Мередит Монк -- певица, композитор, хореограф, продюсер фильмов и инсталляций, одна из определяющих фигур американского авангарда. Еще в шестидесятые годы занялась исследованиями феномена человеческого голоса. Знаменита своей «расширенной вокальной техникой» и «мультижанровым перформансом». За более чем тридцатилетнюю деятельность создала свыше восьмидесяти работ в сферах кино, музыки, театра и танца. Записала более десяти дисков, в основном на фирме ECM, специализирующейся на этнической музыке и авангардном джазе. Единственный концерт Мередит Монк в Петербурге был организован институтом Про Арте.

Мередит Монк выступала в Эрмитажном театре, в святая святых академического искусства, и уже это носило отчетливый привкус сенсационности. Эксклюзивный проект, на который съехались заинтересованные москвичи и сошлись питерские снобы, был разрекламирован как событие экстраординарное, расширяющее жанровые горизонты музыкального искусства и наши о нем представления.

В каком-то смысле это верно. Мередит Монк, миниатюрная, складно сложенная женщина в красном платьице и черном жакетике, украшенная множеством тоненьких косиц на манер индейских скво, буквально излучала искусство -- как мастерство и как образ жизни -- всем своим существом. Певица творила на сцене самые разнообразные звуки -- прищелкивания, пришепетывания, вздохи, икоту и цоканье, сливавшиеся в довольно стройные ритмичные композиции. В них без труда различалась структура (как правило, простейшая) и вполне отчетливо прорисовывались мелодические контуры, отсылающие к архаике индейских песен-заклинаний, либо к ретроджазу 60-х годов.

Воркующий, нежный, очень ровный по звуку голосок Монк, усиленный мощным микрофоном, ребячливая непосредственность и органичность сценического поведения позволили ей цепко держать внимание зала все первое отделение. Это было удивительно: ведь певица выступала соло, даже без поддержки рояля. Характерная пластика рук, подкрепляющая подъемы и спады мелодии, забавные «мультяшные» тембры, изредка прорезывающиеся в ее голосе, развитые приемы звукоподражания -- пению птиц, порывам ветра, веющем на просторах прерий Нью-Мексико -- отчасти развлекали. Отчасти заставляли восхищаться железным чувством ритма исполнительницы и задумываться о специфической манере звукоизвлечения, расширившей выразительную палитру голоса до фантастических пределов.

И все же чем-то искусство Монк, с его тончайшими переливами голоса, с переходами от сопрано к контральто, с виртуозными перекличками мелодии и шумового цокающе-вздыхающего фона, напоминало цирковое. Та же высочайшая степень расчета и отточенности при видимой раскованности и спонтанности исполнения, те же головокружительные эскапады, заставляющие восхищаться мастерством -- и тот же осадок недоумения по окончании представления: и зачем нужны были все эти трюки и какой глубокий смысл они несут?

Смыслы были простенькие, но трогательные. Вот певица узнаваемо изображает ход насекомого -- скорее всего хлопотливого муравья, который споро взбирается по отлогим песчаным холмам, спеша по каким-то неотложным делам, то и дело скользя и скатываясь вниз. Вот порхает и щебечет птичка. А вот, наконец, и сама Мередит Монк -- хихикает ненатуральным, игрушечным смехом, всплескивает ручонками, возглашая свое кредо: «У меня еще есть разум. У меня еще есть память. У меня еще есть философия. У меня еще есть телефон. У меня еще есть аллергия...» -- и так до бесконечности, словно человек есть сумма того, что ему свойственно и что ему принадлежит.

Зал внимал « американской простушке» благоговейно, будто присутствовал на священном ритуале. Ситуация «голого короля» была налицо -- однако среди слушателей не нашлось ни одного достаточно наивного для того, чтобы указать на нее пальцем.