Людей в районе Театрального центра на Дубровке после освобождения заложников меньше не стало. Каждый второй у станции метро «Пролетарская» тихим голосом спрашивает у идущих навстречу, как пройти к «Норд-Осту», и опускает глаза. Сейчас уже никто не вспомнит человека, который первым принес букет цветов и зажег свечу у здания злополучного ДК. Вчера, в День траура, почтить память заложников, которых не удалось спасти, на Дубровку с цветами пришли тысячи москвичей.

Утром толпа у сохранившегося зачем-то ограждения нарастала с каждой минутой. И в какой-то момент плотное кольцо ОМОНа, по-прежнему окружающего здание Театрального центра, оказалось внутри не менее плотного кольца людей с цветами. Похоже, что просто сочувствующих чужому горю людей там было гораздо больше, чем родственников погибших. Люди подходили, клали букеты, крестились и почти сразу выходили. Задерживаться за ограждением милиционеры не советовали, поскольку пока еще внутри ДК работают криминалисты и саперы. Был только один человек, которого почему-то не выводили. Он сидел около зажженной свечи, прикрывая ее пламя руками. По его щекам катились слезы. Сидел он так уже давно. «Менты пытались его прогнать, а потом оставили в покое. Может, поняли, что у человека горе», -- поясняли из толпы. Когда мужчина поднялся и вышел через оцепление, его окружили телекамеры. Он поднял глаза и произнес: «Я похоронил всех». И ушел, не вступая в разгоравшийся спор о том, кто виноват в его горе: чеченцы-террористы или российские спецслужбы. Спорили о таинственном газе -- не очень, впрочем, оживленно, и в большинстве оказались те, кто считает, что по-другому спасти людей было нельзя.

Собственно, о том же чуть позже говорил Борис Немцов, который подкатил на «Мерседесе» с выключенным «маячком» и практически незамеченным прошел через толпу. Если бы не журналисты, г-н Немцов, возможно, поступил бы как все: положил свой букет и уехал. Но щелчки фотоаппаратов и оживление в рядах телеоператоров заставили его отметиться коротким выступлением. Г-н Немцов выразил свои соболезнования родственникам погибших и сожалел, что «ситуацию не смогли разрешить мирным путем». «Главное, чтобы из-за траура о живых не забыли», -- заметил он.

Каждый из живых решил, что речь идет именно о нем. Зеваки, среди которых поутру было много жителей из окрестных кварталов, стали жаловаться на свои страхи. «Вот уж не думал, что из-за этого «Норд-Оста» придется квартиру менять, -- сказал молодой мужчина, который наблюдал за происходящим в последние дни из своих окон в доме на 1-й Дубровской. -- Теперь детей на улицу гулять не отпустишь». Ему вторили две старушки, утверждавшие, что последний раз им было так страшно во время Великой Отечественной. «Когда военные пришли и сказали, что весь дом эвакуировать собираются, я уж было подумала, что никогда больше сюда не вернусь, -- жаловалась одна. -- Только уезжать я отказалась. И соседи тоже не поехали».

В этот момент уже было известно, что власти обещали выплатить компенсацию пострадавшим во время теракта на Дубровке. Юрий Лужков в ближайшее время должен подписать распоряжение об оказании единовременной материальной помощи бывшим заложникам и семьям погибших. Предполагается, что из городского бюджета родственники погибших получат по 100 тысяч рублей. Выжившим заложникам власти намерены выплатить по 50 тысяч рублей (вице-премьер Валентина Матвиенко назвала это компенсацией за «моральный ущерб») и обещают 10-тысячную компенсацию за утерянное имущество.

Попытки некоторых местных жителей намекнуть на то, что они тоже морально пострадали, сочувствия у окружающих не вызвали. Зато зеваки активно поддержали выдвинутые дамой с цветами обвинения в адрес чиновников: «Опять никто из пострадавших толком ничего не получит, начальники все себе захапают, и награды тоже только они получат». Немедленно завязавшаяся в толпе дискуссия о коррупции во власти свидетельствовала о том, что жизнь в Москве возвращается в обычное русло.