Час «Ч» определен -- в пятницу глава инспекторов ООН Ханс Бликс отчитается перед Советом Безопасности о результатах работы в Ираке. С этого момента, судя по всему, пойдет обратный отсчет в приготовлениях к новой войне. Еще не начавшись, кампания в Персидском заливе привела к первой жертве -- это европейское единство и попытки превратить Старый Свет в самостоятельного игрока на мировой арене. К этому «большая Европа» не готова.

Рассуждения о том, что Европа и Америка, верные союзники времен «холодной войны», сегодня расходятся в толковании базовых принципов международных отношений, стали в последние год-полтора одной из главных тем дискуссий по обе стороны Атлантики. Иракская коллизия перевела проблему в практическую плоскость. Европейцы оказались перед жестким выбором. Выступить в традиционном духе трансатлантической солидарности и поддержать войну, которую большинство жителей Старого Света (включая и лояльных Америке британцев) считает ненужной и нелегитимной, или добиваться политического решения в рамках международного права, рискуя серьезно поссориться со Штатами, могущественным партнером и покровителем. Каждая из альтернатив имеет свои плюсы и минусы, но при том условии, что это согласованная позиция Евросоюза, его общая линия.

На практике же случилось то, что наиболее неприятно для ЕС, -- Европа раскололась на две противостоящие группировки. В результате ни Еврокомиссии, ни Верховному представителю ЕС по внешней политике и политике безопасности Хавьеру Солане нечего сказать -- у Европейского Союза как организации нет мнения по главному международному вопросу.

Кризис стал очевиден в последние дни января, когда с подачи испанского премьера Хосе Мариа Аснара и его британского коллеги Тони Блэра появилось письмо восьми лидеров (помимо Испании и Великобритании его подписали Италия, Дания, Португалия, Польша, Венгрия, Чехия) с призывом поддержать США в борьбе против багдадского режима. О подготовке документа не знали ни в брюссельской штаб-квартире ЕС, ни в Афинах, председательствующих в Евросоюзе, ни в Париже, ни в Берлине. Письмо выглядело особенно скандальным, поскольку всего за три дня до этого министры иностранных дел ЕС на встрече в греческой столице совместно призвали продолжить инспекции и строго придерживаться процедуры в рамках ООН.Бунт «новой Европы»

Демарш «восьмерки» стал попыткой (активно поддержанной американцами) переломить ситуацию, которая сложилась в Старом Свете к январю 2003 года. Ведь еще накануне публикации письма казалось, что тон на континенте целиком и полностью задает антивоенный дуэт -- Германия и Франция. Берлин и Париж сплотились не только на почве неприятия американского милитаризма, они выступили с инициативами и по устройству ЕС. Сначала Герхард Шредер и Жак Ширак предложили ввести пост президента Европы и выборную должность главы Еврокомиссии. Затем еврокомиссары от Германии и Франции Гюнтер Ферхойген и Паскаль Лами задумались о создании единого государства с общим гражданством. Наконец Шредер и Ширак заявили о необходимости придать новый импульс франко-немецкому альянсу, традиционному мотору евро интеграции.

Демонстративное сближение двух крупнейших государств было воспринято сдержанно. Насторожились британцы -- они и так скептически настроены к «федерализации Европы», объединение же под чью-то диктовку их вовсе не греет. Задумалась Италия: там претензии соседней Германии на лидерство обычно вызывают тревогу. Не выказали восторга и более мелкие страны -- объединение усилий Берлина и Парижа грозит тотальным доминированием гигантов. Кстати, предложенное введение поста президента ЕС означает отмену ротации председателя, механизма, благодаря которому даже самая маленькая страна Евросоюза раз в несколько лет получает право «порулить». Ситуация с Ираком подтвердила: когда говорят «большие», голос «маленьких» не слышен, франко-германская позиция явочным порядком превратилась в точку зрения Европы.

