Питерское Гуманитарное агентство «Академический проект» выпустило две значимые книги -- «Стихотворения» Набокова в Большой серии «Новой Библиотеки поэта» (издание подготовила Мария Маликова) и первый том Собрания сочинений и писем Фета («Стихотворения и поэмы. 1839--1863»; редактор тома Вячеслав Кошелев). Их почти одновременный выход ставит перед любителем российской словесности ряд вопросов.

Не секрет, что Набоков -- писатель культовый, а потому издание его тома в престижной серии закономерно. Несмотря (а точнее, очень даже смотря) на то, что поэзия не самая яркая часть набоковского наследия, а издана она прилично (напомним только о превосходном пятитомном Собрании сочинений «русского периода» -- СПб., 1999-2000). Конечно, можно указать на расширение раздела стихотворений, не входивших в прижизненные сборники, публикации переводов (как на русский, так и с русского) и качественную работу комментатора. Конечно, «Стихотворения» не пройдут незамеченными в кругу специалистов (особенно -- истовых «фанатов» Набокова). Конечно, речи о «полноте» и «академизме» при недоступности архивов звучат нелепо. И вообще лучше с Набоковым в «Библиотеке поэта», чем без оного. Кто бы спорил. Но почему-то кажется, что не столько Набоков нуждается в «промежуточном» издании под маркой БПБС, сколько серия -- в Набокове. Какая же «Библиотека поэта» без «Отвяжись, я тебя умоляю...»?

Да вот такая. Та самая, в которой Полонский выходил в последний раз в 1954 году (и нельзя сказать, что с тех пор мы сильно продвинулись в публикациях одного из крупнейших лириков второй половины XIX века), Козлов -- в 1960-м, Шевырев -- в 1939-м, а, к примеру, Семен Бобров, Михаил Милонов, Василий Комаровский, Александр Добролюбов, Иван Коневской, Георгий Иванов или Борис Поплавский -- никогда. (Комаровский и Коневской, впрочем, недавно изданы -- но не в БПБС.)

С поздней перестройки (когда уже «стало можно», а госфинансирование еще не кончилось) приоритетом для «Библиотеки поэта» стали прежде «закрытые» поэты. Что понятно. Здесь были сильные научные свершения -- тома Кузмина и Волошина (вышли в самую книжную непогодь середины 90-х), ближе к нашим дням -- Гиппиус, Мережковский, в Малой серии -- Садовской, Мариенгоф, братья Бурлюки. Впрочем, счесть удачей републикацию «Стихотворений» Сологуба (1975) -- при всем уважении к памяти М.И. Дикман, готовившей этот том под советским гнетом, -- довольно трудно. Двухтомник Вячеслава Иванова, где недостаток листажа привел к разрушению структур авторских сборников, оставил смешанные чувства. Да и изданные при «старом режиме» тома Белого, Бальмонта, Брюсова давно нуждаются в радикальной корректировке.

Того печальнее, что «серебряновечная» стратегия отодвинула все прочее в сторону, тогда как большинство наших поэтов «второго ряда» (имею в виду XVIII--XIX века) должно быть издано заново, на уровне современных филологии и без пакостного идеологического привкуса. Правда, картина меняется: в прошлом году появился том Аполлона Григорьева (увы, прошел незамеченным), в этом -- Державина (увы, без поздних стихотворений и трагедий, каковые с 1810-х годов несправедливо игнорируются «культурным сообществом»), ныне нам обещают Случевского (увы, опять лишь в одном томе, что неизбежно деформирует образ удивительного, но грешившего многописанием поэта). Но в целом установки прежние. «Запретная» (когда-то!) экзотика больше привлекает и исследователей, и благотворителей (почти все тома «Библиотеки поэта» выходят с помощью того или иного фонда). Выбить денег на два тома Случевского или бесспорно великого Державина не вдвое, а раз в десять труднее, чем добиться поддержки однотомника. Так -- разумеется, вопреки воле авторитетной редколлегии и подвижников-редакторов -- происходит маргинализация серии. Потому как «Библиотека поэта» -- это не собрание модных книг, а свидетельство о том, что есть целое русской поэзии и какова ее роль в живой культуре.

Вот здесь-то и оценишь почин группы филологов (в основном работающих в губернских университетах), взявшихся за Фета. В сущности, то, что мы живем до сих пор без репрезентативного издания Фета, -- национальный позор. Можно (даже должно) делать «академических» Пушкина, Гоголя, Гончарова, Толстого, Блока (над их собраниями сейчас идет работа) сколь угодно «медленно». Во-первых, «академическое» издание требует особой скрупулезности; во-вторых, эти классики (как и Лермонтов, Тургенев, Островский, Достоевский, Чехов) -- при всех оговорках вечно меж собой спорящих филологов -- доступны публике в «реальном» виде. Фет же (как и Карамзин, Жуковский, Тютчев, Лесков, Бунин, Пастернак -- называю лишь бесспорные имена!) -- не доступен.

И дело тут не сводится к эпистолярию (частью -- неопубликованному, частью -- рассеянному по раритетным изданиям) и прозе (многажды оклеветанной, замечательно интересной и актуальной, а главное неразрывно сцепленной с лирикой Фета). Текстология стихов Фета (в частности, вопрос о редакторской правке, которую по не всегда ясным причинам авторизовывал поэт), -- проблема сложнейшая, а канонизированная (опять-таки согласно «авторской воле») композиция его поэтического корпуса усложняет читательское восприятие, превращая Фета в «поэта без истории», предлагая нам миф о неизменной и автономной «красоте».

Вовсе отменить этот миф невозможно (сам поэт к нему руку тоже приложил), и редакторы собрания не затевают «революции ради революции». Однако воспроизведение прижизненных сборников (в случае когда стихи переходили из книги в книгу, дается отсыл к предшествующей публикации) и помещение «ранних» и «поздних» редакций в основном корпусе позволяют ощутить динамику творчества (и судьбы!) великого поэта. Если все пойдет по плану (предполагающему 20 томов), то нас можно будет поздравить, а редакторов -- сердечно поблагодарить. (Что не исключает ученой дискуссии.) Вопрос в том, пойдет ли?

И вопрос не праздный. Начатое в 1999 году Собрание сочинений и писем Жуковского (М., «Языки русской культуры») добралось пока до второго тома. Десятитомник Ремизова (единственное качественное собрание, издающееся «Русской книгой») движется со скрипом. В обоих случаях дело упирается в «презренный металл». На контртитуле фетовского тома читаем о поддержке Федеральной программы «Культура России» (ура! только любопытно, спонсируется все собрание или одна книга?) и Курского государственного педагогического университета. Господи, а университет-то (где профессора нищенствуют) кто «поддерживает»?

Грустно. И не потому что, дескать, до классики никому дела нет. Очень даже есть. И тем, кто за гроши дело делает, и тем, кто собирает доходец с перепечаток. Наши издательства (включая крупнейшие) систематично выпускают классику, обычно не вкладывая ни копейки в «аппарат». Тексты «бесхозные», правовладельцев нет. Юридически все нормально, но надо же помнить о том, что когда-то кто-то готовил к печати все -- включая «Евгения Онегина» и «Анну Каренину». И если труд ушедших филологов используется на благо не только читателей, но и издателей, совсем не худо бы им задуматься о положении тех, кто сегодня «строит» книги, которые будут переиздаваться завтра и послезавтра. Если воротилы книжного рынка живут в своей стране, для них не должны быть безразличны судьбы «Новой Библиотеки поэта», «Литературных памятников» или собраний сочинений «неизданных классиков» -- без которых Россия не была бы Россией.