Еще несколько месяцев назад мы и представить себе не могли, что в Центральной Азии, которую Москва не без оснований считала своей законной сферой влияния, появятся американские военные. Война с терроризмом сместила все ориентиры, заставив государственных деятелей срочно формулировать новые политические цели и задачи. Но если многие политики могут, как они уже не раз демонстрировали, резко менять свои взгляды, всякий раз находя для этого очень убедительную аргументацию, то с военными дело обстоит куда сложнее. Армию уже начинают упрекать «в пережитках имперского мышления», обвинять «в нежелании конструктивного сотрудничества с Западом» и т.п. Но хотя армейская среда действительно весьма консервативна, этих упреков наши военные, пожалуй, не заслужили. Дело в том, что они-то по закону могут опираться не на разнообразные политические заявления, а на конкретные документы -- приказы и концепции. И пока новый курс России не будет документально оформлен, генералам не остается ничего другого, кроме как руководствоваться прежними подходами. А исходя из них возражения военных против размещения американских баз вполне резонны. Они сводятся к констатации нескольких конкретных проблем, которые возникают в случае закрепления постоянного военного присутствия США и их союзников по НАТО на территории бывших советских среднеазиатских республик.

Проблема №1: мобилизационное развертывание

Российская концепция отражения внешней агрессии претерпела весьма незначительные изменения с советских времен. Она предусматривает, что в случае нападения на Россию ее армия немедленно вступает в противоборство с противником имеющимися в наличии ограниченными ресурсами, а тем временем руководство страны приступает к реализации планов так называемого мобилизационного развертывания. То есть перевода всех структур государства от режима деятельности в мирное время к состоянию войны. Основная роль в этих планах традиционно отводилась «тыловым» районам -- Поволжью, Уралу и Сибири. Правда, в отличие от советских времен нынешние военные округа формально уже не делятся на «приграничные» и «внутренние» -- после распада СССР все стали приграничными. Тем не менее за безусловное выполнение задачи формирования стратегических резервов первой и второй очереди по-прежнему отвечают традиционные «внутренние» -- Приволжско-Уральский и отчасти Сибирский военные округа.

Просторы родины всегда рассматривались армейским руководством как одно из военных преимуществ. Но это преимущество полностью теряется, если потенциальный противник вплотную приближается к районам развертывания резервов. Тем более сейчас, когда в ходе военной реформы количество «штыков» в действующей армии сокращается «в разы» и, соответственно, способность к отражению агрессии все более зависит от возможностей мобилизационного развертывания. Правда, на заседании российского Совбеза в конце ноября, посвященного этой проблеме, Владимир Путин пообещал пересмотреть саму эту систему, поскольку «наша экономика перестала быть директивно-плановой, а мобилизационные правила действуют еще со времен царя Гороха». Однако от заявлений до реального разрешения проблемы дистанция серьезная. А американцы могут появиться поблизости от наших «тылов» не сегодня завтра.

Проблема №2: ядерные гарантии

В условиях «новой центральноазиатской диспозиции» абсурдом оборачиваются и «ядерные гарантии», которые Россия предоставляет своим партнерам по Договору о коллективной безопасности (ДКБ) -- Армении, Белоруссии, Казахстану, Киргизии и Таджикистану. Российская военная доктрина предусматривает возможность применения ядерных вооружений в случае агрессии как против нас самих, так и против наших союзников. Ядерное оружие -- это оружие сдерживания, и использовать его предполагается лишь в ответ на «серьезную агрессию» со стороны ядерных же стран. И удар может быть нанесен как по территории самих стран-агрессоров, так и по их зарубежным воинским контингентам.

Большинство входящих в официально признанный ядерный клуб мировых держав вместе с США сейчас приступают к размещению контингентов в центральноазиатских республиках, в числе которых три наших союзника по ДКБ -- Казахстан, Киргизия и Таджикистан. Круг замкнулся: для защиты наших союзников в случае ядерного конфликта Россия должна будет нанести ядерный удар по их же собственной территории.

Проблема №3: стратегические военные объекты

Еще одним наследством советских времен являются стратегические военные объекты России в Центральной Азии. Когда-то они были размещены здесь именно для того, чтобы сделать их максимально недоступными для чужих глаз. И хотя стремительное развитие технических средств разведки в значительной степени рассекретило многие из них, проблема остается для российских военных достаточно серьезной. Какие бы договоренности при размещении военных баз США ни были заключены, они не смогут помешать американцам вести на них разведывательную и контрразведывательную деятельность. Причем вовсе не в силу особого коварства наших «потенциальных противников и стратегических партнеров». Американцам придется это делать хотя бы для того, чтобы обеспечить безопасность пребывания в регионе своих подразделений. Поскольку в противном случае они могут стать соблазнительной целью для террористов, а значит, сами превратятся в постоянную угрозу для «стран пребывания».

