Два важных события, которые будут определять дальнейшее развитие каспийского региона, произошли на днях: закладка в Баку первого камня в строительство нефтепровода Баку--Тбилиси--Джейхан и подписание в Москве соглашения между Россией и Азербайджаном о разделе сопредельных участков Каспия. Связаны ли между собой эти события, какой должна быть стратегия России в этом регионе, какие трудности еще остаются на пути выработки нового статуса Каспийского моря?

Об этом в интервью обозревателю газеты «Время новостей» Аркадию ДУБНОВУ рассказывает заместитель министра иностранных дел России, специальный представитель президента по вопросам Каспия Виктор КАЛЮЖНЫЙ.

-- Подписанное президентами России и Азербайджана соглашение -- одно из самых серьезных за последние годы достижений в процессе раздела Каспийского моря. Хотя это не пятистороннее соглашение, оно вызывает удовлетворение, поскольку после заключения аналогичных соглашений между Россией и Казахстаном, а также между Казахстаном и Азербайджаном для этих государств открывается поле для согласованных действий в северной части Каспийского моря. Кроме того, между ними решены и все вопросы о спорных месторождениях -- это колоссальный успех, дающий любому инвестору юридические гарантии его деятельности.

-- Напоминал ли Гейдар Алиев в ходе переговоров с Путиным о предложении ЛУКОЙЛу войти в спонсорскую группу по строительству нефтепровода Баку--Тбилиси--Джейхан (БТД)?

-- Трудно сказать, о чем были переговоры один на один, но в официальных переговорах делегаций этот вопрос не затрагивался. Проект БТД -- это модная тема, она педалируется на всех уровнях, особенно потому, что в активной позиции здесь находятся США. Я понимаю американский бизнес, который хочет войти в БТД, поскольку вложение денег в энергетический комплекс сегодня предполагает их самый быстрый оборот. Но еще раз хочу сказать, что на данном этапе этот нефтепровод для России как государства никакой выгоды не обещает.

-- Однако сегодня многие утверждают, что БТД не выгоден не столько России, сколько государственной компании «Транснефть», которая заинтересована в использовании нефтепровода Баку--Новороссийск. Поэтому «Транснефть» успешно оказывает влияние на правительство, чтобы не допустить к участию в строительстве БТД компанию ЛУКОЙЛ.

-- Я говорю о государстве, подразумевая при этом «Транснефть» как государственную компанию, являющуюся практически унитарным предприятием, владеющим почти всей системой трубопроводного транспорта на территории России. У этой монополии сегодня нет проблем со строительством какой-либо новой трубы в любом направлении с учетом перспективности того или иного региона. Поэтому «Транснефти» как государственной компании, с одной стороны, БТД, конечно, не выгоден, а с другой -- выгоден. Почему? Да потому, что он приучает работать ее в условиях конкуренции.

-- Вы имеете в виду «Транснефть»?

-- Да. Скажу точнее. Государству необходимо создавать такие условия, при которых монополии не под давлением, а сами вынуждены были бы проводить гибкую политику. И такой нефтепровод, как БТД, должен заставить «Транснефть» задуматься о том, какую тарифную политику она должна осуществлять. Еще будучи министром энергетики, я, между прочим, говорил о том, что необходимо пересмотреть всю тарифную политику нефтепровода Баку--Новороссийск.

-- Недавно ЛУКОЙЛ предложил ЮКОСу принять участие в строительстве нефтяного терминала в Мурманске для экспорта нефти на Запад, в частности в США. Многие рассматривают это предложение как российскую альтернативу Баку--Тбилиси--Джейхану...

-- Можно много говорить о перспективах БТД, рекламируя его рентабельность. Я подошел бы к этому по-другому и задал бы вопрос: а где нефть? Утверждают, что рентабельность этого проекта во многом зависит от того, пойдет ли через БТД казахстанская нефть. Казахстан хотят видеть и в БТД, и в Каспийском трубопроводном консорциуме, и в Китае, и в Иране. Такое внимание и к Казахстану, и к его ресурсам прекрасно. Но хорошо бы посчитать: а есть ли эти ресурсы? И если есть, то сколько их?

