Мир Фадеева держался на трех постулатах: праведники приносятся в жертву; индивидуалист -- всегда предатель; революция живет в бессмертном вожде. Дальше -- детали. Уцелеть после роковой битвы могут персонажи разного масштаба (среди восемнадцати партизан, идущих за Левинсоном в финале «Разгрома», идеальный Гончаренко, облагородившаяся Варя и пошляк Чиж; в «Молодой гвардии» смерти избегают командир краснодонцев Иван Туркенич, несколько статистов и мелкие предательницы Вырикова и Лядская). Важно, что убили ясноглазых Метелицу и Бакланова (Левинсон так любовался юными помощниками), обнаружил интеллигентскую гниль Мечик, а Левинсон «перестал плакать: нужно было жить и выполнять свои обязанности». В конце «Молодой гвардии» большевику Проценко «надо было возрождать трест «Краснодонуголь», восстанавливать шахты»; разоблаченный следователь сообщил о сгубивших героев «показаниях Стаховича» (а Фадеев аккуратно умолчал о том, что «предатель» -- прототип которого был позднее посмертно реабилитирован и награжден -- разделил участь большинства молодогвардейцев); вершится роман списком казненных.

С предателями-близнецами все ясно. Бегство Стаховича из партизанского отряда в Краснодон повторяет финальное бегство Мечика. Если Стаховичу вешается «слабость» на следствии, то Мечик виноват тем, что выжил. Отряд не мог миновать засады: непонятно, почему не прозвучавший сигнал первого дозорного (Мечика) помог бы Левинсону больше, чем пальба дозорного второго (героического Морозки). Но тут не до логики -- мифу нужен козел отпущения. Мечик, Стахович и всякий о себе возомнивший обречены на преступление. И наказание.

Молодогвардейцы знают: они часть общепролетарского тела. В «Разгроме» такое знание не было общим: здоровые инстинкты требовалось очищать от коросты прошлого. Нашим комсомольцам это не нужно: выросшие в СССР, они мечтали о своем часе и его дождались. Если у нас такая молодежь (а она такая), страна непобедима и все не зря.

Да, бывают трудности. Да, не всех негодяев к стенке поставили (умели бургомистр Стеценко и полицай Фомин прикинуться «советскими людьми»). Да, даже лучшие «старики» (Шульга и Валько) способны на ошибки. Но есть наши мальчики и девочки, чей подвиг доказывает: сказка стала-таки былью. Они разные: поэтичная брюнетка Ульяна Громова и разбитная белокурая Любка-артистка, «профессор» Ваня Земнухов и «хулиган» Сережка Тюленин. («Оформив» четверку лидеров, Фадеев дает и статистам какие-то индивидуальные черты.) Но все они «молодая гвардия рабочих и крестьян». А витязь-комиссар Олег Кошевой такой же, как все, -- только лучше.

Для них все поражения временные -- Сталин никогда не покинет Кремля. Он несменяем, а потому бессмертен. Он знает про всех (в октябрьскую годовщину молодогвардейцы слышат по радио сталинскую здравицу партизанам и воспринимают ее как обращение лично к ним). Он страдает больше всех, ибо имеет право (и должен) жертвовать всяким -- ради прекрасного будущего, которого, быть может, и недостойны люди сегодняшние. Левинсон -- предвестье Сталина. Проценко -- Сталин областного масштаба. Фадеев -- Сталин советской литературы, которую тоже без жертв не выстроишь.

Возглавив в 1939 году Союз советских писателей (прежде им рулили аппаратчики-назначенцы), в 1944-м ответственный секретарь Фадеев стал Генеральным. Словечко дорогого стоило -- он был признан единственным наместником Хозяина. Почти Хозяином. В сфере, к которой настоящий Хозяин относился весьма серьезно.

Об эту пору и писалась «Молодая гвардия», главная книга главного писателя страны. Роман не просто о войне, а о «войне и мире». Не зря с младых лет шлифовал Фадеев объемистые ветвящиеся фразы. Приправляя «молодогвардейский» слог то «гоголевским» лирическим распевом, то «горьковской» суровой натуральностью, то «бунинским» разнотравьем, Фадеев неизменно громоздил как бы «корявые», как бы «могучие», как бы устремленные к самой сути, многословные и более всего пригодные для изнурительных диктантов, «толстовские» периоды. Знал, что делал.

А в авторы «Войны и мира» по-советски не вышел. Хозяин поправил -- не сразу, но жестко. 3 декабря 1947-го лауреат Сталинской премии 1946 года (за роман «Молодая гвардия»), Генеральный секретарь ССП и член ЦК ВКП (б) прочитал редакционную статью центрального органа своей партии -- «Молодая гвардия» в романе и на сцене». И узнал, что в книге недостаточно отображена направляющая роль этой самой партии. Били за романтическое любование юной (и потому чуточку свободной) партизанщиной. За рыдающие нотки в победном марше. И за то, что многовато стал о себе товарищ понимать. Сталин ценил скромность -- Фадееву рекомендовалось стать скромнее.

