На меня обиделся знакомый сантехник: я обозвал его талибом. Это случилось на днях, когда он пришел ко мне почистить канализацию и я его с трудом узнал. Оказывается, зимой, когда ему часто приходится работать на улице, он отращивает бороду-- так теплее. Быть похожим на талиба стало немодно уже давно. И уж тем более после 11 сентября. Талибами теперь пугают детей. Совсем недавно ими пугали взрослых, даже целые государства. Сегодня «Талибана» больше не существует. История отвела этому движению ровно семь лет. Цифра поистине библейская.

Современные летописцы, подобно ветхозаветным, непременно оценят эти годы, как время помрачения одного из народов, ставшего причиной несчастий народов других. Но если летописцы окажутся мудрыми и беспристрастными, то обнаружат и другое: эти «безвинно пострадавшие» народы не так уж и безгрешны, поскольку часть ответственности за «умопомрачение» лежит и на них.

О существовании афганских талибов (тогда еще толком не знали, как их называть -- то ли молодые муллы, то ли исламские студенты) я услышал в октябре 1994-го. Дело было в Пакистане, во время третьего раунда межтаджикских мирных переговоров в исламабадском отеле Holyday Inn. Ситуация в Таджикистане имела прямое отношение к Афганистану: на территории соседней страны нашли убежище десятки тысяч таджикских беженцев, спасавшихся от ужасов гражданской войны. Там же появились лагеря боевиков вооруженной таджикской оппозиции. Но ее вытесненные из страны лидеры уже искали общий язык с официальным Душанбе, обе стороны осознали, что продолжение войны приведет к исчезновению таджиков как нации.

В Афганистане же никакой оппозиции тогда не существовало. В Кабуле правило правительство моджахедов, возглавляемое узурпировавшим власть президентом Раббани. А в стране продолжалась война всех против всех. Моджахеды не могли поделить власть, доставшуюся им после свержения последнего афганского коммуниста Наджибуллы.
Явление новых героев

И вот однажды утром в нескольких пакистанских газетах появились заметки об инциденте под Кандагаром. Какие-то группы неизвестных боевиков отбили у местной банды караван из нескольких грузовиков с гуманитарной помощью, отправленный правительством Пакистана в Туркмению. В следующие дни газеты все подробнее и подробнее излагали «кандагарскую историю», и вскоре впервые прозвучало слово «Талибан».

Особого впечатления эти новости не произвели: подумаешь, очередная стычка между «отмороженными» полевыми командирами, какие случались тогда чуть не ежедневно. Тем более что мои собственные впечатления об Афганистане, где я незадолго до этого побывал в свите тогдашнего министра иностранных дел Андрея Козырева, подтверждали: эта страна неизлечимо больна. Уже тогда, в середине 1994-го, Кабул практически лежал в руинах, враждующие друг с другом моджахеды безжалостно разрушали свою столицу. Раббани правил в Кабуле, а его основного противника, пуштунского лидера афганских «непримиримых» Гульбеддина Хекматиара, добившегося у президента должности премьера, в столицу не пускали. Козырев нанес ему визит вежливости в его ощетинившуюся стволами орудий вотчину Чарасияб в 40 км от столицы. Власть президента заканчивалась в предместьях столицы, а полномочия премьера признавались не дальше выставленных им постов охраны...

Однако, вернувшись в Москву из Исламабада в начале ноября, я обнаружил: тема «Талибана» стала доминировать в сообщениях из Афганистана. За несколько недель взяв под контроль провинцию Кандагар, никому доселе не известное движение стало быстро распространять свою власть на остальные южные и юго-восточные провинции.
Летайте самолетами «Аэростана»

Во второй раз до Кабула я добирался уже не в правительственном кортеже. На исторической встрече в мае 1995 года между главными таджиками -- президентом Рахмоновым и лидером оппозиции Нури -- Россию представляли далеко не первые лица. Пришлось ехать через Пакистан, от Пешавара до афганской границы, а затем через Джелалабад и дальше. Дорога представляла «слоеный бутерброд», где «начинкой» были самовластные полевые командиры. Единственно, что их объединяло -- это воспоминания о победе над шурави (советскими) и полное пренебрежение к центральной власти в Кабуле. Оживление моджахедов при виде гостя из Москвы отнюдь не всегда предвещало восточное гостеприимство...

В Кабуле между тем все казалось спокойно, здесь пребывали в некоторой эйфории после отражения весной первого наступления талибов на столицу, о них почти не вспоминали. Они сами напомнили о себе.

