Восточные гости привезли две танцевальные программы, в третьей же деятельно поучаствовали. Начались «Японские сезоны» с радостей этнографических: «Хаячине-Такэ-Кагура» -- это ритуальные танцы. У подножия священной горы Кагура каждый год танцуют жрецы, заботясь о здоровье альпинистов и благополучии новобрачных. В театре «Школа драматического искусства», где проходили гастроли, на четырех шестах развесили бумажные молнии, два ударника сели на черные подушки и под мерный стук перед зрителями стали ходить и подпрыгивать заклинатели горной богини. Самым впечатляющим был танец дракона: дракон состоял из большой деревянной головы с хлопающей пастью и тряпки, под которую прятался актер, держащий драконью голову над собственной головой. Дракон вертелся и пощелкивал челюстью -- как делает это последние пятьсот лет.

Второй вечер японцы, напротив, отдали искусству самому современному, а именно contemporary dance. Две сочинительницы танцев -- Икуйо Курода и Рейко Ното -- представили каждая по небольшой одноактовке. Первая из дам сочинила пьесу для шестерых девиц, явно решавших проблему пола. Символом этой проблемы стали черные юбки. Их мяли; разводили в стороны, превращая в подобие кринолина; поднимали на голову, оставаясь в нижнем белье; покачивали ими при реверансе. Действовали изумительно слаженно и весьма остервенело -- темперамент бил фонтаном. Вторая дама, Рейко Ното, из списка необходимых в хозяйстве вещей темперамент бескомпромиссно вычеркнула: ее история о женщине, рвущейся между любовником реальным и идеальным (реальный -- слегка корявый, но всегда под рукой; идеальный -- красавчик весь в голубом, неумолимо проходящий мимо), была сделана столь монотонно, что половина зала просто заснула. (Вот пробежали голубые девушки-мечты... вот они снова пробежали... снова... снова... а вот они по земле прокатились... -- и глаза сами начинают закрываться).

Спектакль, в котором японцы не главенствовали, а лишь принимали участие, вошел в «мировую серию» спектаклей Чеховского фестиваля. Это «Ветер» Теро Сааринена, финно-японско-сенегальская копродукция. С барабанами -- бешено бьющие в них африканцы; японцы -- с электрогитарой и саксофоном; финн -- хореограф. Танцуют, как всегда нынче в мире, дети разных народов. Спектакль несколько однообразный (повторяется один и тот же пластический мотив), но завораживающий гибкостью тел, не то чтобы несомых ветром, но этот ветер думающих, как в «Гадких лебедях» «мокрецы» «думали дождь». И придумавших этот ветер как сущность властную и разумную одновременно.