Ничто так быстро и эффективно не избавляет от мании величия, как сфера обслуживания, утверждал Мудрец. Он был прав воистину в планетарном масштабе! Ибо сейчас, когда «проникновение наше по планете» заметно не только вдалеке, мы начинаем открывать для себя, что и хваленый западный сервис бывает порой столь же ненавязчив, как и наш. Сознайтесь: это один из тех редких случаев, когда избавление от иллюзий необычайно приятно, не правда ли?..


Антенна и валенки

Нет ничего более опасного для россиянина за рубежом, чем проснувшийся патриотизм. Узнав из рекламы в специализированном телевизионном журнале, что теперь в любом конце света можно принимать российское телевидение, я достал из шкафа телефонный справочник и позвонил во французскую фирму с глобальным названием по-английски, которое можно было бы перевести как «Мировая спутниковая и цифровая связь»! Милый женский голос с резким арабским акцентом объяснил мне, что для приема «русского кино» на дому необходимы антенна-тарелка, декодирующий приемник и карточка-абонемент «НТВ Интернешнл» -- под таким названием за рубежом дефилировали до недавнего времени ТВ-6 и «наше кино» из букета НТВ +. Как по мановению волшебной палочки, все три компонента моего эмигрантского счастья оказались у «мировых связистов» в полном комплекте. Оставалось только собрать этот «конструктор для взрослых» в снимаемой мною парижской квартире. Короче, я договорился о рандеву и стал ждать, как мессию, телевизионного гения.

«Мировой связист» оказался неопределенного возраста человечком в шортах, его голову-желудь украшали бесформенный старый нос и кепи с козырьком, похожим на нахально-красный язык. Вместе с чемоданом с инструментами умелец притащил увесистый ящичек, напоминающий не то тонометр, не то компьютерный монитор, и металлическую параболу, почему-то выкрашенную в пронзительно канареечный цвет. «Месье Джованни», -- с вкрадчивой солидностью представился «цифровой» мэтр и состриг витыми ножками в грязно-белых кроссовках замысловатый узор на паркете. После чего перешел непосредственно к делу: «Где балкон?» Признаюсь, он застал меня врасплох -- балкона у нас не было, да и не намечалось. Предугадав мой ответ, месье Джованни погрустнел: «Подоконник-то хотя бы есть у вас?» Подоконников оказалось сразу пять, но -- как выяснилось -- ни один из них не подходил для реализации моей высокой патриотической цели.

«Для французов нет ничего невозможного! -- гордо изрек месье Джованни. -- Мы установим антенну на треноге у окна!» «Как? Вместо мебели?» -- ахнула жена. «Мировой установщик» даже не среагировал на столь явное невежество и принялся увлеченно ловить солнечный зайчик ящичком-тонометром. «Ага, попался!» -- торжествующе возопил магистр спутниковой связи и, показав пальцем на пятачок возле нашей постели, вынес вердикт: «Сателлит висит на юго-востоке, поэтому антенна будет стоять здесь!» Мне стало не по себе, я с ужасом представил, как просыпаюсь ночью и первым делом буравлю взглядом агрессивно желтый лопух параболы. «А нельзя ли в другом месте?» -- робко запротестовал я. «Нельзя», -- отрезал потомок галло-римлян и вытряхнул из коробки три железки.

С помощью гаечного ключа месье Джованни собрал треногу, увенчал ее тарелкой и принялся тянуть от антенны к телевизору черный кабель. Его почему-то хватило только до туалета... Жена отозвала меня в сторону: «По-моему, этот тип хочет, чтобы мы смотрели Москву, сидя на унитазе». Умелец хмыкнул куском пемзы, занимающим у него на лице место носа, и повертел в руке обрубком кабеля: «Предлагаю вам, месье-дам, поставить телевизор у кровати, рядом с антенной!» Он был решителен, как инквизитор, и важен, как член политбюро. В мгновение ока телевизор оказался в ногах нашего супружеского ложа, тут же произошли подсоединение, настройка -- и система заработала: на экране возникла монотонно говорящая по-русски томная венесуэльская красавица!