В итоге военная разведка США и их союзников на легальных основаниях приступает (точнее, уже приступила) к активной работе в Казахстане, Киргизии и Таджикистане. В Казахстане в поле ее зрения может попасть не только уже достаточно открытый космодром Байконур (арендуемый Россией для своих военных и гражданских программ), но и по-прежнему строго секретный российский противоракетный полигон Сары-Шаган. Интерес представляют и расположенные на берегу Балхаша радиолокационные станции, входящие в систему предупреждения о ракетном нападении, которая непосредственно связана с управлением российскими ядерными арсеналами. В Киргизии за Россией остались два военных объекта, имеющих стратегическое значение и не предназначенных для чужих глаз. Это пункт дальней связи российского ВМФ и также относящийся к ведению Военно-морского флота полигон на озере Иссык-Куль, где испытываются ракето-торпеды для атомных подлодок. Недавняя шпионская история с Эдмондом Поупом, который охотился за ракето-торпедой «Шквал» -- одним из основных иссык-кульских «изделий», -- подтвердила, что интерес западных разведок к этому полигону остается весьма серьезным. Наконец, в Таджикистане безусловный (и по мнению наших военных, «крайне нездоровый») интерес вызывает новая станция оптико-электронного наблюдения «Окно» в припамирском Нуреке, только что заступившая на боевое дежурство в составе глобальной российской системы контроля космического пространства.

Проблема №4: экспорт вооружений

Принимая «на постой» американских военных, бывшие советские республики сталкиваются еще с одним очень серьезным соблазном -- возможностью использования западных систем вооружения. Речь даже не о том, что у США прекрасно отработана система «гуманитарной» передачи военного «секонд-хенда» армиям тех стран, которые дают согласие на развертывание американских баз (или даже просто заявляют о своем «стратегическом партнерстве» со Штатами, как поступила, например, Грузия, получившая взамен с американских складов военные вертолеты «Ирокез»). Само по себе развертывание военных баз волей-неволей приводит к частичной технической переориентации страны пребывания: американцы перестраивают взлетно-посадочные полосы аэродромов, которые предстоит использовать их авиации, заменяют эксплутационное оборудование, военную инфраструктуру и системы логистики. В конечном счете отказ от российского оружия уже не будет зависеть от симпатий или антипатий к нашей стране, просто оно все меньше и меньше будет вписываться в окружающую действительность.

А ведь утвержденная Владимиром Путиным пару недель назад программа перевооружения российской армии на ближайшее десятилетие очень тесно увязана с возможностями экспорта продукции нашего ВПК. Финансовое обеспечение этой программа примерно на 50% должно покрываться за счет «внебюджетных источников», главным из которых является продажа оружия (как нового, так и из запасов Минобороны) «инозаказчикам». Правда, до сих пор основные поступления приходились на военно-техническое сотрудничество с «дальним зарубежьем»: 90% из прошлогодних 4 млрд «оружейных» долларов -- это контракты с Китаем и Индией. Однако Москва прилагала в последнее время максимум усилий для того, чтобы заинтересовать в покупке оружия и ближайших соседей: так или иначе ресурс доставшейся им при разделе СССР техники подходит к концу. В прошлом году Кремль утвердил Концепцию военно-технического сотрудничества с государствами -- участниками ДКБ, разработан механизм льготных военных поставок. Как заявлял Владимир Путин, наши союзники по ДКБ «должны чувствовать, что между странами -- участницами договора есть сфера отношений, которую можно назвать особой, и разумеется, это прежде всего военно-техническое сотрудничество». И если до последнего времени наши центральноазиатские соседи отвечали нам полной взаимностью, желая получить максимальные преференции при поставках российского оружия, то в последние недели их позиция начала стремительно меняться. Наиболее откровенным стало недавнее признание министра обороны Казахстана Мухтара Алтынбаева: для начатого в стране перевооружения системы ПВО «необязательно будет закупать военную технику в России», поскольку Астана сейчас «пристально изучает предложения США, Великобритании и Франции».