Сегодня телевидение все чаще оказывается в центре общественного внимания. Им недовольны почти все, но с разных позиций. Кому-то кажется, что на ТВ слишком много насилия, другие упрекают его в обслуживании интересов верховной власти, третьи считают, что на ТВ несоразмерно много развлекательных программ дурного качества. Мнение социолога, члена Федеральной конкурсной комиссии по телерадиовещанию, главного редактора журнала «Искусство кино» Даниила ДОНДУРЕЯ может показаться парадоксальным: он предполагает, что сегодняшнее телевидение выполняет не столько волю власти, или массового зрителя, а некий самозаказ. Свою точку зрения он изложил обозревателю газеты «Время новостей» Алене СОЛНЦЕВОЙ.

«Каждую минуту они заполняют сто сорок пять миллионов голов»

-- Почему мы вообще так много внимания уделяем телевидению?

-- Телевизионное сообщество -- небольшая, но очень влиятельная каста, поскольку ее лидеры распределяют огромные ресурсы. Более важные, чем доступ к продаже нефти, инвестициям, на которых зиждется экономика страны. И дело тут не в денежных средствах ТВ, хотя, надо признать, в других сферах культуры ничего подобного нет. Бюджет каждого из больших телеканалов в этом году приблизится или преодолеет планку в 300 млн долл., ведущих дециметровых -- в 100 млн. Но их влияние на жизнь страны вовсе не измеряется деньгами.

Во власти ТВ, во-первых, статусы: именно телевидение направляет свет времени на человека, и он становится героем, суперзвездой, или убирает этот свет, и тогда он как публичная фигура исчезает. Спросите сегодня у зрителей, кто такие Сосковец или Кириенко? Через два года большинство не вспомнит фамилии Гусинского или Касьянова. Дело не в том, что они потеряли должности, а в том, что исчезли с экранов. Телевидение -- средство излучения времени, а это, как сказала бы Раневская, «страшная сила».

Второе -- это содержательное наполнение эфира, так называемый контент. Здесь телевизионщики -- настоящие демиурги: каждую минуту они, как безотказный круглосуточный конвейер, заполняют сто сорок пять миллионов голов, хотите -- одним содержанием, хотите -- другим: смысловыми ориентирами, драматизмом, спокойствием или мусором, -- называйте как угодно!

В-третьих, они главные «поставщики» реальности. Они не только отбирают, что именно люди будут смотреть, но и подсказывают, как это надо оценивать и как реагировать. Их собственную телеверсию реальности вам доставляют на дом, и вы видите именно то, что и как -- они за вас решили -- вам надо увидеть. Это больше чем цензура. ТВ управляет вашим взглядом и вашим мнением.

Четвертое, электронные СМИ сегодня не только главные информаторы и просветители, но и настоящие силовики, искусные стражи миропорядка, охранники власти, ее секретные службы и, в конечном счете, куда более сильный инструмент, чем, скажем, войска.

Пятое, они массовые затейники. Современная цивилизация давно направлена в сторону развлечения, гонка за которым по затратам денег и времени вполне сопоставима с трудом. Жажда удовольствий перестает быть компенсаторной, вторичной ценностью по отношению к занятости, зарплате, творчеству и становится равной им, а вскоре, возможно, и более значимой.

Я назвал лишь несколько из основных функций ТВ. Можно добавить еще десяток. И выполняют их топ-менеджеры больших каналов и телевизионных сетей. Есть, понятно, кураторы и среди владельцев, и в администрации президента, но они решают не все. Ценностное наполнение эфира, палитра его актуальных смыслов, профессиональное качество телепродукта, тип развлечения -- не их компетенция. Политики и бизнесмены заняты в медиапространстве в основном воздействием на электорат и зарабатыванием денег.

-- Интересно, однако, что как бы ни шла ротация внутри системы, кто бы ни оказывался у руля, направление, как нарочно, оказывается одно и то же -- негативное отражение реальности...

