Кинокритиком быть в России стыдно. В самом распространенном своем варианте это существо неряшливое, суетливое, любящее посплетничать, поесть-попить на халявных презентациях и панибратски похлопать по плечу какую-нибудь советскую звезду, у которой брал интервью в прошлом году.

Кинокритик больше всего на свете боится того, что любит всякий нормальный кинозритель. А именно: свободы восприятия. Один из секретов кино -- полнейшая анонимность воспринимающего. Сидишь себе в темном кинозале, никто тебя не видит, а ты смотришь на экран и видишь, как кровь стекает в водосток душа, как Годзилла громит небоскреб, как Бельмондо в характерном жесте проводит большим пальцем по губам. Сидишь и не думаешь ни о чем -- ни о психологии героев, ни о культурной значимости, ни о философской глубине, ни о том, что по этому поводу напишут и скажут другие. Еще до того, как фильм раскрывает свои смыслы, предлагает себя для анализа, он -- просто-напросто -- нравится или не нравится. Или, если воспользоваться более точным жаргонным словечком, работает или не работает. Чтобы определить интенсивность и успешность этой работы, достаточно посмотреть на экран секунд пять, не больше. Иначе как могли бы мы, переключая каналы, безошибочно определять по двум-трем кадрам, что этот фильм смотреть стоит, а этот -- заштатная продукция категории Z? Вот этот самый первичный зрительский инстинкт критик в себе успешно истребляет, ибо о нем толком и писать-то нечего. Писать легко о философских глубинах, судьбах поколений, формальных поисках и светских сплетнях. Поэтому первым делом, оказавшись в пустыне абсолютной свободы восприятия, критик вбивает в землю крепкий колышек и аккуратно себя к нему привязывает. Кино он не то чтобы не любит, он его просто не замечает. Если бы вся земля была населена критиками, никто никогда бы не догадался, что Фриц Ланг, Альфред Хичкок и Квентин Тарантино -- великие режиссеры.

К критикам, о которых пойдет речь, первый абзац никакого отношения не имеет. Это люди достойные, по-своему талантливые, сотрудники ведущих изданий, члены профессиональной гильдии, которая на минувшем Московском кинофестивале присуждала свою премию, игриво названную «Золотым слоном». А вот второй -- имеет, и самое прямое. Суть локального скандала, случившегося под занавес ММКФ, в следующем. Жюри российской кинокритики, справедливо наградив «Слоном» «Чеховские мотивы» Киры Муратовой, на достигнутом не остановилось и заявило свое особое мнение о слабом уровне конкурсной программы, вручив собственноручно изготовленный «антидиплом» конкурсному фильму Романа Прыгунова «Одиночество крови». Не соответствует, мол, конкурсной программе фестиваля класса «А».

Не будем сейчас обсуждать корректность такого жеста, поговорим по существу. Упреки в адрес конкурсной программы ММКФ продолжаются уже не первый год и, разумеется, во многом справедливы. В прошлом году все кому не лень писали об отсутствии в конкурсе российских работ. В этом с отечественным кино все было в порядке, но, к сожалению, нам не удалось найти достойного и современного по языку западного фильма, вокруг которого можно было бы выстроить еще один смысловой центр программы. Фильмов могло быть чуть меньше, отбор -- жестче, жюри -- профессиональнее. Все это так. (Хотя присутствие в конкурсе двух таких замечательных картин, как «Чеховские мотивы» Муратовой и «Кукушка» Александра Рогожкина, само по себе способно оправдать и спасти любой фестиваль.) Но невозможно в сотый раз читать и слышать о том, что в Москве надо организовать фестиваль фестивалей по примеру Торонто, а от конкурса, раз не складывается, отказаться вообще!

Объясняю популярно: если Москва перестанет быть фестивалем класса «А», не будет не только конкурса, но и внеконкурсных хитов, которые так дружно смотрят и расхваливают в своих изданиях те же самые критики. Попробуйте выцепить какой-нибудь артхаусный хит у Wild Bunch, Flach Pyramide или Celluloid Dreams не для ММКФ (с какой-никакой историей и репутацией), а для нового, никому не известного фестивальчика. Ничего не получится. Западные компании продолжают работать с нами, несмотря на издержки организации и прочие недостатки, потому что верят, надеются и знают, что Россия -- огромный рынок, рано или поздно все у нас получится и ММКФ станет-таки настоящим фестивалем класса «А», определяющим киномоду и кинобизнес в огромном регионе от Восточной Европы до Юго-Восточной Азии. И если отборщики перестанут из последних сил уговаривать авторов фильмов, не разобранных Канном, Берлином, Венецией, Сан-Себастьяном, Локарно и Монреалем, принять участие в московском конкурсе -- не будет вообще ничего. Или в лучшем случае -- неделя зарубежного кино, составленная из уже купленных для российского проката картин.

Теперь о Прыгунове. Раздражение, вызываемое новорусским кино, понятно. Снимают его в основном дети известных актеров и режиссеров, простодушно воспроизводящие в своих картинах рекламно-клиповую эстетику. Стерильные интерьеры, дорогие машины, ходульные персонажи, тотальная претенциозность и психологическая неправда -- вот неприятные приметы нового стиля. Но из всей рекламно-клиповой тусовки жюри российской критики со снайперской неточностью выбрало для показательной порки самого скромного, нетусовочного и талантливого дебютанта. Конечно, Гоша Куценко в роли директора научно-исследовательской лаборатории, рассуждающий о свободных радикалах, это анекдот. Но как можно не заметить очевидный талант постановщика, который первым из своего поколения попытался использовать супермаркеты и хайтековские интерьеры не для рекламного любования картинкой, а содержательно -- для создания саспенса и ощущения скрытой угрозы, таящейся в прилизанной новорусской действительности? И фильм заработал -- смотреть его интересно и временами страшно -- при всех очевидных просчетах.

Член жюри российской критики Алла Гербер бросила «Одиночеству крови» умилительный упрек в «звенящей пустоте». Можно не сомневаться, если бы она посмотрела «Роковую женщину» Брайана Де Пальмы, недавно представленную на Каннском фестивале, а в воскресенье показанную на закрытии фестиваля московского, упрек был бы тот же. И совсем уж страшно вообразить, что случилось бы с ней, посмотри она фильмы последнего каннского конкурса -- какого-нибудь «Демонопоклонника» Оливье Ассайаса или «Необратимость» Гаспара Ноэ, в которой Монику Беллуччи десять минут подряд насилуют в подземном переходе в задний проход.

Российским критикам неведомо, что кино -- это не только вечные ценности и культурная значимость, но и скандал, эксплуатация, балаган, наконец. И любой международный фестиваль это учитывает, включая в свою программу фильмы спорные и даже провокационные.

Но и это неведение -- не самое страшное. Самое страшное, что нашим критикам не нужно возрождение российского кино. Не нужен им был Петр Луцик с потрясающей «Окраиной» -- его по-идиотски обвинили в пропаганде коммунистических идей. Не нужен был Алексей Балабанов с «Братом» -- ему не простили «гниду черножопую». Луцик умер. Балабанов снял «Войну», которая, по иронии судьбы, как раз достойна упреков в примитивном национализме, брошенных когда-то «Брату». Что случится с Романом Прыгуновым, после того как жюри критиков ткнуло ему в нос филькину грамоту на бумаге неприятного розового цвета? Будем надеяться, он использует ее по назначению.