Напряжение, возникшее внутри ЕС, немедленно почувствовали в Вашингтоне. Скандальное замечание Дональда Рамсфелда о том, что Германия и Франция представляют «старую Европу» в отличие от некоей «новой», имело более серьезные основания, чем показалось в начале. Доказательством стало обнародованное вскорости письмо «восьмерки». Появление среди подписантов кандидатов в ЕС Польши, Венгрии и Чехии можно истолковать как стремление выслужиться перед большим американским братом, перед которым Восточная Европа всегда благоговела больше, чем перед соседями-европейцами. Однако, как представляется, причина глубже. Речь идет о попытке «новой Европы» добиться обещанного ей равноправия в рамках большого интеграционного проекта.

Стоит напомнить, что копенгагенский саммит ЕС в декабре 2002 года, на котором десять стран получили приглашение присоединиться к Союзу, чуть было не сорвался из-за острого конфликта, связанного с финансированием расширения. Польша, Венгрия и Чехия требовали увеличить дотации и квоты на сельхозпродукцию для новых членов до тех размеров, которые выделяются «ветеранам». По плану Евросоюза (читай -- Германии, главного донора), на первом этапе субсидии новичкам составят всего 25% от того, что получают нынешние члены. Однако протесты абитуриентов наталкиваются на стену -- переплачивать за расширение и создавать трудности для собственных производителей «старые» европейцы не собираются.

В этом корень многих проблем, казалось бы, далеких от субсидий и квот. «Мы прямо говорим немецким коллегам: если вы в Евросоюзе не хотите воспринимать нас как равных, мы найдем поддержку в другом месте», -- с обидой объяснял автору этих строк высокопоставленный польский дипломат. «Другое место» -- это Вашингтон, где готовы привечать новичков атлантического сообщества. Отчасти и из корыстных соображений -- как возможный инструмент воздействия на политику ЕС изнутри.

Конфликт «старой» и «новой» Европы (с легкой руки Рамсфелда эти понятия моментально вошли в обиход) подрывает святое -- натовскую солидарность: Бельгия, которую не приглашали подписать «письмо восьми», решилась на беспрецедентный демарш, наложив вето на предложение дать гарантии безопасности союзнику по Альянсу -- Турции -- на случай попыток Ирака на нее напасть.

Ватерлоо Герхарда Шредера

В центре кризиса, охватившего Европу в связи с Ираком, -- канцлер Германии Герхард Шредер. По стечению обстоятельств именно он оказался лидером антиамериканского движения, что крайне несвойственно для руководителя страны, полвека служившей главным бастионом США в континентальной Европе. Правда, сам канцлер и его соратники утверждают, что они не против Америки, а против войны. Но многие и в самой Германии, и вне ее говорят: проблема Шредера как раз в том, что он не смог отделить негативное отношение к войне от отношения к Белому Дому. Что с успехом сделал Жак Ширак, хотя французские традиции антиамериканизма куда богаче немецких.

«В отличие от Шредера, который еще во время предвыборной кампании прошлой осенью отмел любую возможность участия Германии в иракской кампании, Ширак в принципе этого никогда не исключал. Париж говорит не о недопустимости войны как таковой, а о недопустимости войны в обход ООН. И скорее всего в случае начала боевых действий Шредер останется в одиночестве», -- полагает Berliner Zeitung. Об этом же с некоторым злорадством пишет и влиятельный обозреватель The New York Times Уильям Сефайр: «Когда война станет неизбежной, Ширак постарается обеспечить минимально необходимое участие в ней, чтобы Франция не оказалась исключена из процесса нефтяного раздела Ирака после войны».

Вероятность такого развития событий подтверждает реакция Парижа на сенсационный план направления в Ирак военного контингента ООН для силовой поддержки инспекций. Эта инициатива, анонсированная журналом Der Spiegel от имени Германии и Франции, вызвала ярость США, которые узнали о ней из газетных публикаций. Так вот если министр обороны ФРГ Петер Штрук подтвердил наличие плана, то его французские коллеги поспешили от него дистанцироваться, речь, мол, идет просто об обсуждении известных предложений.