-- Было бы неправильно говорить про сознательное формирование такого видения реальности. Никто подобный задачи, конечно же, не ставит. Наоборот, под грузом политических, экономических, технологических, контентных, эстетических обязательств нынешние теленачальники убеждены, что обеспечивают универсальное телепредложение, удовлетворяют самые разнообразные потребности зрителей. Это некий оголтелый критик утверждает, что на экране слишком много бандитов, неудачников и несменяемых эстрадных лиц. По мнению профессионалов, все гораздо сложнее. Или, наоборот, проще: люди хотят видеть то, что мы им показываем. Мы-то, дескать, готовы рассказывать про успех, труд, жертвенность, романтическую любовь, про радости семейной жизни, но они -- после десятилетий официально насаждаемого оптимизма -- этим просто не интересуются. Под воздействием естественных инстинктов наши зрители, как и всюду в мире, «жаждут крови» и с колоссальной силой переживают страхи перед насилием. К тому же посчитайте, сколько в последнее время было программ про Андропова, Чкалова, Горького, Берию, Брежнева, про наше славное советское прошлое, про секретные разработки оружия и доблестные спецслужбы. Так что мы объективно разбираемся в истории нашей страны. В новостях помимо чрезвычайных событий у нас всегда есть рассказ о человеческой судьбе, будь-то принцесса Диана или какая-нибудь ясновидящая девочка из Подмосковья. Есть живые сюжеты про гонорары теннисисток или... про каннибалов. Это и есть современное «объемное телевидение». В конце концов сравните российское ТВ с итальянским, испанским, немецким, где в прайм-тайм идут примитивные ток-шоу для домохозяек, где отпускаются уж совсем дурацкие шуточки, спускают трусы...Разве не так? Наши СМИ на самом деле куда более интеллектуальны.

«Элита сама себе воспитывает заказчика в лице массового зрителя»

-- Вы-то как раз, если я правильно понимаю, утверждаете, что беда телевидения не в низком уровне, погони за рейтингом, обилии рекламы, как думает большинство его спонтанных критиков, а в том, что в голове у зрителя формируется некий негативный сколок действительности, картина не модернизуемого, а разрушающегося мира...

-- О рейтинге мы поговорим отдельно, а сейчас о «картине мира» в сознании каждого из нас. Человек ведь встраивает свои индивидуальные взгляды, ценности, цели в некие системы. Эти индивидуальные «картины устройства жизни» и есть наша смысловая иммунная защита. Она может быть устойчивой, а может -- разбалансированной. Этот цензурирующий всю поступающую информацию фильтр либо укрепляет представления картины каждого зрителя, адаптирует их к запросам, вернее, вызовам времени, экономики, культуры, цивилизации, либо трансформирует в любом направлении и даже разрушает.

Современное телевидение в нынешнем виде существует с 1995 года, когда возникли частные каналы, настоящая реклама. За десять лет -- да еще в «эпоху перемен» -- ТВ призвано было переформатировать систему ценностей -- главных координат миллионов. И с одной стороны, телевизионная информация отражает реальность: мы видим, какие сдвиги происходят вокруг, нам показывают лидеров разных партий, люди говорят, что хотят, покупают заводы, иронизируют над Кремлем... Все это немыслимо в недемократическом обществе. Но ведь это только часть реальности. Многие ее важнейшие фрагменты, схемы, объяснения не попадают на экраны. У меня возникает впечатление, что массовое сознание в России сегодня формируется подобно тому, как если бы огромное здание новой жизни бетонировали без арматуры. Было бы неправильным увидеть в этом чей-то злой умысел -- Кремля, телевизионных авторов, иностранных спецслужб. Работает невероятно сложная российская национальная социокультурная система, в которой новые идеи, бизнес, политика особым образом сращены с представлениями элиты, с ее, по существу, левым сознанием... Здесь корень ценностно-идентификационного кризиса в нашей стране.

-- Вы имеете в виду властную элиту?

-- Да, но не столько политическую, сколько интеллектуальную, медийную. Тех людей, кто профессионально -- за деньги -- пишет тексты, ставит и ведет программы, заведует редакциями. Кто продюсирует разного рода телепродукты. Их всего несколько тысяч человек. Но именно они занимаются переформатированием происходящего по тем сценариям, по которым телевидение поставляет отредактированную реальность. Добавьте к этому ньюсмейкеров, экспертов, выступающих на телевидении, звезд -- вот, кто имеет власть. Все слои общества -- от школьников и разнорабочих до миллиардеров и администрации президента -- питаются мнениями этой прослойки медийных профессионалов. Осознают происходящее по ее матрицам. Хотя живут, возможно, совсем по другим.

