Между Москвой и Чечней восстановлено железнодорожное сообщение. На первом поезде из Москвы в Гудермес проехал корреспондент газеты «Время новостей» Иван СУХОВ.

В Москве проблем с билетами не было. На Павелецком вокзале за два часа до отправления ко мне подошел мужчина в тапочках и мятых тренировочных штанах.

-- Я проводник, -- уверенно объявил он. -- Кассы уже закрыты. Билеты нужны?

-- Нужны. До Гудермеса, на сегодняшний поезд.

«Проводник» ничуть не удивился:

-- Нет проблем. Давай подойдем куда надо, устрою билеты. Купе -- 1000 рублей, плацкарт -- 800.

«Куда надо» оказалось кассой. Которая, естественно, работала. Там я и купил билет до Чечни. Купе в один конец обошлось в 625 рублей.

Поезд №88 -- состав из десяти вагонов, который несколько часов назад встречали высокие представители милицейских и железнодорожных властей в окружении телекамер и служебных собак-саперов, -- мирно стоял у перрона. Теперь милиционеры не проявляли никакого внимания к отъезжающим, просто стояли группами вдоль платформы, курили и рассказывали анекдоты. Их было явно больше, чем пассажиров.

-- Вы десятый, -- сообщила проводница моего вагона Аза Ибрагимова. -- А всего, говорят, продали сорок билетов.

-- В Москву было тоже так мало желающих?

-- Побольше, человек 120. Все в основном из Гудермеса, по пути почти не садились. Одна женщина случайно к нам попала, увидела, как мало народа, и попросила ее не ссаживать. Сказала, что другие поезда идут переполненные, а на наш билетов не продавали.

Новый поезд обслуживает бригада из Грозного. Этим людям -- начальнику поезда, проводницам, электрикам -- на прошлой неделе пришлось заново сдавать квалификационный экзамен. Перерыв в стаже составил год и восемь месяцев. Ровно столько не ходили поезда между Чечней и Москвой.

-- Нам говорили, что больше поездов не будет. Замминистра путей сообщения приезжал в марте прошлого года, сказал: у вас тут много хорошей земли, вот и занимайтесь сельским хозяйством. А поезда не нужны, -- рассказывает проводник Белита Пашаева.

Белита провела полгода в блокадном Грозном, и когда российские мотострелки обнаружили ее в подвале разрушенного дома, первый вопрос, который она им задала, был: «Вокзал цел?»

Грозненские железнодорожники очень гордятся своей начальницей -- Лейлой Тарамовой.

-- Как раз в марте 2000 года, когда приезжал замминистра, она вывела нас на восстановление вокзала, -- вспоминает Аза. -- Своими силами восстановили его уже в третий раз. Первый раз в 1995-м, потом после второй войны, в 1996-м, когда «ваххабисты» (так называет ваххабитов местное население. -- Ред.) зашли, и вот теперь. Очень мы надеемся, что теперь-то наконец все придет в порядок. Пока поезда ходят в Гудермес, но говорят, что скоро пустят и в Грозный.

До войны -- до нынешней, которая вроде как закончилась, -- этот поезд был единственный, регулярно уходивший с грозненского вокзала. Сменные бригады продолжали работать даже тогда, когда чеченское руководство -- «ваххабисты» -- уволило Тарамову и назначило своего железнодорожного начальника. Тогда, когда перестали платить зарплату.

-- Посмотрим, как будет с деньгами, -- говорит Аза. -- Пока не заплатили -- только первый рейс. Сидим голодные-холодные.

Проводникам, правда, выданы новенькие формы. Вообще весь поезд выглядит новым. Пока не разворована посуда, а накрахмаленное белье, которое выдают пассажирам, запечатано в одноразовые пакеты. Но потом становится заметно, что состав приводили в порядок как могли, своими руками. В розетках для электробритв нет тока, некоторые поручни в коридорах не привинчены, лампочки над полками в купе то и дело гаснут.

Технический персонал станций -- едва ли не единственные люди, которые проявляют внимание к составу. Особенно тщательно его осматривают снизу -- нет ли взрывных устройств.

-- В Кизляре по дороге в Москву один ходил, стучал, -- рассказывает одна из проводниц. -- Увидел меня и говорит: «Все равно вас скоро взорвут». Я не стала ему ничего отвечать: стучишь себе -- и стучи дальше. Нас уже и без поезда столько раз взрывали!

Еще поезд встречали бабушки -- вареными яйцами, пивом, раками, курицей и картошкой. Поначалу они бросались к новому составу, но, увидев, что там слишком мало пассажиров, разочарованно отступали.

-- Гудермес какой-то...

-- Ты что? Это же чеченский! Первый поезд! Ну, можно вас поздравить с первым выходом в свет...

Однако большинство пассажиров едут не в Гудермес. В моем вагоне, например, в Чечню сначала ехал только я. Мой сосед по купе, азербайджанец Черкез, направлялся в Баскунчак Астраханской области. Он прихлебывал теплую водку из пластикового стаканчика, запивал ее кефиром и рассуждал:

-- В Гудермес лучше пока не надо ездить. У меня много друзей-чеченцев, но я понимаю -- такой уж они народ, не могут спокойно. Конечно, мирные люди не виноваты, но Аллах просто так никого не наказывает.

