Открылся фестиваль рискованным манифестом хореографа Геннадия Абрамова, который заявил, что мы присутствуем при рождении альтернативного западному «русского современного танца». В результате участникам -- ученикам и коллегам Абрамова по «Классу экспрессивной пластики» (его десятилетию формально и посвящен фестиваль) -- пришлось это заявление «отработать».

Казалось бы, странно говорить о «национальной принадлежности» современного танца, европейские труппы которого по составу давно уже напоминают футбольные команды, собранные со всего мира, но играющие за одну страну. И что понимать под русским танцем? Разговоры о национальном ведутся и в Литве, и в Польше, ими задаются почти все, кто занимается «другим» танцем на территориях бывших соцстран, слишком поздно подключившихся к европейским процессам. Как остаться собой и при этом добиться признания в большом мире? Все зависит от того, что было нельзя, и что теперь можно. Русскому танцдвижению, например, можно не зависеть от техники. Для одних это повод делать грязные (в смысле техники) танцы, на том основании, что большевики лишили современный танец языка, и теперь он рождается заново в страшных корчах. Первая ласточка танцперестройки Александр Пепеляев воюет с «высокой эстетикой», во всю ивановскую кривляясь, юродствуя и горлопаня (спектакль «Что такое морская капуста?»). Его юный адепт Роман Кислухин кокетничает на тему задавившей все и вся советской школы, а потрясенный телесной свободой японского танца буто Андрей Андрианов никак не может простить родине своего пионерского детства, сексуальной несвободы и уроков физической культуры («Мне все ясень», группа «Плантация»). Эти манифесты все еще актуальны на Западе, где к русским относятся снисходительно: мол, что с них взять, только что из тюрьмы.

Выходцы из абрамовского «Класса» оказались более самобытными, хотя в их работах нет и тени советского лубка. В их случае важнее не то, что они себе позволяют, а что запрещают. Главное их отличие от сотен танцующих русских «Треплевых» -- они хотят быть понятыми и осознанно идут на диалог с публикой. Они больше озабочены собственно профессией -- чистотой телесной «дикции», композицией, драматургией и режиссурой. Может, потому, что Абрамов начал правильно, с установки: делай что хочешь, но убеди, что не врешь.

Отколовшиеся от «Класса» «Повстанцы» («Далеко-далеко» и «Подорожник») делают спектакли, в которых каждый танцовщик может сочинять хореографию. У каждого свое, автономное пространство, но как добиться стилистического единства, сохранив амплуа каждого из пяти танцоров, решают вместе. В европейском танце это очень распространенный метод работы, но в России это делают пока только «Повстанцы».

Их коллеги из проекта «Квартира №5» тоже сами несут за себя ответственность: сами себе режиссеры, актеры, танцовщики и драматурги, они озабочены грамотой нового (для России, разумеется) жанра -- танцтеатра. Ирина Гонтовая и Константин Мишин, авторы и исполнители спектакля «Сутра Камы», пианист Одиссей Богусевич и танцовщик Василий Ющенко, авторы танцпьесы «Пейзаж», исследуют еще не освоенную российским танцем территорию абсурдистского театра. Правда, строить полноценный танцтеатр на русском материале удается только Василию Ющенко. Мистического «Васю» (абрамовцев уже в девяностые знали в лицо и по именам) зрители помнят по спектаклям «Класса» -- он блестяще демонстрировал, что загадочная русская душа обитает в загадочном русском теле, столь же всемирно отзывчивом и восприимчивом. Когда Одиссей скрещивает на фоно мотивы композиторов «Могучей кучки», джаз и комаринского, Вася откликается брейком подвыпившего мужичка или судорогами в духе японского буто. Телесные экзерсисы своего горе-философа Ющенко превращает в занимательный абсурдистский балаган, делясь по ходу дела с публикой разными соображениями о жизни в духе другого доморощенного философа -- Евгения Гришковца.

В общем, можно согласиться, что Абрамов основал русскую школу современного танца, создав новый тип универсального танцовщика. Но использовать свои универсальные способности Ющенко и Гонтовая из «Квартиры», равно как и Конникова и Альберт из «Повстанцев», научились в проекте немки Саши Вальц. Отстаивая абрамовские принципы и сопротивляясь слишком жестким традициям немецкого танцтеатра.