-- Телевизионное начальство утверждает: ТВ показывает то, что хотят видеть зрители. А кто является «заказчиком» такого интереса зрителей?

-- На самом деле эта прослойка влиятельна еще и потому, что определяет не только то, что будут производить и показывать, но сами принципы восприятия тех, кто будет это смотреть. Телепрограммы как бы «смотрят» зрителей, так же, как зрители -- программы. Коммуникация всегда активный взаимообмен. Таким образом элита, через двадцатку телевизионных топ-менеджеров, сама себе воспитывает заказчика в лице массового зрителя, от имени и по поручению которого затем формирует телепоказ. Тут работает блестящая потребительская схема: во многом определяя вкусы и пристрастия публики, телемагнаты утверждают затем, что -- по жестким законам экономики -- вынуждены соответствовать им.

«Нам естественно и привычно зарабатывать на деструкции»

-- Каким образом сложились именно такие их групповые, классовые интересы? Им так удобнее? Выгоднее?

-- Во-первых, это ответ на колоссальный -- в сотни лет -- гнет власти, ее презрение к достоинству личности, всегда в России унижающий гнет денег. Это компенсация интеллигенции за интеллектуальные унижения, за собственные разочарования...

-- Ну тогда и за крепостное право...

-- Да, конечно, поскольку в их действиях очевидна непреодоленная форма феодализма. Сами культурные матрицы у нас, на мой взгляд, сохраняют и воспроизводят неочевидные следы рабства, неуважения к чужой собственности, иному мнению, к другим картинам мира. Неофеодализм проявляется и в отсутствии гражданского общества -- о нем только говорят. И в том, что культура десятилетиями выполняла несвойственные ей функции, и в том, что обновление, настоящая модернизация, идет только сверху. Наша интеллигенция по самому устройству системы не могла не зависеть от власть имущих. Деньги попадали тем, кто получал привилегии. А те, кто их не получал, воспитывался как оппозиция и двор будущих властителей. Нигде в мире нет такого неравнодушия (ненависти) к любой государственной власти. У нас власть на подозрении всегда, в любом проявлении и в любых действиях, что, на мой взгляд, обратная черта лизоблюдства. Вы, надеюсь, заметили, с какой преданностью и удовольствием профессиональная интеллигенция работает на олигархов.

Конечно, деньги в России действительно можно было получить только в связи с тесными отношениями с властью, при этом -- в большом времени -- даже неважно, прислуживаешь ты ей или обличаешь. Когда в ситуации приближающейся свободы Егор Лигачев сказал, что будет ограничена подписка на журналы и газеты, люди побежали на почту и сделали крупнейшими в мире не только тиражи «Аргументов и фактов», но и «Нового мира», и «Знамени», «Иностранки». Это тоже была форма протеста.

Главное другое -- нам естественно и привычно зарабатывать на деструкции, которая пафосна и моральна, а толерантность и созидание -- нет. Оптимизация системы во многих случаях объявляется прислуживанием власти, а значит, побуждением подозрительным.

Сообщество медийной элиты имеет свою этику, свои принципы заботы о зрителях-читателях, собственные профессиональные стереотипы. Она ведет себя как барин, который может потратить огромные деньги на сериал или программу «для народа», которые он сам никогда не станет смотреть. Но ее уверенность в том, что именно это нужно «простым людям», неколебима. Так что все претензии к телевидению, произнесенные, в том числе и его служителями, -- претензии в основном к самим себе.

«Мистифицированная «дубина рейтинга» позволяет дорого продавать рекламодателям головы зрителей»

-- Теперь про рейтинг. Это очень простая -- буквально два показателя -- и очень удобная для пользователя система измерений. В ней участвует 1600 домохозяйств из городов с населением более 100 тысяч человек. Весь фокус в том, что чисто количественные показатели (объем и доля аудитории) объявляются качественными, содержательными. Считается, что раз вы не выключили телевизор, значит, вам передача нравится, а если вас много -- она замечательная. И хотя рейтинг не измеряет отношение, оценку, воздействие, оригинальность, профессиональные качества, как, впрочем, не учитывает и разночтения социальных групп, исключительно по нему судят: «нерейтинговая передача», значит, неудачная, никому не нужная, невыгодная. Именно мистифицированная «дубина рейтинга» позволяет телевидению быстро и очень дорого продавать рекламодателям головы своих зрителей. Как своего рода невольников. На этом построена вся экономика современных медиа. Менеджерам, конечно же, не все равно, что показывать, они ищут форматы, которые люди будут реже переключать, -- новые, яркие, шокирующие, но их основная задача -- предоставить рекламодателям массовую аудиторию для размещения их роликов. Государство могло бы в связи с этим сказать: но телевидение -- это общественное благо, при чем здесь рекламодатели? Есть еще непотребительские интересы отдельных граждан, больших групп, государства, национальной культуры. Да и жизнь страны -- это не только иллюзорная купля-продажа производителям товаров убеждений их потенциальных покупателей.