Милицейские проверки были вполне спокойными. К слову, вся повышенная безопасность состава сводилась к тому, что на каждом административном участке дороги одна группа милицейского сопровождения сменяла другую. На подъезде к Волгограду, вечером первого дня пути, волгоградские милиционеры прошли по вагонам и переписали всех пассажиров. У меня, как у единственного пассажира вагона, едущего до конечной остановки, помимо паспорта поинтересовались еще и целью моей поездки.

-- Коммерцией занимаетесь? -- хитро прищурившись, спросил страж.

-- Нет, еду к знакомым.

Остальные смены уже не трудились лично знакомиться с обитателями поезда: список пассажиров составлялся по корешкам билетов, оставшимся на руках у проводников. Багаж вообще никем ни разу не досматривался. Вообще, безопасность каждый начальник конкретного отдела железной дороги понимал, видимо, по-своему. В Волгограде, который 88-й проходил в четыре утра, на него почти никто не сел -- в кассах ограничили продажу билетов, хотя бакинский поезд отходил от перрона буквально переполненным. Впрочем, в Астрахани, где я специально поинтересовался билетами в кассе вокзала, они были в любом количестве.

Во время долгой астраханской стоянки я на некоторое время остался в вагоне единственным пассажиром. Вся забота соскучившихся по работе проводников была сосредоточена только на моей персоне. Однако к концу полуторачасовой стоянки в вагоне появились еще трое пассажиров: старик, средних лет женщина и девушка -- студентка первого курса Грозненского университета. Старик и женщина не были склонны разговаривать. Женщина поначалу пыталась объяснить проводникам, что она давно с ними знакома, те вежливо согласились и поспешно выдали ей комплект белья. Когда за пассажиркой закрылась дверь купе, Белита пожала плечами:

-- Может быть, и знакомые. Разве после этой войны упомнишь?

Потом мы сидели в купе проводников и пили чай с Азой, Белитой, студенткой и дагестанским милиционером Пашей.

-- Скучно, -- сказал не очень трезвый Паша. Его коллега с автоматом Калашникова к этому моменту уже час не показывался из купе моей соседки. Потом оказалось, что он там уснул. -- Что толку пустые вагоны охранять? Кого тут охранять? Проводников что ли?

-- А чем тебе не дело? -- откликнулась Аза.

На полустанках Астраханской области, Калмыкии и Дагестана, которые поезд в сумерках проходил без остановок, собирались молодые люди и женщины с детьми, приветственно махали руками.

-- Нохчи, -- объяснила Аза. -- Их тут много, наших. Радуются. Когда в Москву ехали, эти места ночью проезжали, так в Артезиане они столы накрыли на полперрона, стоянка была двадцать минут, всех пригласили.

На этот раз в Артезиане было тихо. Когда поезд отошел, Белита зашторила окошко:

-- Ночью не надо. Камни бросают, мало ли...

В Хасавюрте дагестанцев сменили чеченские милиционеры. Проверки документов не было. Когда я уходил спать -- перед самой границей, не очень уверенный, что журналистское удостоверение поможет мне ее пересечь, -- милиционеры рассказали проводникам о взрыве райотдела внутренних дел в Гудермесе. Проводники сокрушались, но меня успокоили:

-- Доедешь с шиком. С нашими милиционерами мы всегда договоримся, а больше тут никто проверять не будет.

-- Знаешь, я в ту войну сколько народу спасла? -- подбодрила меня Белита. -- Однажды везла 26 дезертиров в багажном вагоне и еще одного за котлом в топке локомотива. Он из Шахт, под Ростовом, его отец на аккордеоне играет. Потом несколько лет подряд меня встречал с музыкой на перроне. Они же дети совсем, -- добавляет Белита. -- Куда им воевать?

-- Интересно, нашим бы так помогали? -- задумчиво говорит студентка Малика.

В Гудермес 88-й пришел с опозданием на десять минут, ровно в шесть утра, как раз к окончанию комендантского часа. Торжественной встречи не было. Тридцать пассажиров выгрузились на перрон. Там их встречали примерно столько же милиционеров. Никаких специальных мер безопасности, несмотря на взрыв накануне. Может быть, из-за дождя.

-- Почему так мало? -- уныло спрашивали встречающие у сопровождающих.

-- Говорят, билетов не продавали.

Шлепая по лужам, редкие пассажиры расходились кто куда. На соседнем пути стояла электричка, которой через час предстояло отойти в Грозный. Кое-кто сразу пересел на нее.

На выходе с платформы милиционер спросил у меня паспорт -- видимо, бросилось в глаза «лицо славянской национальности». Пока рация что-то хрипела ему в ответ на запрос по моей фамилии, он спросил, кто у меня тут -- родственники или знакомые.

-- Знакомые, -- сказал я правду.

-- В Гудермесе или в Грозном?

-- В Грозном, -- соврал я.

-- Тогда тебе на электричку, -- он вернул мне паспорт.

-- Спасибо, -- сказал я, обошел пост с другой стороны и быстро пошел в сторону автостанции. Пользуясь неотъемлемым правом гражданина на свободу передвижения.