3 августа 1995 года подполковник Гулям, афганский летчик, учившийся летному мастерству в СССР и вынужденный затем воевать за талибов, заставил приземлиться в Кандагаре грузовой Ил-76 татарской авиакомпании «Аэростан», перевозивший из Албании закупленное правительством Раббани стрелковое оружие. Так началась первая громкая пропагандистсткая кампания «Талибана». Семь летчиков из Казани стали заложниками талибов, которые требовали если не международного признания, то хотя бы внимания. В качестве условия освобождения «гостей» (иначе талибы пленных летчиков не называли) Москве предлагалось освободить 6 тысяч (!) афганцев, якобы насильно удерживаемых в России, и официально заявить о невмешательстве в афганские дела. Что касается последнего условия, то, так или иначе, оно было удовлетворено. Первое же требование, как выяснилось, было высосано из пальца.

Для талибов это было предлогом, они желали лишь одного: чтобы с ними вступили в контакт на высоком государственном уровне. Однако когда Борис Ельцин в конце 1995-го решил направить в Кандагар Андрея Козырева, талибы вдруг отказались его принять, сославшись на невозможность обеспечить безопасность российского министра. Это было уловкой: талибы прознали, что Козырева собираются отправить в отставку, и сочли для себя унижением встречаться с «уходящей натурой».

Эпопея семерки «Аэростана» закончилась спустя год. 16 августа 1996 года летчики бежали из царства «Талибан» на своем же самолете. Подробности той истории до сих пор загадочны. Командиры экипажа получили по звезде Героя России, остальные -- ордена. Летчики, без преувеличения, совершили подвиг. Однако ни книги, ни фильма про это так и не появилось. Наверное, потому, что история эта не всем казалась безупречно «чистой», рассеянность талибов, «проспавших» беглецов, вызывала подозрения в какой-то тайной сделке с Москвой, о которой экипаж, впрочем, мог ничего не знать.
«Кяфирам» знать не положено

Я был тогда, наверное, первым журналистом из России, прорвавшимся к «живым талибам». Они разрешили московским врачам и делегации МЧС проведать соотечественников. С нами была группа телеканала НТВ. Кажется, мы были вообще первыми «кяфирами», неверными, которых увидели местные талибские начальники. До этого там бывали лишь гости из Пакистана и двух-трех государств Персидского залива.

Впечатления от общения с муллами остались тягостные. Все наши попытки узнать что-то о талибском толковании ислама наталкивались на жесткое «нельзя». Список табу, введенных талибами, сейчас хорошо известен, но тогда он вызывал оторопь. При этом «гостей» муллы не обижали, кормили их так же, как питались сами. Отчего, правда, летчики постоянно страдали «животом». Сами они рассказывали, что в городе, насколько им было слышно, постоянно тихо. Оживление возникало, только когда на стадионе неподалеку устраивали публичные казни.

Что было очевидно, так это желание кандагарских мулл прорвать кольцо внешней изоляции. Но как сделать это, не уронив достоинства «самых правильных в мире» мусульман, талибы не знали. Что-то им советовали пакистанские покровители -- в конце концов, «навели» талибов на российский самолет скорее всего они. Люди, посвященные в тонкости отношений Исламабада и Кандагара, утверждали в то время, что история с самолетом могла разрешиться гораздо раньше, выполни Москва обещание Бориса Ельцина пригласить с визитом в Россию пакистанского премьера Беназир Бхутто.

Кстати, именно г-жа Бхутто осенью 1996-го, когда Исламабад стали допекать обвинениями в том, что именно он «породил» «Талибан» («повивальной бабкой» движения считается бывший министр внутренних дел Пакистана Насрулла Бабар), первой возложила ответственность за это и на ближайших союзников. «Оружие талибам поступало от США и Англии на средства Саудовской Аравии... На территории Пакистана проходила только подготовка афганских беженцев-пуштунов, составлявших основу армии «Талибана», -- заявила Беназир Бхутто в интервью Би-би-си.
Между Москвой и Вашингтоном

Талибы хотели навести мосты с Москвой. Помню, как нам показывали бескрайние минные поля вокруг Кандагара: «Это русские здесь оставили». «У нас с вами могли быть нормальные отношения, но помогите с разминированием. У вас же есть карты минных полей, дайте их нам, мы сделаем все сами», -- говорил нам афганец-сопровождающий. В Москве на подобные сигналы тогда не реагировали вовсе, а когда спустя какое-то время талибы запросили минные карты через ООН, то в российском Минобороны не нашлось 2 тысяч долларов, чтобы сделать копии. Об Афганистане и обо всем, что с ним связано, спустя годы после вывода последнего шурави ни в Кремле, ни в других ведомствах вспоминать не хотели, не до него было, шла первая чеченская война... Заметим, что о связи между событиями в Чечне и Афганистане тогда еще и речи не было.