«Эфир не может принадлежать ни директорам телекомпаний, ни их владельцам, ни даже государству»

-- Но кто-то тогда должен платить за это -- общественно значимое -- телевидение?

-- Тут нужен серьезный и комплексный анализ. У нас же нет общественных дискуссий на эту тему. Вместо привычных разглагольствований о цензурных преследованиях СМИ наши главные либеральные партии -- «Яблоко» и СПС -- могли бы обсуждать те механизмы экономического существования ТВ, которые позволят гражданскому обществу противостоять и интересам политической власти, и нуждам рекламодателей, и стереотипам самих производителей. Да они, по сути, и не понимают, какое гигантское значение имеет телевидение для развития и стагнации общества в период модернизации. Нужно публично обсуждать эти проблемы, как и вопросы национальной экономики или национальной безопасности.

У нас до сих пор никто не хочет признать, что эфир в постиндустриальном обществе еще более значим, чем богатые ископаемыми недра. Он не может принадлежать ни директорам телекомпаний, ни их владельцам, ни даже государству! И тем более, отдельным телезвездам! Не случайно во всем мире принята система общественного лицензирования эфира специальными смешанными комитетами.

-- Но у нас же нет такой формы собственности, которую можно было бы назвать общественной, есть личная, есть корпоративная, а общественная или государственная сегодня воспринимается как ничья, свободная и безответственная зона. Нет и механизмов ее освоения, и общественного договора личности с государством.

-- И нет таких институтов, где бы эта тема публично и детально обсуждалась. Пример: фантастические теневые отношения, которые пронизывают все слои нашего общества. Это ведь не только откаты, взятки, искусство фиктивной и непрозрачной хозяйственной деятельности -- но и, что много опаснее, моральное разложение всех и вся: каждая мать думает о том, как бы откупить сына от армии, все работодатели платят из двух карманов, а бухгалтеры -- гроссмейстеры уклонения от налогов. В стране нет вообще площадок для публичных обсуждений неприятных -- ментальных -- проблем. Элита либо отслеживает хитросплетения власти, либо сплетничает, кто и на какую должность идет и как берет взятки, либо развлекает нацию как умеет. Нельзя даже представить, чтобы тема денежной компенсации льгот пенсионерам неделю обсуждалась на первых полосах всех газет как, например, отставка Парфенова.

Модернизационные сдвиги русского общества обычно инициировались властью…

-- Да, в большинстве случаев власть понимала, что дальнейшее воспроизведение системы приведет к ее угасанию. В нас традиционно очень развито переживание возможной потери государственной идентичности, высока ценность устойчивости социокультурной системы. Не забывайте пушкинское «правительство в России -- единственный европеец». Как только здесь возникает опасность -- начинается модернизация. Взял император и отменил крепостное право, а мог бы не отменить, и тогда что? Большевики опять его восстановили...

-- Ну как раз крепостное право так долго отменить не могли, потому что верховная власть боялась реакции подданных, не будучи уверена в своей легитимности. Типичная ситуация -- продвинутого, развитого сознания наверху и сопротивления элиты.

