Изначально проект фотовыставок куратором Юрием Аввакумовым был назван «24». Предполагалось, что именно столько в нем будет вернисажей. Ни больше ни меньше. Часов циферблат. Сутки. Двадцать четыре -- два по двенадцать. Двенадцать месяцев. Год. Двадцать четыре фотографии в зале. Два года ежемесячно. Круг пройден? Время вышло? Не тут-то было. Проект оказался настолько удачным, что механизм завели вновь. Теперь «24 +». И сорок восемь, похоже, не предел.

Вот вам тридцать пятая, «юбилейная» выставка. Бум -- дзынь. Трам -- бам. Час пробил. Наступил парад планет. И звезда с звездою говорит. Куратор Юрий Аввакумов и экспонент Александр Бродский. Два основоположника, два гения «бумажной архитектуры» -- до сих пор самого интересного жанра России 80-х -- нулевых.

Благодаря новой выставке Александра Бродского «неПроявленное» вдруг высветились важные смыслы всего проекта «24». Что мы обычно созерцали на стенах? Промзоны. Трубы. Нефотогеничные сараи. Ржавые замки. Подворотни. Облезлую штукатурку. Текстуру, фактуру руин. Юрий Аввакумов любит эти «излишества аскезы» и приглашает показать свои версии промзон, сараев, подворотен многих фотохудожников. Признаюсь честно: иногда бывает скучно. Иные фотографии будто бы сделаны неофитами, вчера открывшими для себя поэзию свалок и запустения. Прокопченные фасады. Паутина кракелюр. Ржавчина и плесень. Ах, как узорчато и вкусно. Для фотографа. А для зрителя -- аккуратно выполненное упражнение по изучению фактурных поверхностей. И все. Пуританская этика и философская аскеза оборачиваются абсолютной, самодовлеющей декоративностью.

Необходим был Бродский, чтобы вернуть проекту изначальный мудрый, эпический масштаб. Сразу скажу: его выставка -- одна из немногих, которую нельзя, неправильно смотреть от фотографии к фотографии. Только панорамно. Тогда выстраивается синкопированный ряд, где одна и та же, повторяющая себя форма (забитое досками окно, белая дверь или конек кровли) -- что твой курсор в компьютере -- водят по тексту и помогают прочесть послание, обрести его смысл. Что мы видим на фото Бродского? Да то же самое, что у его предшественников. Промзоны, трубы, подворотни, облезлую штукатурку, ржавчину, сараи, сараи, сараи. И тем не менее именно его сюиту можно назвать медитацией архитектора-философа, выбравшего зодчество своим проводником -- транслятором -- медиумом в общении с миром и Богом. «неПроявленное» для Бродского это именно «Не Про Явленное». Про сокровенное. Про «ученое незнание». Имитация белой краской деревянных стропил на тимпане фронтона железного гаража, окно со зрачком-отражением-лесом (ты в него заглянуть не можешь, оно изучает тебя), страшный черный зев деревенского погреба... Шевелится во всем этом нечто смутное, отчаянное, одушевленное. Какая уж тут глупая декоративность! В окружении подающих друг другу знаки, перемигивающихся существ из бетона, дерева, камней, железа мы теряем остатки былой самоуверенности, позитивистской спеси. Мы творим архитектуру? Да полноте... А вдруг она управляет нами? И лицедействует, и проявляет норов, и капризничает. И рыдает.

Самое время сблизить орбиты двух отдаленных планет «Бродский» и рассказать словами Иосифа. В послесловии к сборнику «Рождественские стихи» в беседе с Петром Вайлем он упомянул о психиатрическом понятии «комплекс капюшона»: «Когда человек пытается оградиться от мира, накрывает голову капюшоном и садится, ссутулившись». Однофамилец Александр показал, что «комплекс капюшона» кажет себя и в архитектурной фотографии.

И вот еще из Иосифа -- как несвоевременный эпиграф к творчеству Александра:

Там, за нигде, за его пределом

черным, бесцветным, возможно, белым -

есть какая-то вещь, предмет.

Может быть, тело. В эпоху тренья

скорость света есть скорость зренья;

даже тогда, когда света нет.

Повезет, увидим.