«Что за квартира такая! Везде сквозняки гуляют!» -- сказала жена и затворила окно в Париж, в которое, было, воззрилась ядовитого цвета антенна. Могучий тропический брюнет, успевший сменить красотку на экране, поперхнулся и исчез в кромешной тьме. Месье Джованни поиграл пультом настройки, проверил электророзетку, но кабальеро из Москвы упорно не хотел возвращаться. «Нет, все-таки жарко», -- тяжело вздохнула жена и открыла окно -- тут же в телевизоре появились герои сериала! «Все дело в контактах», -- поставил диагноз происходящему в сфере российского телевидения «мировой связист». Однако на этот раз его вердикт прозвучал неубедительно. Предчувствуя неминуемое приближение большого открытия, жена подошла к окну и захлопнула его: телевизионные обитатели далеких фавелл и латифундий опять скрылись с наших глаз! Сей простой эксперимент подтвердил научную закономерность: как только окно закрывалось, тропические кущи с фирменной маркой «НТВ Интернешнл» сменялись чернотой и молчанием. Антенна реагировала на оконное стекло с такой же остротой, как павловские кобели на сырое мясо!

«Какая разница! -- засуетился месье Джованни, выдавив из себя дохлую улыбку. -- Погода хорошая. Когда жарко, приятнее смотреть телевизор с открытым окном...» «А когда холодно?!» -- возопили мы в два голоса. Умелец лишь развел руками и посоветовал: «Смените стекло!»

...Благодаря испанской «Гваделупе» и еще не опальному Шендеровичу лето пронеслось у нас почти незаметно. Когда же наступила осень -- зимы и весны в российском представлении в Париже не бывает, -- уральские родственники прислали нам с женой валенки. В них, а заодно и в дубленках мы теперь смотрим, сидя на постели у открытого окна, российские картинки круглый год -- и ничего: привыкли!
Пустяки, дело житейское

Пальто было темно-красным. Может, кому-то такой цвет был и не по душе, а нам с женой нравился. И пальто нравилось. Оно оставалось темно-красным, пока его случайно не облили йогуртом. «Не беда, -- вздохнула жена. -- Отдадим его в химчистку, будет как новое!» Однако когда через неделю пальто вернулось из химчистки, пятно от йогурта, как было, так и осталось. А на груди, начиная прямо от ворота, торжествующе светилось еще одно пятно! «Это пятно не мое! -- обиделась жена. -- Нижнее -- мое, а верхнее не мое». И пошла в злосчастную красильную лавку.

К счастью, там артачиться не стали и признали свою вину: «Мадам, у каждого может случиться технический брак. Оставьте ваше пальто еще на неделю, мы исправим». Казалось бы, все хорошо, что хорошо кончается. Когда моя жена опять появилась в химчистке, девушка-приемщица, с энтузиазмом прощебетав несколько минут о дожде и хорошей погоде, объявила: «Странное дело, мадам... Вашего пальто нет». «Как нет? -- опешила жена, окончательно сбитая с толку. -- А это что?» -- И она как главное вещественное доказательство протянула квитанцию. «Только не волнуйтесь, мадам! -- засуетилась приемщица. -- Не расстраивайтесь! Мы можем возместить вам стоимость пальто. Но для этого вы должны предоставить чек, который получили при покупке». -- «Вы что, издеваетесь надо мной! Я это пальто год назад купила, не буду же я все это время чек хранить!» -- «Вот это зря, мадам! Чек -- это документ. С ним вы можете обратиться за помощью в Общество защиты потребителей». -- «А это разве не документ?!» -- не сдавалась моя жена, размахивая квитанцией.

