О российских вооруженных силах, оборонно-промышленном комплексе пишут и говорят чаще с сочувствием, как о больном человеке: того нет, этого не хватает, там непорядок. А каково здоровье военной науки, что она представляет собой сегодня? Об этом в беседе с военным обозревателем газеты «Время новостей» Николаем ПОРОСКОВЫМ рассказывает заместитель начальника Генерального штаба генерал-полковник кандидат политических наук Александр СКВОРЦОВ, курирующий работу военно-научного комплекса Вооруженных сил России.

-- Военно-научный комплекс работает, проводятся исследования по всем составным элементам военной науки. Их интенсивность не снизилась. Задач, которые необходимо прорабатывать, меньше не становится.

-- Но ведь численность личного состава, количество военной техники и вооружения сократились в последние годы в разы.

-- Даже если останется один солдат, его нужно кормить, одевать и обувать. То есть должна работать система тыла. Так и в военной науке. Какова бы ни была численность вооруженных сил, проблемы их строительства, применения, планирования остаются. Нужно думать, как меньшим составом решить задачи, которые возникают с новыми угрозами. Требования к гарантированности выполнения задач не снижаются, объем их увеличивается (добавились борьба с терроризмом, миротворческие операции), существенно меняются средства вооруженной борьбы. Значит, необходимо выработать новые способы и формы применения сил и средств, новые организационно-штатные структуры, попытаться определить, какие группировки войск и на каких направлениях нужны.

-- Что представляет собой военно-научный комплекс?

-- В него входят органы управления военной наукой, заказчики военно-научной продукции (главные и центральные управления Минобороны, заказывающие управления видов и родов вооруженных сил), сеть НИИ, выполняющих две трети научных исследований и разработок, а также научные подразделения вузов. Научный потенциал высок -- порядка двух тысяч докторов наук и около пятнадцати тысяч кандидатов. Из них около 70% -- профессорско-преподавательский состав военных вузов. Сегодняшнее время интересно тем, что развитие техники и вооружения, их применение на поле боя (к примеру, космические, информационные, навигационные средства, высокоточное оружие) предъявляют другие требования к установленным, казалось бы, раз и навсегда канонам.

-- Вы хотите сказать, что появляются новые принципы вооруженной борьбы?

-- Нет, тут я осторожный противник, потому что суть основных принципов военной науки осталась прежней. Построение походных порядков придумал еще Чингисхан: боевой разведдозор, головные и тыловые походные заставы... Но содержание старых принципов стало совершенно иным. Отсюда и иные задачи, постоянно обновляющиеся. Они-то и не дают «скучать» военной науке. Министр обороны, начальник Генерального штаба постоянно задаются вопросами: что будет, если обстановка там-то сложится таким вот образом? И военная наука ищет ответы.

Сегодня недостаточно выяснить, каковы продолжительность и содержание того или иного периода прошедшей войны, кто наступал с правого фланга, почему потерпели поражение, -- нужно определить причины произошедшего, что сделать, чтобы войну предотвратить. Требование нашей военной доктрины -- предотвращение войны. Раньше мы, военные, никогда не задумывались, что будет после войны. Но следовало бы выяснить, как должен был развиваться мир после первой кампании в Персидском заливе, чтобы не начинать подобное еще раз. Сегодня в Афганистане коалиция военную задачу выполнила. Дальше военные, не вмешиваясь в политику, должны выработать свое видение, что делать после, и изложить свои рекомендации.

-- Во что выливается для военной науки появление новых угроз, например международного терроризма?

-- Надо понять источники, причины, возможные способы и формы проявления этой угрозы для военной безопасности страны. Во-вторых, как вооруженные силы могут противодействовать этой угрозе, выработать принципы применения вооруженных сил, какие надо иметь организационно-штатные структуры для противодействия угрозе? Какие вооружения и военная техника наиболее эффективны? Что годится из имеющегося вооружения и что нужно разрабатывать заново. И все это отразить в руководящих документах, разработать формы обучения войск. Это цепная реакция.

-- Она значительно растянется во времени, а угроза-то уже на дворе.

-- Одно из предназначений науки -- прогнозировать, чтобы новые угрозы не застали нас врасплох. Здесь у нас далеко не все получается. Но давайте рассмотрим и другой пример. В январе 2000 года была разработана (не без участия военной науки) Концепция национальной безопасности. В ней записано, что одной из самых серьезных опасностей для международного сообщества является терроризм. Разработка такого рода документов занимает не менее года. Стало быть, говорю я своим зарубежным коллегам, про международный терроризм мы думали уже в 1998--1999 годах. Однако почему-то нужно было дождаться 11 сентября 2001 года, чтобы все увидели воочию международный терроризм и принялись создавать коалиции государств.

-- Государственная программа вооружений не предусматривает до 2007 года массовых закупок для войск вооружений и военной техники. Пока основные средства идут на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. При таком раскладе получит армия, по-вашему, в назначенный срок обещанное?

