По инициативе Швыдкого и нового министра культуры Польши Вальдемара Домбровского (когда договаривались, последний еще служил генеральным директором варшавской оперы) Большой театр Варшавы привезет в Москву три спектакля -- традиционалистский «Страшный двор» Монюшко (вроде нашего «Сусанина», только это обаятельная комедия), модернистского «Короля Рогера» Кароля Шимановского (аналогом может служить «Огненный ангел» Прокофьева, который, впрочем, в Москве не идет) и постмодернистского «Евгения Онегина» в постановке Мариуша Трелиньского. Этот режиссер определяет новое лицо варшавской оперы, интересное и дома, и за границей.

Гастрольная подборка московского Большого лаконичнее, но тоже по-своему репрезентативна -- поедут «Любовь к трем апельсинам» Питера Устинова и новая «Хованщина».

В Варшаве продирижирует Александр Ведерников, в Москве -- Яцек Каспшик, новый гендиректор. Каспшик -- дирижер с мировым именем, в его архиве третья премия на конкурсе Караяна (вторую тогда получил Гергиев), работа в Лондоне, руководство Северо-Нидерландским оркестром, огромный оперный репертуар от Верди до Бартока. После возвращения в варшавский театр в 1998 году ему удалось сделать невозможное -- уволить целую толпу оркестрантов и вытянуть оркестр на уровень, достойный европейского театра. Теперь ему предстоит решать проблему, сходную с московской, -- в наследство новому руководству досталась огромная неповоротливая труппа (400 человек творческого коллектива, все же вдвое меньше, чем в Москве) -- и проблемы перехода на контрактную систему и систему staggione.

Каспшик комментирует, посмеиваясь: «Я чудом успел реформировать оркестр, но теперь, чтобы уволить кого-то из старых солистов (всего у нас 38 человек), нужно преодолеть сопротивление профсоюза солистов. Только вдумайтесь, какая странная организация! После того как я стал генеральным директором, я этим людям из профсоюза сказал: «Можете заходить ко мне в кабинет, но только как частные лица, а не как профком!»

В театре ощущается недостаток финансирования: по словам министра Домбровского, государство финансирует театр примерно на 70%, остальное добирают от спонсоров, но о том, чтобы делать больше четырех премьер в год, или о 30 миллионах долларов, необходимых для решения акустической проблемы театра, даже не мечтают. Но мечтают о долгосрочном планировании и что когда-нибудь с помощью нового министра найдут семь миллионов на коррекцию проблемной живой акустики электроникой (Каспшик уповает на опыт «Метрополитен» и Венской оперы).

Польская Национальная опера почти не понимает, о чем речь, когда спрашиваешь, не ищет ли она подобно московскому Большому сложного компромисса между консерватизмом и новацией. Национальный репертуар («Нам не так повезло с ним, как русским», -- сокрушается Яцек Каспшик, имея в виду количество) мягко перемешан с Верди, Вагнером и Дебюсси. Традиционные на вид и слух спектакли идут себе спокойно в очередь со свеженаписанными операми, с декадентским «Королем Рогером» в витиеватой режиссуре с «живыми» запахами, с постмодернистскими фантазиями Трелиньского на темы оперной классики (идут «Мадам Баттерфляй», «Отелло», «Онегин», готовится «Дон Жуан» для Пласидо Доминго в Лос-Анджелесе и «Пиковая дама» для Берлинской Штаатсопер). К зиме ждут новостей от Пендерецкого: театральные репетиции новой оперы скоро должны начаться, а он, говорят, еще ничего не написал. Подтверждают, что когда Анджей Жулавский вывел героев «Страшного двора» на сцену в кальсонах и вообще всяко насмехался над оперой-любимицей, был скандал. Но в театре настаивают, что в этом не было давления консерватизма на художественную свободу. Просто надо иногда знать меру.

Сравнение практик двух Больших театров, имеющих и общее, и различия, обещает быть одной из главных интриг декабря. Жаль, что во всех спектаклях будут сценографические потери: Большой варшавский гордится не только узнаваемым адресом («Театральная пл., 1»), квадригой на фасаде и долгой историей (он почти ровесник московского Большого), но и объемом. После реконструкции 1965 года (от здания, разрушенного в 1939-м, остался лишь фасад) он составляет 500 тыс. кубометров, а общая площадь сцены «с карманами» -- 2 500 квадратных метров. Таких карманов и такой глубины нет ни в одном театре мира. Компьютеров в театре, как и в Москве, нет, но машинерия величественна. В Большом московском варшавские декорации просто не поместятся. Больше всех теряет «Король Рогер». Вместо девяти метров, на которые в финале взмывает один из персонажей, в Москве будет какой-то смешной один метр.

Зато в хорошей московской акустике можно будет насладиться оркестром Каспшика, специализирующегося на позднем романтизме. В России в оперных изводах этой выспренней эстетики царит Гергиев, но Каспшик интерпретирует позднероматическую музыку иначе -- вместо горячности у него глубокие и теплые тона, вместо взвинченности -- эмоциональная пластичность, а гипнотизм, которого он добивается от оркестра в «Короле Рогере», -- редкое удовольствие для меломанов.