-- Да, в какой-то момент появляется харизматический лидер, который понимает, что модернизация неотвратима, и под гуманистическими лозунгами интеллектуально и морально воспламеняет какое-то количество людей из сословия образованной элиты, делает их своими единомышленниками. И кстати, в первую очередь, он начинает соответствующим образом формировать сознание миллионов. Не забудьте также и о вековечных феодальных матрицах. Мы ведь всюду выбираем не лучшего, а своего, продвигаем его на какое-то место. Блат, неприязнь к инициативе, к «выскочкам», буквально культ изощренного воровства. Феодальная система в других странах погибла из-за подобной неконкурентоспособности: когда побеждал не лучший, а тот, кто ближе к распределению ресурсов -- по степени родства, связей, общей культуры. В нашей стране этот механизм до сих пор воспроизводится автоматически. Социализм, капитализм -- не имеет значения. Наше телевидение не будет, к примеру, рассказывать, что Москва вовсе не враг остальной России, а ее экспериментальная площадка. Не будет звать молодого человека в столицу, где он, если что-то умеет, может найти себе перспективное место: вот победишь аборигена, и работодатель с тобой заключит договор, снимешь жилье, и тебя будут обязаны в Москве зарегистрировать. Если это показать в телесериале, то тысячи самых решительных жителей Брянска или Ульяновска отправятся конкурировать с нерадивыми москвичами, выбивая их с насиженных мест. Конечно, провинциалы и так устремляются в города-миллионеры, но пока у нас слишком низкая для эпохи реформ мобильность. Она мало связана с хорошим образованием и творчеством. Ввозится в основном малоквалифицированная рабсила, рабочие на стройках.

«Люди живут в медийной, мифологической реальности»

-- Ну знаете, я тоже не готова никуда переезжать, привязанность к дому -- основа моей культуры, я на этой улице, в этом городе выросла, привыкла к нему, мне будет некомфортно без этой привязанности.

-- Да, этот страх понятен. Я живу в доме, где часть жильцов бедствует, но у них после приватизации есть собственные квартиры в центре, которые они могли бы за большие деньги продать, купить подальше вполне приличное жилье, а на оставшиеся средства хорошо жить всю жизнь. Не хотят, не умеют, не решаются.

-- Потому что не верят в деньги. Квартира -- это нечто определенное, а деньги сегодня что-то значат, а завтра -- тьфу, сгорели, девальвировались, все же по собственному опыту помнят... Не по телевизору показывали.

-- Да. В той тиражируемой «картине мира», о которой мы говорим, прекрасно уживаются надежда на государство и тотальное недоверие к нему, обожание, неотделимое от ненависти. Вследствие, скажем, убеждения, что банковская система ненадежна, больше половины своих сбережений (сорок-пятьдесят миллиардов долларов) граждане сегодня держат дома. Вот вам лишь одно из последствий работы медиа. Сторонники президента на словах государство обожают, при этом абсолютно не доверяют и ему; за Лужкова голосуют, но его же поносят. Двойное сознание у нас в крови: говорим одно, делаем другое, подразумеваем третье. Может, иначе в России и жить невозможно? Именно из-за этой сложной семиотики здесь так много умных или, по крайней мере, изворотливых.

-- Но если это так глубоко коренится в коллективном сознании и корни такие давние, а, транслируясь через телевизионный экран, это сознание усиливается, легитимизируется, что с этим можно сделать? Тем более что сегодня у нас нет общественной мысли даже на том уровне, который был в двадцатые годы. Нет серьезной публицистики, нет опыта изучения проблем, нет осмысления реальности. И за это никто не хочет платить.

-- Согласен. Это не кажется важным. Наши владельцы заводов-фирм-банков не понимают, насколько важно им знать: что же происходит в головах их наемных работников. Им кажется необходимым приобрести новые технологии, выйти на зарубежные рынки ценных бумаг, что-то отладить, создать страховые общества, договориться с правительством по налогам, и все будет нормально. Но люди-то живут в медийной, мифологической, иначе скроенной реальности. С социалистическими (они же феодальные) представлениями в буржуазной стране.

-- Эти наемные работники никем не воспринимаются как ресурс.

-- Да, в основном как объект электоральных манипуляций, и только. Тем, кто готов двигаться вперед по пути модернизации, кто верит, что Россия может стать цивилизованным государством, -- этим немногим хорошо бы попытаться найти единомышленников внутри когорты авторов телевидения. Начать делать новое, недепрессивное ТВ. В частности, не стыдиться сделать сюжет о наших школьниках из Питера и Перми, победивших на мировой компьютерной олимпиаде в Гарварде, и о других, кто способен на такое.

-- На какие силы им следует опираться, кому выгодно эту ситуацию переломить?

-- Выгодно всем, а люди стали жертвой этой ситуации, поскольку имеют превратные представления о реальности благодаря этой же системе -- 53% наших сограждан положительно оценивают роль Сталина, 55% -- роль Ленина...