«Тоже документ, -- погрустнела «химическая девушка». -- Знаете что? Я помогу вам. Но только не выдавайте меня! Это в рекламных целях мы пишем, будто чистим одежду «по индивидуальной системе обслуживания» и «только по особым заказам». На самом же деле нашей мастерской и в помине не существует, мы отправляем все заказы на завод, а там тысячи вещей чистят чуть ли не на конвейере. Это они потеряли ваше пальто. Я дам вам телефон».

Дома жена сразу набрала заветный номер. На заводе-химчистке явно не ожидали, что на них может выйти кто-то из анонимных клиентов. «Позвоните через неделю, будем искать», -- пообещал недовольный голос. Тот же самый ответ последовал и через неделю. Затем еще через одну!.. Только когда у моей жены лопнуло терпение и она пригрозила обратиться за помощью к адвокатам Общества защиты потребителей, на заводе на самом деле начали поиски, увенчавшиеся нашей полной победой. Пальто наконец-то выдали нам затянутым в матовую пленку.

Жена застыла в недоумении: «Это пальто не мое. Мое темно-красное!» «Ваше, ваше, -- снисходительно махнула полной рукой «химическая девушка». -- Вот и номера на квитанциях сходятся!.. Вы же хотели, чтобы на пальто пятен не было, вот их и нет. А за цвет мы не отвечаем!.. Впрочем, чем вам не нравится этот цвет? По-моему, веселенький -- лиловый?» «Нет, морковный,» -- сказала жена, кусая губы и понимая, что обречена носить теперь этот «веселенький» цвет. Или не носить...


Эй Гадость претензий не имеет

Когда он вошел в мою квартиру, я понял, насколько заблуждается тот, кто думает, что прежде всего русские -- народ рослый и крепкий. «Месье Паскаль» -- как представился этот молодой человек, явно ведущий свою родословную напрямую от гиганта Гаргантюа, -- возглавлял лихую команду из четырех молодцов, трудоустроенных в одном из многочисленных парижских агентств по перевозке мебели. Цепко оглядев мой скарб, месье Паскаль сразу оговорил условия переезда: с какого этажа спускать, на какой поднимать, есть ли у меня пианино, существует ли в доме грузовой лифт и т.д. Упомянул и о страховке. И тут я узнал немало нового для себя. Оказывается, возмещение ущерба во Франции начисляется не в зависимости от стоимости вещи, а в соответствии с ее объемом! Так, телевизор, купленный за 4200 франков, будучи «упущенным» перевозчиками со второго этажа, возмещается хозяину в виде чека на 180 франков. Что ж, и на том спасибо!

Лихие хлопцы принялись за работу споро. Месье Паскаль таскал шкафы и комоды. Маленький вьетнамец вязал узлы. Его помощник по имени Мишель необычайно ловко снимал люстры и выдергивал шнуры из электрических розеток. Третий член команды, к которому его компаньоны ласково обращались: «Эй, Салопри!» («Эй, Гадость»!), суетился больше всех -- то за лампу схватится, то за ящик письменного стола. Толку от этого, правда, было кот наплакал... Да, я забыл самое главное! Единственным орудием малой механизации у этой гоп-компании была самодельная тележка на четырех колесиках. Месье Паскаль, крякнув и надув щеки, поднимал диван. Под него приседал угодливый Мишель и подсовывал юркую тележку, катящуюся одновременно в четыре стороны. Тут же, на подхвате, был Эй Гадость, который судорожно раскачивал и толкал месье Паскаля, а заодно и поставленный дыбом диван.