Через полтора месяца после кандагарского побега российских летчиков, в сентябре 1996-го, талибы взяли Кабул. Среди первых гостей новых афганских властителей оказались американские дипломаты. Америка приглядывалась к муллам, во-первых, потому что, как всегда, исповедывала прагматичную внешнюю политику, а во-вторых, могла рассматривать талибов, фундаменталистов-суннитов, в качестве подсобного инструмента в борьбе против исламских фундаменталистов-шиитов, иранских аятолл. Проявлению американского внимания к «Талибану» не мешали и начавшие уже раздаваться протесты международных правозащитных организаций в связи с драконовскими запретами, вводимыми муллами на все виды жизнедеятельности афганцев, от возможности учиться до права женщин появляться на улицах без сопровождения близких родственников-мужчин.

Сами афганцы не протестовали, такой порядок вещей был для них почти привычен. Гораздо важнее было избавление от страха оказаться случайной жертвой бандитствующих моджахедов. Жестокий режим талибов казался наименьшим злом из тех, что сопровождали их жизнь при прежних режимах. В этом признавались даже те афганцы, что терпеть не могли невежества темных мулл. Я лично не раз слышал это еще в прошлом году, когда пару раз объездил все крупные города -- Герат, Кандагар, Кабул, Мазари-Шариф. «Против зла можно бороться только злом», -- заявил пять лет назад в оправдание талибов, повесивших Наджибуллу, известный афганский моджахед Юнус Халес, член знаменитой «пешаварской семерки», объявившей джихад советской интервенции. В симпатиях к «Талибану» Халес никогда замечен не был.

Да и вообще, талибы как таковые не вызывали ненависти даже у их противников из Северного альянса: «Они же, как и мы, -- афганцы, придет время, и мы с ними, так или иначе, договоримся. Наши враги -- иностранные наемники, пакистанцы». Так мне говорили и в 1995-м, и в 2000-м, разве только среди наемников позже назывались пришельцы и из других стран.
Урок истории

Уже тогда становилось очевидным, что талиб талибу рознь. В верхушке движения существовало явное деление на «голубей» и «ястребов». Последние держались за «духовного» лидера, муллу Омара, олицетворением первых казались глава талибской администрации мулла Раббани (говорят, его недавняя смерть от болезни не была случайной) и министр иностранных дел мулла Мутавакиль. Утверждают, что именно он пытался помешать признанию муллой Омаром чеченского правительства Масхадова в январе прошлого года. Именно это событие стало поворотным пунктом в отношениях Москвы и Кандагара (если предположить, что они вообще существовали). С того момента лидеры «Талибана» стали в России в один ряд с Хаттабом и Басаевым.

Впрочем, уже к тому времени Москва и Вашингтон начали плотное сотрудничество в борьбе против «дорогого гостя» муллы Омара, Усамы Бен Ладена, и его террористического интернационала. США объявили его своим «врагом номер один» после взрывов в Кении и Танзании, унесших жизни сотен американцев, а Россия видела в нем спонсора и наставника чеченских боевиков. Стоит вспомнить между прочим, что среди тех, кого обвиняют в организации терактов 11 сентября, да, впрочем, и любых других -- по всему миру, вы не найдете ни одного афганца. Экспортный вариант исламского экстремизма им не свойственен.

И вот что интересно. Глава новой афганской администрации Хамид Карзай объявил, что если верховный талиб Мухаммад Омар будет пойман, то его обязательно будут судить в Афганистане. Но не за создание «Талибана» и нарушения прав человека, а за укрывательство иностранных террористов во главе с Бен Ладеном.

Более того, недавнее сообщение, согласно которому новое афганское правосудие останется шариатским и будет отличаться от старого, талибского, только величиной камней (они будут более мелкими), которыми будут побиваться прелюбодеи, говорит о том, что возникновение движения «Талибан» не было чудовищной ошибкой афганской истории, скорее наоборот, ее трагической закономерностью. И урок из пришествия талибов должны извлечь не только сами афганцы, но и их соседи, покровители и великие державы, толкнувшие жителей разоренной страны к радикализму.