Немецкие комментаторы, даже те, кто симпатизирует канцлеру, признают, что Шредер загнал себя в угол. Главной ошибкой было использование антиамериканской риторики в избирательной кампании. Самое ужасное, что многими и в Германии, и в мире это было воспринято не как принципиальная точка зрения, а как сугубо конъюнктурное действие в попытке переломить неблагоприятные настроения электората. Судьба правительства висела на волоске, консервативная оппозиция во главе с Эдмундом Штойбером неустанно атаковала канцлера, обвиняя его в неспособности справиться с рецессией и растущей безработицей. И поскольку на это Шредеру ответить было нечего, он «перевел стрелки», раздув опасность войны. Хуже того, в пылу полемики глава социал-демократов упомянул о собственном «немецком пути», которым Берлин будет следовать по иракскому вопросу, какую бы позицию ни занимал Вашингтон или кто-то другой из союзников.

Упоминание «немецкого пути» стало, по общему мнению, грубым просчетом канцлера. Во-первых, в Европе еще не забыли, куда может привести «особый путь» Германии. Во-вторых, именно заявление о немецком пути нанесло первый удар по возможности сформировать единую европейскую позицию -- если главный столп интеграции все для себя уже решил, не консультируясь с партнерами и исходя из своих эгоистических интересов, то как требовать согласованных действий от других? В сочетании с откровенным хамством в адрес Вашингтона (сравнение Буша с Гитлером, а американского посла в Берлине с советским, который донимал восточногерманское руководство руководящими указаниями) кампания социал-демократов стала потрясением внешнеполитических основ.

Выборы Шредер выиграл, но с минимальным перевесом, и теперь ему не позавидуешь. С одной стороны, экономический кризис за полгода после федеральных выборов усугубился -- 4,5 миллиона безработных и угроза крупного штрафа Еврокомиссии за превышение уровня бюджетного дефицита, разрешенного для зоны евро. Недовольство избирателей обернулось тяжелым поражением социал-демократов на земельных выборах в Гессене и на родине Шредера в Нижней Саксонии. С другой стороны -- беспрецедентный конфликт с США и раскол ЕС, грозящий Германиии изоляцией. И все это при наличии сильной внутренней оппозиции, которая контролирует верхнюю палату парламента и отстает лишь на несколько мандатов в нижней палате.

Как заметил немецким журналистам один из чиновников в штаб-квартире ЕС, позиции Шредера в Европе втайне симпатизируют многие -- беспардонное давление Америки кого угодно выведет из себя. Однако, продолжил брюссельский собеседник, Шредер нарушил фундаментальное правило дипломатии: никогда не говори «никогда». Теперь канцлер оказался заложником собственной политической линии, от которой он даже отказаться не может, не потеряв лица.Уроки на будущее

«Чтобы сделать выводы на будущее, мы должны проанализировать причины, по которым ЕС оказался не в состоянии выступить с единой позицией по Ираку», -- заявил на прошлой неделе экс-премьер Бельгии Жан-Люк Деан, ныне -- член европейского конвента, который готовит проект конституции Союза. Иракский кризис продемонстрировал, насколько Европа далека от того, чтобы добиться поставленной цели -- стать мощным самостоятельным игроком на мировой арене. Пройдет еще немало времени, прежде чем европейцы научатся по-настоящему командной игре, в которой за красивыми заявлениями об общих целях и ценностях не будут скрываться унаследованные из прежних эпох предубеждения в отношении друг друга, стремление каждой страны решить свои внутренние проблемы и попытки перетянуть одеяло на себя. Пока же потолком военно-политической самостоятельности Старого Света остается командование миротворческой операцией в Македонии -- после того, как основные балканские проблемы уже решены при помощи американского кулака.