Он и стал, вписав в роман правильных коммунистов-руководителей и историческую целесообразность. Детишки детишками, а бардака у нас не было и не будет. Сталинскую волю проводят стальные люди. В черной металлургии и литературе. Надо избавляться от врагов (и визировались арестные списки, и клеймились безродные космополиты), надо исправлять ошибки (если я улучшил «Молодую гвардию», то почему бы Гроссману не улучшить «За правое дело»?), надо жертвовать нашими пристрастиями (Пастернак льет воду не на ту мельницу; и разве Сталин -- на самом деле -- не ценит талант этого закоренелого индивидуалиста? не оберегает его?). Одним словом, надо «жить и выполнять свои обязанности». А если иногда срываешься в запой и горькие слезы, то ведь и Левинсон плакал. (Но не когда приказывал зарезать свинью корейца или отравить смертельно раненного Фролова. После.) И как же тяжело Ему -- после долгих посиделок с безликими соратниками?

Хозяина не стало в марте 1953-го. И началось. Общеизвестное. Второй съезд советских писателей (1954, декабрь) избрал правление союза, правление -- президиум и секретариат, секретариат -- персека (уже не генсека). Алексея Суркова. 25 февраля 1956 года делегат XX съезда КПСС Фадеев слушал закрытый доклад Хрущева «О культе личности и его последствиях». Выяснилось, что было у нас кое-что не так. И виноватым признавался Он -- великий, но допускавший серьезные ошибки. Чуть ли не преступления.

Литературой правит Сурков -- безграмотно, стремясь угодить новому хозяину, который вовсе в литературе не разбирается (как и во всем прочем). Наше мужество поставлено под сомнение. Наша любовь к литературе (при ошибках и исторически закономерных жертвах) тоже. В козлы отпущения назначают не мечиков-стаховичей -- самых верных. Обращаться наверх нелепо. Фадеев все же писал. Ответом на его предсмертные излияния, где мешались боль утратившего власть честолюбца, страх расправы, омерзение от мелкой шушеры, затаенный стыд и дикая усталость, стала посмертная оплеуха от обиженных адресатов. В официальном некрологе члену ЦК сообщалось: «В последние годы А.А. Фадеев страдал тяжелым прогрессирующим недугом -- алкоголизмом, который привел к ослаблению его творческой деятельности

Мир Фадеева держался на трех постулатах: праведники приносятся в жертву; индивидуалист -- всегда предатель; революция живет в бессмертном вожде. Дальше -- детали. Уцелеть после роковой битвы могут персонажи разного масштаба (среди восемнадцати партизан, идущих за Левинсоном в финале «Разгрома», идеальный Гончаренко, облагородившаяся Варя и пошляк Чиж; в «Молодой гвардии» смерти избегают командир краснодонцев Иван Туркенич, несколько статистов и мелкие предательницы Вырикова и Лядская). Важно, что убили ясноглазых Метелицу и Бакланова (Левинсон так любовался юными помощниками), обнаружил интеллигентскую гниль Мечик, а Левинсон «перестал плакать: нужно было жить и выполнять свои обязанности». В конце «Молодой гвардии» большевику Проценко «надо было возрождать трест «Краснодонуголь», восстанавливать шахты»; разоблаченный следователь сообщил о сгубивших героев «показаниях Стаховича» (а Фадеев аккуратно умолчал о том, что «предатель» -- прототип которого был позднее посмертно реабилитирован и награжден -- разделил участь большинства молодогвардейцев); вершится роман списком казненных.

С предателями-близнецами все ясно. Бегство Стаховича из партизанского отряда в Краснодон повторяет финальное бегство Мечика. Если Стаховичу вешается «слабость» на следствии, то Мечик виноват тем, что выжил. Отряд не мог миновать засады: непонятно, почему не прозвучавший сигнал первого дозорного (Мечика) помог бы Левинсону больше, чем пальба дозорного второго (героического Морозки). Но тут не до логики -- мифу нужен козел отпущения. Мечик, Стахович и всякий о себе возомнивший обречены на преступление. И наказание.

Молодогвардейцы знают: они часть общепролетарского тела. В «Разгроме» такое знание не было общим: здоровые инстинкты требовалось очищать от коросты прошлого. Нашим комсомольцам это не нужно: выросшие в СССР, они мечтали о своем часе и его дождались. Если у нас такая молодежь (а она такая), страна непобедима и все не зря.

