25 апреля 1945 года, когда еще шли бои в Берлине, из Москвы в Германию выехали пятеро офицеров Центрального музея Красной армии (ЦМКА). Миссия группы была необычной -- собирать реликвии фашистской Германии, в том числе все, что касалось руководителей Третьего рейха. Для искателей военного антиквариата существовало лишь одно ограничение: им разрешалось брать только документы и вещи, относящиеся к военной истории Третьего рейха. Поэтому, скажем, плана «Барбаросса» (хотя сотрудники музея и держали его в руках) в коллекции ЦМКА нет. Ведь знаменитый план был не картой с красными и синими стрелами, а документом политическим -- своего рода обоснованием нападения на СССР. Мол, русские нарушают пакт 1939 года, «хулиганят», используя Коминтерн... Все восемь экземпляров этого уникального раритета Третьего рейха находятся сегодня в Соединенных Штатах. А в главном российском военном музее хранится только военное приложение к нему.

Итак, пятеро офицеров-музейщиков прибыли в распоряжение 1-го Белорусского фронта. В музее сохранились их командировочные удостоверения, и мы можем сегодня назвать фамилии. Руководил экспедицией начальник ЦМКА полковник И.А. Горюшкин, с ним были подполковник П.А. Логинов, майоры И.А. Волков и П.А. Зубанов, а также капитан В.К. Житенев. Поскольку еще шли бои, группе выделили «Виллис» и охрану -- двух солдат с автоматами. Собирали музейщики все, что попадалось под руку. Даже геббельсовские листовки «Лучше смерть, чем Сибирь!» со стен домов сдирали.

Реликвия, о которой идет речь, добывалась буквально криминальным путем. Дело в том, что имение Германа Геринга -- Каринхалле находилось в западной зоне оккупации, километрах в 25--30 от нашей зоны, и его посещение советскими офицерами было нарушением договоренностей. Но в войсках знали: там, где проходила Советская армия, рано или поздно появлялись советские военные музейщики, обладающие «повышенной проходимостью». Пока американцы шли до Каринхалле, наши там уже побывали. Причем умудрились попасть в закрытое имение. Для этого они вряд ли бросали гранату внутрь или стреляли по замкам -- оружие музейщикам не полагалось. Но вот попали.

Искали главным образом документы. Однако ничего выдающегося не нашли, поскольку Геринг в имении не жил с тех пор, как начались бомбардировки. Да и фюрер предпочитал держать своих влиятельных приближенных на виду. Участники экспедиции брали то, что представляло собой хотя бы какую-то историческую ценность. Прихватили и мундир рейхсмаршала. И тут увидели подъезжающих американцев. Пришлось ретироваться от союзников. Правда, больше боялись своих. Если судить по тому, что было привезено из этой экспедиции, органы контрразведки «Смерш» относились к музейщикам терпимо, давали копаться где угодно. Но за нарушение границы зоны оккупации могли и к стенке поставить.

Но вернемся к Герингу. У него было великое множество должностей. Одна из них -- главный штатгальтер (лесничий) Германии. В ведении Геринга находились все земли под лесами, охотничьими хозяйствами и заказниками. Едва войдя в должность в середине 30-х, Геринг переводит эти земли из собственности немецких дворян в собственность государства. Жалованье штатгальтеру было положено сказочное, не меньше давали показательные охоты и продажа зверья на племя.

«Рейхсмаршал питал страсть к разного рода мундирам и мундирчикам, -- рассказывает научный сотрудник Центрального музея Вооруженных сил Татьяна Куваева. -- На этом когда-то были погоны. В кои-то веки их свинтили, и погоны пропали бесследно. В кадрах документального кино можно видеть, что были они витыми, напоминающими эсэсовские, но не на черном, а на сером фоне. И выполнены не из серебра, а из белого сутажа. Были на шинели Геринга и аксельбанты. Сшита она из очень добротного сукна. Как и все у Геринга -- на заказ. Даже подкладка подшита на руках -- показатель «фирменности» вещи. Удачно приделана штрипка -- поясок, чтобы пола шинели не сползала с живота».

Историки рассказывают, что располнел Геринг уже в последние годы, когда подсел на наркотики -- снотворное пополам со скорполамином, лекарством на основе спорыньи. Свидетельства о пристрастии Геринга к наркотикам были оглашены на Нюрнбергском процессе.

Экспедиция полковника Горюшкина вернулась в Москву уже после Победы, успев заскочить на танках генерала Рыбалко в восставшую Прагу. Документы, принятые по описи от отделов контрразведки, и тряпки -- от отделов трофеев, сдали в музей. Оприходовали и штаны Геринга. Интересно, что в разрешении на вывоз трофеев из Германии главным был вес в килограммах. Например, из освобожденного Сталинграда в 1943 году позволили вывезти 200 кг. А там уж неважно, что именно. В определении веса исходили главным образом из возможностей транспорта. Предпочтение отдавалось трофейщикам. Подчиненные полковника Горюшкина, как следует из документов, вывозили реликвии самолетами дальней авиации (в бомболюках, что ли?). Видимо, транспортные самолеты нужны были для вывоза более ценных грузов...

Как бы там ни было, перед военными музейщиками хочется снять шляпу. В то время, когда человеку о себе было некогда подумать, они думали и о том, как запечатлеть историю, о музейных экспонатах. А руководило этим Главное политическое управление -- проклинаемый ныне на все лады Главпур. ЦМКА был, наверное, единственным музеем, который, несмотря на эвакуацию наиболее ценного в Хвалынск и Саратов, продолжал работать всю войну. При транспортировке по Волге одна из барж с документацией затонула при бомбежке, поэтому сегодня в ЦМВС есть вещи, о которых нечего сказать. Под ними только подпись «Возвращение из реэвакуации».

Поступление реликвий из Германии не афишировали, поскольку вопрос с трофеями еще не был урегулирован между союзниками. Мундир штатгальтера поместили в спецфонд, где с документами и фотографиями Троцкого и Тухачевского соседствовали перекочевавшие из рейхсканцелярии кители Гитлера и Розенберга. С середины 70-х кое-что из такого рода экспонатов стали показывать. Китель Гитлера даже возили в США. Сегодня дошла очередь до мундира главного лесничего.

Специалисты-музейщики считают, что на каком-нибудь международном аукционе за эти необъятные штаны и шинель отвалили бы круглую сумму. Особенно те, для кого это не просто реликвия, а фетиш. Или даже знамя.