У известного артиста Сергея Безрукова есть папа, менее известный артист Виталий Безруков. И вот этот самый папа написал пьесу о Пушкине, которая так и называется «Александр Пушкин». Написал и написал. Когда я студенткой проходила практику в литчасти «Современника», мне рассказали об одном грузчике, который написал и прислал в театр аж тридцать пьес, причем одну из них о Гоголе. Но грузчику в отличие от папы Безрукова не повезло. Ни одно из его произведений не было воплощено на сцене, потому что он, как несложно догадаться, ошибся адресом. Все свои пьесы ему надо было приносить в литчасть Театра им. Ермоловой. Вот папа Безрукова своего «Пушкина» принес, и это его сочинение не только приняли к рассмотрению, но и разрешили самому же его и поставить. Папа не заставил долго себя ждать и сразу же поручил роль Пушкина сыну, тем более тот уже имеет в этом деле некоторый опыт -- не так давно он сыграл на ермоловской сцене другого любимого народом поэта, Сергея Есенина, за что получил Госпремию.

При создании своего пространного (четыре с лишним часа сценического времени) и многонаселенного (Николай I с Бенкендорфом, Дантес с Геккереном, Пущин с Нащокиным, а так же Арина Родионовна, семейство Гончаровых, обитательницы борделя и т.д.) произведения Безруков-старший пользовался, судя по всему, тремя основными источниками -- школьными учебниками, статьями из энциклопедических словарей и рассказами о Пушкине Даниила Хармса. Будучи свято уверен в высокой степени надежности всех трех источников, автор позволял себе смелые контаминации оных, вкладывал цитаты из словарей и учебников в уста персонажей и обильно пересыпал их цитатами из самого поэта. Ну например. Приезжает к томящемуся в Михайловском Пушкину Пущин -- поздоровались, и не теряя времени, стали читать на авансцене: «Пока свободою горим, пока сердца для чести живы...» Тут няня Арина Родионовна входит, а Пущин, не будь дурак, сразу же ей и говорит: «Выпьем с горя, где же кружка...» Прозревая будущее, лицейский друг великого поэта обнаруживает неплохое знание «Маленьких трагедий» и других не написанных пока произведений поэта, что лишь способствует установлению еще более теплых отношений между давнишними приятелями. Прочие персонажи знают творчество Пушкина несколько хуже, но искупают это обстоятельство огромным уважением к Александру Сергеевичу. «До тех пор пока Наташа не вышла за вас замуж, мы мало читали Пушкина», -- говорит Пушкину сестра Гончаровой Екатерина, от избытка чувств обращаясь к своему родственнику сразу во втором и третьем лице.

Особенный интерес, без сомнения, должна вызвать в творении Безруковых сцена неожиданной встречи великого русского поэта и друга его Нащокина. Дело было так. Сначала Пушкин встретился с Николаем и Бенкендорфом. Они к тому времени уже успели в не самых изысканных выражениях обсудить ветреного пиита -- Бенкендорф рассказал царю, что Пушкин написал «Гаврилиаду», и прочитал ему вслух «донжуанский список», а сам царь не преминул сообщить шефу тайной полиции, что Пушкин -- «первый профессиональный русский литератор, зарабатывающий на жизнь собственными сочинениями». Тут пришел и сам Пушкин. При виде вольнодумца Николай с Бенкендорфом раздухарились и начали демонстрировать беспощадный деспотизм царской власти (Николай даже цинично заметил, что Пушкину «предстоит освоить широкое поле литературной деятельности в области чистого искусства»). Не вынеся надругательства, поэт быстрехонько сбежал от царизма в бордель, отчего-то напоминающий в спектакле бахчисарайский фонтан. Там-то и случилась его удивительная встреча с Нащокиным. Дело в том, что Нащокин занимался в борделе не прямым для посетителя борделя делом, а играл в карты. Оказывается, у Нащокина был приятель, у которого была бабушка, которая знала самого Сен-Жермена, и вот таким сложным путем Нащокин узнал о верных трех картах. Пришел в бордель, поставил на тройку -- выиграл, поставил на семерку -- выиграл, поставил на туза, а ему говорят: «Ваша дама бита». Так Нащокин проигрался и к моменту прихода Пушкина был еще печальнее самого поэта, только что лицезревшего царскую власть во всей ее неприглядности. Великий русский поэт не был бы великим русским поэтом, если бы оставил Нащокина в беде. Он постучался в соседнюю дверь, из которой вышли два хмыря, и говорит: «Хочу с вами играть. Вот деньги», -- достает внушительных размеров пачку и тут же на тройку поставил, на семерку и на туза, и все три раза выиграл. Деньги Нащокину отдал, а хмырям говорит: вы, говорит, шулера, я вас на дуэль вызываю. Тут же, не отходя от борделя, Пушкин и один из хмырей стреляются с семи шагов. Хмырь промахивается, выстрел остается за Пушкиным, и тогда жалкий и трусливый картежник хлопает себя по лбу, громко пукает от страха и кричит: «Да это же Пушкин, -- кричит, -- не признал я тебя, дурень. Не погуби -- дети малые». Пушкин, широкий человек, незадачливого дуэлянта прощает и, обнявши Нащокина, отправляется к нему домой. Тем паче что жена Нащокина уже приготовила им там горячего чаю.

О том, как Пушкин с Натали танцуют на балу под музыку своего знаменитого современника Георгия Свиридова, как непросто складываются у поэта отношения с прощелыгой Дантесом и сестрами Гончаровой, как огорчен был человек и гражданин Пушкин подавлением восстания декабристов, я рассказывать не буду. Литературоведы, психотерапевты, любители кэмпа, чиновники, ведающие госпремиями, и вы все, дорогие читатели, должны увидеть произведение папы с сыном собственными глазами. Этот документ эпохи, идущий в нескольких десятках метров от Красной площади нельзя пропустить. Хотя бы потому, что оно совершенно опровергает знаменитую строчку Хармса, на которого так понадеялись Безруков-fils и Безруков-pere: «Трудно сказать что-нибудь о Пушкине тому, кто ничего о нем не знает». Именно тому, кто не знает, как раз и не трудно.