Переступаем порог «Нового Манежа»... Налево пойдешь -- на курорт попадешь. Направо пойдешь -- Рай обретешь. Устроенная комитетом по культуре Москвы, оргкомитетом «Российско-германские культурные встречи 2003--2004», Кунстхалле Баден-Бадена, немецким Культурным центром имени Гете, кураторами Георгием Никичем и Маттиасом Винценом экспозиция прельщает установкой на тотальный оптимизм. Как минимум сулит хорошее настроение. И в принципе не обманывает. По сравнению с предыдущими форумами нынешний -- пример удачного альянса российских и немецких артинституций, выдавших в итоге продукт вполне качественный.

Выставка в левом от входа зале -- «На курорт!» -- весной этого года была обкатана в Кунстхалле Баден-Бадена. Она сделана с европейским лоском: качественные дорогие работы, удачно срежиссированное пространство, минимум визуальных помех. И не скучно. «Духи» Сергея Шутова -- темная ткань на качающихся плечиках с фонариками-глазками -- напоминают самое веселое в мире привидение -- мультяшного Карлсона из сказки Астрид Линдгрен. Не хватает только смачно исполненных голосом Василия Ливанова подвываний, уханий и угроз. Так что настроение рождается вполне себе каникулярное. Далее -- весь спектр летних развлечений: секс (фотографии «Лолита» Олега Кулика), деревня (фотосерия Николая Полисского о строительстве древесных артобъектов в селе Николо-Ленивец), парк культуры с аттракционами (мигающие, обернутые лавсановой пленкой скульптуры из пластмассы Наталии Турновой), конфеты чупа-чупс и кока-кола (инсталляция Елены Берг с огромными конфетами на пластиковых трубках, упакованные в красочные постеры с радующей глаз информацией -- едой, мотоциклами, девушками, вазами с цветами, водопадами)... Среди всей этой приятно возбуждающей кутерьмы несколько проектов держат внимание чуть дольше.

Первый -- инсталляция Дмитрия Цветкова «Родной, убей авангардиста!». В обитый алым двухметровый армейский кофр художник положил расшитое камнями и бижутерией атласное оружие: пистолеты, кинжалы, автоматы. Роскошь застит глаза. Такое пресыщение драгоценным милитаризмом я испытывал лишь внутри стамбульской сокровищницы турецких султанов. Придуманное Цветковым название -- реверанс в сторону недавно еще модного неоакадемизма. Облепившая клинки и дула бархатом, атласом, стеклярусом красивая пошлость разъедает пафос, как ржавчина сталь. Цветков поступил мудро: вывернул наизнанку фигуры агрессивной риторики, как в жизни (угроза насилия), так и в искусстве (сделайте нам красиво).

Второй проект (проекты): висящие рядом и в чем-то рифмующиеся фотосерии Владислава Мамышева-Монро «Игрок. Достоевский в Баден-Бадене») и Татьяны Антошиной «Европа». В образе реально посещавшего Баден-Баден в 1863 году и игравшего там в казино Достоевского Мамышев разоблачил перед нами наши же собственные штампы и клише, которыми аранжируется любая тема о высоком. Транслятором-фабрикатором этих штампов являются массмедиа. На мой взгляд, художник использует тройную систему дешифровки-считывания. Первый код -- трагическое амплуа актера немого кино. С «ретушированным» безумным взглядом, экспрессивной мимикой, в прямом смысле с «пеной у рта» (так Мамышев изображает мучившие писателя эпилептические припадки). Второй код -- современная мыльная опера на классический сюжет, «Бедная Настя» к примеру. Псевдосложность героев дается жирно и контрастно, если метания души, то сначала будет церковь, а потом пьяный дебош или наоборот. Ну и мизансцены в бутафорских будуарах и гостиных тут же, как же без них? Наконец, логически выведенный из первых двух третий код -- новый стиль экранизации произведений самого Ф.М. Публично признанным примером является «Идиот» Владимира Бортко. Присутствующая в настоящем Достоевском полифония и бережно созданное пространство субъективных размышлений собеседника (читателя) в экранизации превратились в мнимую многосложность, когда режиссер ловко манипулирует готовой колодой расхожих представлений о героях и проблемах, нигде не нарушая горизонтов ожидания «потребителя».

Другой иронический фотосериал принадлежит российской художнице-феминистке Татьяне Антошиной. Бабушка Европа, которую азартно играет самая что ни на есть народная артистка «пани Броня», встраивается в мизансцены классических картин и сюжетов, от гойевского «Сон разума рождает чудовищ» до «Царицы ночи». Вокруг пани резвятся эфебы, изображающие, надо думать, новые, «прогрессивные» цивилизации. Очень изящный сюжет: Европа стара, но безумно обаятельна, другие части света молоды и красивы, но без родной бабки глупы и бессмысленны.

Наконец, третий, сильно загрузивший посетителей, проект курортной выставки -- инсталляция Викентия Нилина «Волшебное зеркало». Движешься по коридору на свет. Заворачиваешь за угол. Упираешься в зеркало в старой раме. Стоишь пришибленный. Нервно себя ощупываешь. В зеркале отражается вся комната (с лампочкой, перемотанным изолентой проводом), кроме тебя самого. Тебя нет. Ты исчез. И все романтическое двоемирие, вся придуманная хорошими ребятами из группы Escape нонспектакулярность (невидимость) воспринимаются до жути явственно, а потому становятся очевидной (!) тавтологией. Открывается сей ларец-невидимка просто. Просто двоемирие воссоздано Викентием Нилиным во всех физических подробностях, а зеркало -- главная обманка, изобретенная художником. Приходите на выставку -- поймете, о чем я. Инсталляция Нилина, цельная по смыслу и виртуозно-простая по исполнению, оказывается символом самой выставки «На курорт!».

Коридор, ведущий в «Рай», поначалу манил больше. Увы... Как обычно бывает со слишком звучной темой, эскизного отношения к себе она не прощает. А выставка «Рай/Paradise» получилась уютной, милой, обаятельной, но именно что эскизной. Что-то такое живое, но недостроенное, недодуманное, в традициях студенческого workshop. Мыслить о делах курортных у художников получается лучше. На выставке «Рай/Paradise» присутствуют хорошие работы (Гора Чахала, Леонида Тишкова, екатеринбургской группы «Куда бегут собаки»), присутствуют средние. Есть дорогие инсталляции (Миши Кубалль). Есть бедные. Пожалуй, символом этой выставки может быть принята работа Ростана Тавасиева «К свету». Сплющенный плюшевый мишка на столике. А из него улетает к свету (лампочке под абажуром) ватно-поролоновая «душа» со стеклянными глазками. Трогательно, обаятельно. Но грустно отчего-то...