мудрой, сосредоточенной и -- как бы грустно ни приходилось ее герою -- обнадеживающей и помогающей жить прозы, исполняется восемьдесят лет.