Похожая ситуация сегодня и в России. Можно строить нефтепроводы налево и направо, на север, запад и восток, но мне кажется, что сейчас важна идеология сбережения ресурсов. За последние одиннадцать лет, с начала 90-х годов, прирост их запасов составил всего 13%. Активно увеличивая объем добычи нефти, мы пожираем ресурсы, почти не наращивая их. Когда я возглавлял Министерство энергетики, мы, формируя свою концепцию стратегии развития, в 2020 году планировали добыть в России 365 млн тонн нефти. Мы исходили из интересов экономики страны, роста базовых отраслей промышленности, которые должны были реагировать на темпы роста энергетического комплекса, чтобы он не убегал от отсталых отраслей промышленности. К сожалению, должен отметить, что Россия уже в 2002--2003 годах может выйти на этот неоправданно высокий уровень добычи нефти или и того больше -- на 400 млн тонн. И возникает вопрос: а это подкреплено ресурсной базой? Почему Министерство энергетики и лично Калюжный исходили из того, что уровень 365 млн тонн должен был быть достигнут только к 2020 году, а Россия уже сейчас выходит на него? В чем причина: в отсутствии профессионализма у Калюжного или в авантюризме нового руководства отрасли? Я готов лично оппонировать по этому вопросу всем желающим. И если лидеры некоторых нефтяных компаний говорят о том, что нужно сегодня добывать столько, сколько можно, а к 2020 году появится новое топливо, я хочу ответить: может быть, и да. Но сколько оно будет стоить и будет ли это выгодно России?

По прогнозу компании АСПА, в ближайшие годы развивающиеся страны увеличат темп потребления нефти, что неминуемо приведет через десять лет к энергетическому кризису, когда спрос на энергоресурсы будет значительно превышать предложение. И я не хочу, чтобы Россия оказалась втянутой в этот кризис.

В России все есть, чтобы спланировать стабильную схему пополнения и использования ресурсов. Только ответив на эти вопросы, можно говорить о том, куда нам строить нефтепроводы: в Мурманск, в Находку, из Баку в Джейхан, в Европу...

-- То есть вы считаете, что сегодня в России выкачивается излишнее количество нефти, часть которой нужно приберечь на будущее?

-- Да. И если сегодня Министерство энергетики превратилось в бизнес-министерство, то это и является ответом на все возможные последующие вопросы...

-- После подписания соглашения по Каспию между Россией и Азербайджаном среди политической элиты Ирана стали раздаваться голоса, что другие прикаспийские страны, заключая двухсторонние соглашения, воспользовались «слабостью иранской дипломатии», которая длительное время шла «ошибочным путем» в переговорах о Каспии. В Иране даже заговорили о «фактической изоляции страны». Действительно в Тегеране началась паника?

-- Конечно, такие высказывания удивляют, и не вполне понятно, какова их цель: разжигание страстей либо нечто иное... По-моему, это просто наговор на иранскую дипломатию, которая все эти годы продолжает интенсивный диалог по всем направлениям каспийских проблем. Что касается «ошибочного пути», так и мы в России тоже долго шли тем же путем, когда пытались добиться на Каспии режима кондоминиума.

Просто меняется реальность. Кроме России на Каспии появились три новых независимых государства со своим видением развития, и это надо учитывать в практической политике. Нельзя, как это делают некоторые мои критики в Иране, сначала выдвигать заведомо нереальные требования, а когда становится очевидно, что они неосуществимы, заводить разговоры о «слабости» своей дипломатии.

-- На днях нашей газете стало известно, что президент Туркмении в разговоре с министром энергетики России предложил, не дожидаясь согласия Ирана на приемлемое для всех соглашение по Каспию в пятистороннем формате, договариваться без него, вчетвером. Что вы думаете о таком радикальном изменении позиций Ашхабада?

-- Мне пока ничего не известно об этом. Думаю, что в ходе заседания пятисторонней рабочей группы по Каспию в Баку в ноябре Туркмения обозначит свою позицию.

-- Недавно Казахстан разъяснил свою позицию относительно принятого там нового закона о границе, в соответствии с которым эта страна ввела понятие «континентальный шельф Каспия». Известно, что Россия считала, что понятие континентального шельфа не применимо к Каспию. В результате разъяснения Казахстана это недопонимание между двумя странами можно считать снятым?

-- Мы, конечно, высказали Казахстану свое мнение по этому вопросу, мы не согласны с его трактовкой. Потому что мы считаем, что на Каспии нет континентального шельфа. Это уникальный водоем, который нуждается в особом правовом режиме. Позиция Астаны расходится с позицией Москвы, которая предлагает установить для прикаспийских государств 15-мильные прибрежные зоны национальной юрисдикции, в которых они осуществляли бы свой пограничный, таможенный, санитарный и иной контроль, а также обладали исключительным правом на рыболовство. Казахстан же обозначил в своем законе зону шириной в 12 миль. Хотя Астана разъяснила, что понятие «континентальный шельф» имеет только внутреннюю направленность и не противоречит международным соглашениям, в том числе и российско-казахстанскому соглашению о разделе дна северной части Каспия. Кроме того, в своем законе Астана закрепила приоритет международных договоренностей над внутренним законодательством.

Мы, конечно, можем обо всем говорить или все обещать до тех пор, пока мы живы и у дел. Но что будут делать люди, которые придут нам на смену? Как будут они трактовать то, что заложено в сегодняшних решениях?