Наконец, бригада погрузила в фургон все, что было, и, звеня пивом, которое Эй Гадость прихватил между делом в ближайшей арабской лавке, отправилась на новую квартиру. Там, в шестнадцатом округе Парижа, накануне муниципальных выборов в очередной раз вскрывали асфальт, делая вид, будто ведут кабель. (Такова неписаная традиция: для пополнения своего предвыборного бюджета местные власти организуют в преддверии электоральной кампании масштабные ремонтные работы в городском хозяйстве.) Как раз у подъезда, где предстояло разгружать мой нехитрый скарб, тарахтел компрессор. Месье Паскаль сходу взял его на абордаж и, освобождая место для стоянки, одной левой прислонил к беспечно запаркованному маленькому «рено», капот которого тут же сделался рифленым как стиральная доска. После чего из фургона десантировалась вся команда, зря времени в ходе переезда не терявшая, о чем свидетельствовали тут же высыпанные в ров пустые бутылки из-под пива и две фляжки из-под рома.

Чудеса продолжались! Гремела колесиками-подшипниками вездесущая тележка, которой, как фокусник, манипулировал Мишель. Чертыхался вьетнамец, помолодевший от пива с ромом и сразу ставший похожим на Рауля Кастро. Что-то мычал, совсем по-квазимодовски, деловитый Эй Гадость, тщетно пробующий протащить в дверь одновременно и торшер, и ночник. В итоге чехол с торшера сорвался, а керамическая лампа треснула... Но царствовал в этом бедламе месье Паскаль. Единолично правил! Он хотя и расцарапал напрочь обшивку лифта, совершенно не приспособленного для столь масштабных пролетарских акций, зато перетаскал на своем горбу комод и диван, кровать и шкаф, стол и бюро... Наконец, фургон опустел. Мебель, коробки, узлы были выгружены и свалены в кучу в прихожей и в гостиной. «Куда ставить будем, хозяин?» -- спросил неутомимый месье Паскаль. Я лишь развел руками. Откуда я мог знать, как моя жена расположит весь этот сонм вещей по новой квартире? «Пока оставьте так», -- только и смог ответить я. «Тогда распишитесь! Вот здесь! -- и месье Паскаль, старший в группе захвата, ткнул в серую казенную бумажку огромным пальцем с ногтем, словно танковая броня. -- Напишите: «Претензий не имею»...

«Э, нет!» -- спохватился я, вспомнивший, как много лет тому назад переезжал в Москве. Амбалы, таскавшие тогда мои коробки и узлы, пытались заиграть две пудовых связки с собраниями сочинений. Я обнаружил их случайно: они были припрятаны за гору ветоши в чреве грузовика-фургона! «Мне нужно проверить, все ли вещи целы!» -- взвизгнул я, одержимый недобрыми воспоминаниями и предчувствиями. -- К тому же вы испортили две лампы!» «А я-то думал, что вы настоящий советский человек, -- проявив политическую осведомленность, с укоризной покачал головой месье Паскаль. -- Мы же рабочие люди, месье Попофф (во Франции русских обычно называют «Попов» или «Рюсков.» -- Ред.)! Неужто пожалуетесь?» «А как же лампы?! -- упорствовал я, становясь сам себе противен. -- И сервировочный столик, смотрите, без ручки!» «Тебе не стыдно, камарад? -- в голосе командира грузчиков появилась сталь. -- Ты будешь фискалить хозяину на рабочих?»

...Потом мы еще не раз и не два встречались с месье Паскалем. Первый раз он пришел за моим автографом и принес ручку от сервировочного столика, которая, как он объяснил, отвалилась в фургоне и закатилась в самый дальний и темный угол. Во второй склеил керамическую основу ночника. В третий -- захватил с собой бутылку мартиникского рома. У меня в холодильнике обнаружилась бутылка водки. Мы выпили все, что можно было пить в моей новой квартире. Все -- кроме воды из-под крана! И я затянул по-русски «Катюшу». Месье Паскаль обнял меня рукой-бревном и, проникновенно закатив глаза, подхватил припев по-французски неожиданно тонким для его комплекции дискантом... Когда, где и при каких обстоятельствах я подписал бумагу о том, что у меня к месье Паскалю «претензий нет», не помню. Но подписал наверняка. Видимо, в конце концов, дал о себе знать еще не вытравленный до конца рефлекс пролетарской солидарности бывшего советского человека...