В течение всей первой половины сентября старейший театр России находился в столице, как сказали бы раньше, «с творческим отчетом». В программе обширных гастролей -- шесть названий. В прошлом году Ярославский театр отпраздновал 250-летие -- событие имело федеральный статус, и тогда в Ярославль съехались министр культуры России и другие крупные государственные мужи. Театр навсегда связан с именем великого русского актера Федора Волкова, чьи провинциальные спектакли прославились настолько, что комедиантов взяли ко двору в Петербург -- так в 1756 году началась история профессионального национального театра. Для сравнения: старейший театр Москвы, Малый театр, где вплоть до 15 сентября ярославцы показывали свои спектакли, недавно отметил 175-летие.

Из виденных спектаклей лучшим показался «Король Лир» в постановке чеха Ивана Раймонта. Для Ярославля чешская режиссура, очевидно, имеет тот же эффект, что любая западная (литовская, эстонская или английская) для Москвы -- сочетание жесткой и формальной европейской модели и крепких, патриархальных актерских сил.

Почерк режиссера-европейца заметен в работе с пространством: первая сцена идет на просцениуме с закрытым занавесом, под носом у зрителей, остальные -- в огромной, глубокой и высоченной коробке сцены. Духовное томление короля Лира (Феликс Раздъяконов) здесь обретает космическое звучание, а стихии огня (огромный очаг в доме Гонерильи) и воды (водосточная труба в сцене бури) усиливают ощущение вселенской катастрофы. Война между сестрами за землю обретает мифологический смысл -- перед самым финалом Шут вывезет на сцену огромную Ладью смерти. Ее остов, сделанный из бутафорских костей, заставляет вспомнить знаменитую чешскую Костницу -- католический храм из человеческих останков. В лодке персонажи языческо-христианской мифологии Европы -- Эдмонд в шлеме тевтонца, Регана и Гонерилья в звероподобных ритуальных масках, Корделия в облике Ангела -- предводителя небесного воинства.

Современные костюмы и реалии сегодняшней жизни (встреча Корделии и Лира происходит в больнице, куда дочь приносит больному отцу авоську с фруктами) только усугубляют ощущение нестойкости, изменчивости представлений о мире, в котором дар различать обман приходит лишь перед лицом смерти.

Александр Кузин, лидер Ярославского ТЮЗа, поставил пьесу Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Не обошлось без очевидных аллюзий на бессовестность сегодняшних карьеристов. «Ты теперь будешь нашим« -- вот фраза «важного господина» Крутицкого (Владимир Солопов), которую всегда мечтал услышать любой мелкий чиновник. В комнате Глумова (Валерий Кириллов) стоит аквариум с золотой рыбкой -- образ, придуманный сценографом Анатолием Шубиным: высшее общество замкнуто в стеклянные ширмы с причудливым узором. Попасть в этот большой аквариум -- вот цель жизни! В финале, когда Глумова разоблачают и наказывают отлучением от света, молодой человек хочет разбить свою домашнюю реликвию, но одумывается и заботливо подкармливает драгоценную рыбку -- он еще сможет вернуться в «свет».

На таком в целом достойном фоне беспомощным показался «Ревизор», которым ярославцы начали московские гастроли. Спектакль главного режиссера Ярославского театра Владимира Боголепова выглядит так, будто поставлен с чужими актерами на враждебной сцене. Отталкивает уже само оформление спектакля, на заднике -- «виды царской России»: улица с выщербленной мостовой, свиньи, разгуливающие подле присутственных мест, пузатые городовые, запуганные жители. Жестокая сатира на «николаевскую Русь» настолько перевесила собственно человеческое содержание гоголевской комедии, что порой казалось: «Ревизор» этот поставлен к 70-летию Октября. Все без исключения персонажи, как клоуны из плохого цирка, безобразно дурачатся и кривляются. Актрисы, изображающие Анну Андреевну и Марью Антоновну, видели свое призвание в том, чтобы громко визжать, шуметь, шелестеть юбками и носиться по сцене, изображая беспокойство. Чиновники с толстыми задами и грудями выплясывали какой-то корявый административный гопак. Думалось, в каком выигрыше окажется тот режиссер, который поставит наконец «Ревизора» как пьесу об обыкновенных людях, которые будут олицетворять не комическое «прошлое России», а ее вечное трагическое несчастье.