Да, бывают трудности. Да, не всех негодяев к стенке поставили (умели бургомистр Стеценко и полицай Фомин прикинуться «советскими людьми»). Да, даже лучшие «старики» (Шульга и Валько) способны на ошибки. Но есть наши мальчики и девочки, чей подвиг доказывает: сказка стала-таки былью. Они разные: поэтичная брюнетка Ульяна Громова и разбитная белокурая Любка-артистка, «профессор» Ваня Земнухов и «хулиган» Сережка Тюленин. («Оформив» четверку лидеров, Фадеев дает и статистам какие-то индивидуальные черты.) Но все они «молодая гвардия рабочих и крестьян». А витязь-комиссар Олег Кошевой такой же, как все, -- только лучше.

Для них все поражения временные -- Сталин никогда не покинет Кремля. Он несменяем, а потому бессмертен. Он знает про всех (в октябрьскую годовщину молодогвардейцы слышат по радио сталинскую здравицу партизанам и воспринимают ее как обращение лично к ним). Он страдает больше всех, ибо имеет право (и должен) жертвовать всяким -- ради прекрасного будущего, которого, быть может, и недостойны люди сегодняшние. Левинсон -- предвестье Сталина. Проценко -- Сталин областного масштаба. Фадеев -- Сталин советской литературы, которую тоже без жертв не выстроишь.

Возглавив в 1939 году Союз советских писателей (прежде им рулили аппаратчики-назначенцы), в 1944-м ответственный секретарь Фадеев стал Генеральным. Словечко дорогого стоило -- он был признан единственным наместником Хозяина. Почти Хозяином. В сфере, к которой настоящий Хозяин относился весьма серьезно.

Об эту пору и писалась «Молодая гвардия», главная книга главного писателя страны. Роман не просто о войне, а о «войне и мире». Не зря с младых лет шлифовал Фадеев объемистые ветвящиеся фразы. Приправляя «молодогвардейский» слог то «гоголевским» лирическим распевом, то «горьковской» суровой натуральностью, то «бунинским» разнотравьем, Фадеев неизменно громоздил как бы «корявые», как бы «могучие», как бы устремленные к самой сути, многословные и более всего пригодные для изнурительных диктантов, «толстовские» периоды. Знал, что делал.

А в авторы «Войны и мира» по-советски не вышел. Хозяин поправил -- не сразу, но жестко. 3 декабря 1947-го лауреат Сталинской премии 1946 года (за роман «Молодая гвардия»), Генеральный секретарь ССП и член ЦК ВКП (б) прочитал редакционную статью центрального органа своей партии -- «Молодая гвардия» в романе и на сцене». И узнал, что в книге недостаточно отображена направляющая роль этой самой партии. Били за романтическое любование юной (и потому чуточку свободной) партизанщиной. За рыдающие нотки в победном марше. И за то, что многовато стал о себе товарищ понимать. Сталин ценил скромность -- Фадееву рекомендовалось стать скромнее.

Он и стал, вписав в роман правильных коммунистов-руководителей и историческую целесообразность. Детишки детишками, а бардака у нас не было и не будет. Сталинскую волю проводят стальные люди. В черной металлургии и литературе. Надо избавляться от врагов (и визировались арестные списки, и клеймились безродные космополиты), надо исправлять ошибки (если я улучшил «Молодую гвардию», то почему бы Гроссману не улучшить «За правое дело»?), надо жертвовать нашими пристрастиями (Пастернак льет воду не на ту мельницу; и разве Сталин -- на самом деле -- не ценит талант этого закоренелого индивидуалиста? не оберегает его?). Одним словом, надо «жить и выполнять свои обязанности». А если иногда срываешься в запой и горькие слезы, то ведь и Левинсон плакал. (Но не когда приказывал зарезать свинью корейца или отравить смертельно раненного Фролова. После.) И как же тяжело Ему -- после долгих посиделок с безликими соратниками?

Хозяина не стало в марте 1953-го. И началось. Общеизвестное. Второй съезд советских писателей (1954, декабрь) избрал правление союза, правление -- президиум и секретариат, секретариат -- персека (уже не генсека). Алексея Суркова. 25 февраля 1956 года делегат XX съезда КПСС Фадеев слушал закрытый доклад Хрущева «О культе личности и его последствиях». Выяснилось, что было у нас кое-что не так. И виноватым признавался Он -- великий, но допускавший серьезные ошибки. Чуть ли не преступления.

Литературой правит Сурков -- безграмотно, стремясь угодить новому хозяину, который вовсе в литературе не разбирается (как и во всем прочем). Наше мужество поставлено под сомнение. Наша любовь к литературе (при ошибках и исторически закономерных жертвах) тоже. В козлы отпущения назначают не мечиков-стаховичей -- самых верных. Обращаться наверх нелепо. Фадеев все же писал. Ответом на его предсмертные излияния, где мешались боль утратившего власть честолюбца, страх расправы, омерзение от мелкой шушеры, затаенный стыд и дикая усталость, стала посмертная оплеуха от обиженных адресатов. В официальном некрологе члену ЦК сообщалось: «В последние годы А.А. Фадеев страдал тяжелым прогрессирующим недугом -- алкоголизмом, который привел к ослаблению его творческой деятельности