Издательство "Русская книга" взялось за выпуск собрания сочинений Алексея Ремизова, подготовленного Институтом русской литературы (Пушкинский дом) РАН. На корешках ярко-красных книг оттиснуты золотом дразнящие названия: "Докука и балагурье", "Оказион", "Иверень". Из десяти намеченных томов вышло пять. Кроме названных роман "Пруд" (две сильно разнящиеся редакциями) и "Взвихренная Русь", одна из самых сильных книг о революции. Скоро появятся еще пять томов: повести ("Часы", "Крестовые сестры", "Пятая язва" и др.), "Лимонарь" (переложения легенд и древнерусских повестей, удивительно сочетающие стилизацию архаики и духовный опыт ХХ века), "Огонь вещей" (опыты претворения снов в литературу), мемуарные "Учитель музыки" и "Петербургский буерак". Плюю через левое плечо, стучу по деревяшке, но все-таки говорю: дух и сейчас захватывает.

Алексей Михайлович Ремизов (1877--1957), родившийся в крепкой московской купеческой семье и скончавшийся в парижском далеке, -- писатель фантастический. Всю жизнь он страдал от недугов, безденежья, житейской неадекватности -- и дотянул до восьмидесяти лет. Был "книжником", чувствующим себя нормально лишь в царстве букв, диковинных шрифтов и обманчивых шифров, -- и писал о трагических парадоксах человеческого сознания. Вечно думал о самом страшном, о богооставленности человека и личной ответственности за мировое зло -- и забавлялся чертиками, куклами, розыгрышами, превращая полунищий быт (молодость, годы изгнания) или антибыт революции в дурашливую (а подчас -- еретическую) игру. Был "сновидцем" (не только в специальных «сонниках», но в самом строе "разорванного", ассоциативного письма) -- и умел запечатлеть самую «натуральную натуру». Числился выдумщиком -- и обходился без оригинальных сюжетов: либо автобиографический материал (самое личное), либо вечные фольклорные истории (самое общее). Рано почувствовав "неправду" русской жизни, пройдя сквозь революционный соблазн (и поплатившись за него ссылкой), выговорив отечеству жгучие укоризны, увидев в 1917 годе расплату за многовековые грехи, Ремизов жил только русским языком со всеми его изгибами и "закрутами", письменными мудреностями и устной забубенностью. И при этом долгие годы вне России. И не погиб. И выговорил свое.

В 1918 году Ремизов крикнул в харю "вонючей, торжествующей обезьяны": «Прочь, обезьяньи лапы! Ты не смеешь! Мой труд нельзя ни реквизировать, ни национализировать, как нельзя мысли моей ни повелевать, ни приказывать -- меня можно только убить».

Но убивают, обманывают простецов посулами "земли и мира", давят вольное слово, крошат в окрошку прошлое и будущее не обезьяны -- люди. И, "реабилитируя" хвостатых забавников, Ремизов придумал Обезьянью Великую и Вольную Палату -- союз свободных творцов, мучающихся в здешнем мире, но верных мудрому царю обезьянскому Асыке Первому. Пародируя советский новояз и стародавние церемонии, "подканцелярист обезвелволпала" сочинял Асыкины указы, жаловал орденами, возводил в князья и кавалеры Блока и Розанова, Замятина и Щеголева, Шестова и Андрея Белого, а когда Гумилев пожелал быть обезьяньим графом, обещал "спросить". Обезьяньего графа расстреляли, кавалеров и князей либо повыморили, либо засадили в клетки немоты, либо, освободив от хвостов, души и совести, приспособили к "человечьим делам". А вихрастый канцелярист убежал от расстрельщиков, чтобы лить на чужбине слезы, ворошить прошлое, шептать молитвы, ждать чуда и потешить добрых людей. Не слишком рассчитывая на понимание.

Ремизов не раз печалился о малочисленности читателей. Но признавал -- они есть. Да еще какие! И философы, и писатели (без "ремизовского" закваса не было бы Замятина и Цветаевой, какими мы их знаем), и издатели, выпускавшие заведомо "проигрышные" скоморошьи книжицы горестного забавника, и филологи. В том числе те, что отдались "безнадежному делу" 20, а то и 30 лет назад, когда о возращении Ремизова в Россию и заикаться было не велено. Их тщанием ныне издается образцовый десятитомник -- с выверенными текстами (ох, тяжкое это дело, учитывая причуды каллиграфа-сочинителя), подробными комментариями (Ремизов знал много и концы в воду прятать любил), концептуальными статьями. Царь Асыка наверняка уже возвел в кавалерственное (а то и княжеское) достоинство славных архивариусов-переписчиков-толкователей его любимого подканцеляриста Аллу Грачеву, Ингу Данилову, Елену Обатнину, Ольгу Раевскую-Хьюз, Александра Данилевского, Александра Лаврова, бессменного издательского редактора Валентину Шагалову и всех-всех-всех, кто споспешествовал явлению книг на белый свет. Не такой Асыка государь, чтобы оставить без своего благоволения ревнителей великого обезьяньего дела! А что вести о царских милостях еще не дошли, так и путь до Асыкиной обители долог, електрическим интернетом в тех краях не балуются, а от щелкоперов газетных вход крепко стерегут. (И верно: наврут с три короба.) Но от верных обезьян слышано: будут от Асыки жалованные грамоты, ларцы золотые-серебряные, яхонты изумрудные, скатерти самобранные и связка воблы в придачу. Как выйдут десять томов, так и доставят сокровенными тропами царские дары. А коли дозволят собрание продолжить (Ремизов еще много чего написал), то сулится царь Асыка сам на Русь пожаловать. И такой пир задать, что не снился даже обезьяньему подканцеляристу.