«Рикен» -- усеченное от «америкен» -- так пренебрежительно зовут французы американцев. На берегах Сены и Роны их не слишком уважают -- как, впрочем, и «бошей» (немцев), «бамбула» (африканцев), «риталь» (итальянцев), «попофф» (русских) и остальных «бифштексов» (англичан). Французы любят только себя.

В этом перманентном самолюбовании потомки галлов, наверное, сродни американцам. Противоположности сходятся. С одной стороны, гордящиеся своим прямым происхождением от древних римлян и могучих галлов французы. С другой -- неофиты-американцы с куцыми родословными. Воинственный клекот американского орла нет-нет да перебивается торжествующим «кукареку» французского петуха. А иногда они звучат в унисон.

Французы хорошо помнят, что именно Штаты пришли к ним на помощь в двух самых кровопролитных из войн. Помнят и чтят память павших в Нормандии парней из Аризоны и Коннектикута. При этом парижане, лионцы или марсельцы не забывают и того, что если американцы и обрели когда-то независимость от англичан, так это случилось в немалой степени благодаря французской поддержке. Дескать, мы с вами, господа янки, почти квиты!

По отношению к американцам у французов не существует комплексов превосходства или неполноценности. Согласно галльскому рационализму, у каждого свое место. Пусть там, за морями, эти задавалы-янки играют мускулами и делают вид, будто всеми и вся руководят! Зато у французов есть свой маленький рай и своя национальная гордость. Ведь только француз мог сказать: «Все к лучшему в этом лучшем из миров!» И неспроста мнение героя Вольтера целиком и полностью разделило столько американцев: Эрнест Хемингуэй и Жозефина Беккер, Скотт Фицджеральд и Ланс Армстронг, Барбара Хендрикс и Джин Мэнсон. Многих из них «нежная Франция» со временем признала за своих. Это особенно верно в Париже: действующим лицом праздника, который всегда с тобой, может стать каждый, кто искренне умеет радоваться.

Признавая за американцами прерогативу в бизнесе, французы компенсируют ущемленное самолюбие за счет богатых культурных традиций. Отсутствие в США министерства культуры давно стало дежурной шуткой на парижском телевидении. Что уж говорить об американской «гастрономии»! Француз, потомственный крестьянин, генетически привыкший к натуральным продуктам, смотрит на рекламу «Макдоналдса» с презрительным недоумением солдата, взирающего на вошь. Кока-кола? На родине бордо и коньяка взрослое население воспринимает эту бурую жидкость не иначе как средство для очистки желудка. Виски? В крайнем случае француз пригубит настоящего шотландского напитка, но не в коем случае не бурбона -- этого американского кукурузного эрзаца!

Есть еще кино. Хотя французы и уверены, что самая красивая женщина в мире -- это Летиция Каста и что самая лучшая на земле актриса -- Софи Марсо, перед американским кинематографом они охотно снимают шляпу. Голливуд уважают, но используют любую возможность, чтобы вставить американским студиям очередную шпильку. В этом году, отобрав на Каннский фестиваль сразу шесть французских картин, они превратили некогда главный в мире кинофестиваль в спартакиаду республиканского кинематографа. Но, в конце концов, кто, как не братья Люмьер, снял первый в мире фильм?

На сегодняшнюю Америку из Парижа смотрят со скрытой опаской. Гигант вроде бы вполне цивилизованный, порой даже не без знания хороших манер, но кто знает, что ему еще взбредет в голову? Были же Корея, Вьетнам, Косово, Афганистан, а теперь еще Ирак... Восприняв как собственную трагедию крушение нью-йоркских небоскребов, французы быстро забыли о развалинах «Близнецов» и с упоением ушли с головой в собственные будни: «метро -- було -- додо» (метро -- работа -- сон). Все заурядно и нормально. Наверное, теми же хлопотами живет и средний американец.