-- Сосредоточить усилия на создании научно-технологического задела, а затем перейти к крупномасштабным серийным закупкам -- это политическое решение, утвержденное президентом России. Поэтому говорить, сбудется или не сбудется, я для себя считаю некорректным. Есть практические шаги по реализации задуманного. Наверное, мог быть другой путь -- все деньги вложить в серийное производство и техническое состояние имеющегося вооружения. На ближайшие 2--4 года это было бы неплохо. А дальше что? Если у нас не будет новых разработок, мы останемся без перспективы. Теоретически есть и третий путь -- «прикрыть» всю оборонку и покупать все за рубежом. Я считаю, что Россия сделала правильный выбор.

-- Военная реформа не даст плодов, пока не определимся, какая армия нам нужна, под какие задачи -- стратегические, тактические. Военная наука какой ответ дает?

-- Военные не придумывают себе задачи, их определяет высшее политическое руководство страны, президент России. Все они обозначены в Военной доктрине, ничего нового я вам не скажу. Миссия военной науки -- под поставленную задачу найти формы и способы наилучшего их выполнения. Структура вооруженных сил в ближайшие 10--15 лет существенно меняться, думаю, не будет. Завершен и выход на установленную их численность. Наверное, будут преобразования отдельных компонентов, но о планах принципиальных структурных изменений мне ничего не известно.

-- Сегодня Россия не только продает оружие за рубеж, но и организует там лицензионное производство, торгует технологиями. Это нормальное для страны явление или мы торгуем технологиями от нужды?

-- Военно-техническое сотрудничество не моя «епархия», и я не хотел бы комментировать проблему. Однако в качестве «заметок на полях» могу сказать, что торгуем на основе соответствующих договоренностей, с ограничениями на экспорт. Существует режим международного контроля за оружием. Во-вторых, мы давно уже говорим о том, что нужно отказаться от сырья как главной составляющей российского экспорта.

-- В штаб-квартире Службы внешней разведки одному из главных создателей российского ядерного оружия, академику Юлию Харитону, показали документы, свидетельствующие о том, что довольно значительную часть сведений, использованных ученым при создании грозного оружия, добыла разведка. Сегодня наука пользуется данными разведки?

-- По моей части нет необходимости это делать. Но мы, конечно, следим за развитием военной мысли за рубежом. Как и они за нами. Когда американцы готовились к военным действиям в Афганистане, они проявляли повышенный интерес к нашим публикациям по опыту афганской войны. Есть еще один аспект проблемы -- защита результатов интеллектуальной деятельности. Пиратство существует не только в сфере видео- и аудиозаписи, но и в военном деле.

Сегодня нарушена существовавшая ранее система информационного обеспечения НИИ Минобороны. Научные организации находились в одном информационном пространстве, был налажен обмен информацией. Сейчас это в значительной степени утрачено. Снизилось качество информационных материалов. Во многом это объясняется переводом в конце 80-х годов НИИ на хозрасчет и самофинансирование. Мы очень надеемся на вышедшее в июле этого года распоряжение правительства России, которое предусматривает преобразование большинства военных НИИ в федеральные государственные учреждения.

-- Насколько с советских времен сократилось число военных научно-исследовательских организаций и как это отразилось на состоянии военной науки?

-- Число НИИ сократилось на четверть, научных сотрудников -- на 20%. Но дело не в цифрах. Гораздо важнее, обеспечивает ли имеющееся количество научных организаций выполнение задач, стоящих перед военно-научным комплексом, или нет. По моей оценке, обеспечивает. Наличие определенного количества НИИ -- условие обязательное, но далеко не достаточное. Бывает, что институт остается, а ученых, которые могут что-то создавать и вести научную школу, там, увы, мало. Потерю одной-двух лабораторий можно пережить, потеря научной школы -- это трагедия. Генерал армии Анатолий Квашнин часто говорит нам, что каждый из нас «начальник Генштаба на своем направлении». Любой НИИ -- самый главный на своем направлении. Когда рушится научная школа, направление оказывается неприкрытым. Назначение человека на научную должность не значит, что он стал ученым. Чтобы НИИ заработал как научная организация, нужно несколько лет.

-- Есть необходимость в воссоздании утраченных научных школ?

-- Количество их уменьшается, задача -- не терять, а по возможности создавать новые. Процесс оттока молодых ученых из военных НИИ остановить не удалось. Требует совершенствования и лабораторно-экспериментальная база. Однако военные ученые обеспечивают достаточно качественную научную проработку стоящих перед вооруженными силами задач. Многие ныне действующие доктринальные и концептуальные документы, касающиеся перспектив развития наших вооруженных сил, совершенствования форм и способов их применения, технического облика, вырабатывались с непосредственным участием сотрудников военно-научного комплекса. Словом, слухи о смерти российской военной науки несколько преувеличены.