-- Когда большевикам нужно было перестроить сознание народа, они воспользовались мощной идеологической пропагандой...

-- Под жестким контролем, с помощью насилия...

-- Но в результате людям очень понятно объяснили мир, и им было удобно в эти объяснения верить. А сегодня кто этим будет заниматься и какими методами действовать?

-- Безусловно, комфортно с пеленок верить, что государство за тебя заплатит, тебя научит, накормит, все за тебя сделает. А как объяснить человеку, что твоя жизнь в старости зависит от твоей собственной работы сегодня? «Нет, -- говорит обыватель, -- я хочу, чтобы у всех было поровну, но обязательно как у богатых, чтобы отняли у Ходорковского и отдали нам».

Кто заинтересован, чтобы в нашей стране начались осознанные, требующие колоссального труда и таланта атаки на феодализм? Это в общих интересах и предпринимателей, и наемных работников, и политической власти. Но я не вижу даже попыток постановки этих вопросов -- противостояния элиты этим культурным матрицам, которые так устойчивы, так крепки. И любимы!

«Телевизионный шедевр -- это смерть в прямом эфире»

-- Но почему, когда сегодня наше телевидение принимается говорить о «добром», рассказывать «хорошие новости», это получается так пошло?

-- Да потому, что считается: говорить о достижениях скучно и как-то не по-русски, а вот про то, как бандиты расстреляли магаданского губернатора, а солдаты -- друг друга, -- это и интересно, и благородно... Телевидению всегда нужен эксклюзив, идеал -- взять интервью у убийцы во время рокового выстрела. Телевизионный шедевр -- это смерть в прямом эфире.

-- То есть в конце концов телевизионщики правы -- большая часть населения, даже во вред себе, с большим удовольствием смотрит на всякие ужасы?

-- Отчасти это так. Тут действует принцип «не нравится, но смотрю с удовольствием». Кроме того, сюжет о насилии легче поставить в сетку, чем о его преодолении. Зрителей приучили откликаться именно на то, что им показывают. При этом каждый человек сохранил в себе реакции ребенка, а ребенку интересно не только и не столько новое, сколько хорошо знакомое. Это закон массовой культуры. И если по телевизору будут много раз показывать современные версии «Ромео и Джульетты», душевный российский зритель в возможность такой любви обязательно поверит. Вот все говорят, что страну разворовывают. С этим спорить глупо. Но у этой морально приемлемой в нашей культуре модели есть предел. Если «все разворовали», то все бы и давно уничтожилось, -- а люди здесь только в прошлом году накупили собственности на 50 млрд долл., значит, кто-то, в том числе 23 наши ведущие промышленные группы, что-то делают, строят, кормят, учатся. Смотрите, как быстро поднимается Китай. Там, видимо, у интеллектуальной элиты не было столько левых предшественников. Нация вкалывает. Хотя я прекрасно понимаю, как трудно менять столетиями пестуемые «картины мира».

Это требует колоссального усилия -- поменять вектор. Сделать передачу про то, как русские фирмы обыгрывают немецкие и американские на русском рынке...

-- Зато я с детства видела много передач, в которых советские инженеры строили мосты, покоряли целину, возводили города, и никто особо не радовался этому. А чтобы фильмы про это смотрели, в них обязательно были любовные или комедийные сюжеты.

-- Конечно. Это фундаментальный принцип: показывая сверхопасность, демонстрировать и то, как отец семейства, боящийся мухи, побеждает идиота-начальника, трех насильников и все-таки спасает себя, жену и детей. Заказа на гуманистические сюжеты у нас до сих пор нет. Кто будет заказчиком? Если власть, это будет грубо, бездарно, интеллигенция на это не пойдет, поскольку традиционно все, идущее от власти, -- заказуха, халтура ради денег. Значит -- гражданское общество: когда учителя возмутятся, что на втором канале в восемь вечера показывают насилие или на НТВ -- откровенные сексуальные отношения, они подадут в суд, даже если нет пока соответствующего закона. Никого, конечно же, не накажут, не запретят, но общественность будет это обсуждать, Венедиктов будет биться за свободу Добродеева, защищая "Бригаду" от нападок уже не Кремля, а одной из групп гражданского общества.