Одним из тех, кто выступит завтра в Дрездене на главных торжествах, посвященных 10-летию германского единства, будет Лотар де МЕЗЬЕР, последний премьер-министр Германской Демократической Республики. 3 октября 1990 года он вместе с тогдашним федеральным канцлером Гельмутом Колем навсегда спустил черно-красно-золотистый флаг с молотком и циркулем в гербе на мачте перед Рейхстагом. Музыкант и юрист по образованию, де Мезьер вскоре после объединения Германии ушел из большой политики и занялся адвокатской практикой. Накануне годовщины объединения с ним встретился корреспондент газеты «Время новостей» Юрий ШПАКОВ.

- Сегодня многие говорят о возрождении на востоке Германии ностальгии. Вас, бывшего гражданина ГДР, посещают эти чувства?

- Каждому новому началу предшествует прощание с прошлым. ГДР со всеми ее слабостями была нашей биографией. Если бы мы принялись это отрицать, пришлось бы подвергнуть сомнению существенную часть нашей личности. В результате перемен возникли две модели поведения восточных немцев. Одни сразу стремились во всем подражать западникам - в одежде, манере говорить. Другие выжидали и обдумывали, как найти свое место во всем происходящем. Нельзя делать вид, что у тебя нет прошлого. Эта страна, эти ландшафты, эти города - наша родина. Это, если хотите, старый культурный регион Европы. Я музыкант, и для меня это еще и Дрезденская государственная капелла, Гевандхаус в Лейпциге, Государственная опера в Берлине... Но вместе с тем существование двух немецких государств было исторической аномалией. Может ли бетонная стена и колючая проволока быть прочной политической основой государства? Разумеется, нет, и падение берлинской стены предрешило судьбу ГДР.

- Но ностальгия-то откуда берется?

- Свойство нашей памяти - помнить хорошее. С другой стороны, ностальгия по ГДР - это следствие неправильной политики последних лет. Когда людям говорят, что все их жизненные решения были неправильными, а сама жизнь - сплошной ошибкой, неизбежно возникает ответная реакция, приукрашенные воспоминания о прошлом. В России мне часто приходится слышать, что при Брежневе были «золотые времена». На самом деле времена были серыми и скучными, но человек ощущал некий минимум гарантированной защищенности. Вопрос в том, как людям научиться обходиться со свободой, которую они завоевали. При социализме будущее человека было расписано сверху. Существовало нечто вроде неписаного общественного договора: партия гарантирует защищенность, народ ведет себя так, как угодно партии. В начале 80-х этот договор был расторгнут обеими сторонами. Государство все меньше и меньше могло гарантировать тот минимум, на который было прежде способно, а люди все больше стали требовать личной свободы.

- А вам не кажется, что сегодня этой свободы оказалось для некоторых настолько много, что они не знают, что с ней делать?

- Проблема не в том, сколько нужно человеку этой самой свободы, а в том, сколько свободы он может переварить - если у человека отсутствует жизненная привычка обхождения со свободой, если вдруг оказалось, что все теперь приходится решать самому. Жизнь стала ярче, интереснее, иногда смешнее или грустнее, но намного напряженнее. Иногда думаешь, что в этой новой жизни для тебя просто не хватает воздуха. В особенности это касается пожилых людей. Немцы говорят, что «старые деревья не пересаживают». На востоке Германии целому поколению до сих пор трудно или даже невыносимо переживать перемены. Это не старые еще люди. Старикам-пенсионерам бывшей ГДР после воссоединения повезло как раз больше других, у них приличные пенсии в твердых марках за годы, проработанные при социализме. Существенно хуже тем, кому во время начала перемен было около пятидесяти. Они были уже стары для нового старта, но и до пенсионного возраста не дотягивали десятка лет. И долго не могли избавиться от чувства, что именно они оказались не у дел.

- Как оказалось возможным потерять целое поколение в самой благополучной стране Европы?

- А кто сказал, что история народов - это обязательно представление со счастливым концом? Приходится мириться с тем, что течение XX века было 2-3 потерянных поколения: после обеих мировых войн, когда они оказывались перед грудой развалин, а также в результате перемен 1989-90 годов. Тем важнее сейчас попытаться преодолеть раздел континента. Европа неделима, и любая попытка ее разделить, заканчивалась катастрофой.

- Много говорят о «стене в головах» между «восточниками» и «западниками». Но ведь немцы на протяжении всей своей истории никогда не были одинаковыми. У них были более развиты региональные традиции, чем общенациональные.

- В моем понимании новая духовная или культурная «стена» между немцами - это искусственно созданная проблема. Германская история всегда была историей регионов. В прошлом веке, когда возникло единое государство, труднее всего было избавиться от локального патриотизма. До сих пор между немцами сохраняется множество культурных, языковых и прочих различий - южанин-баварец и в «старой ФРГ» был совсем не похож, скажем, на северянина из Восточной Фризии, саксонец сильно отличается от пруссака и т.д. Нынешние различия между восточниками-осси и западниками-весси скорее являются выражением разных жизненных культур, которые сложились за 40 лет раскола. К тому же Эльба столетиями была культурной границей. Возраст многих городов западнее от Эльбы доходит до двух тысяч лет. Некоторые из них были основаны еще при Древнем Риме, в архитектуре преобладает эпоха Возрождения. К востоку от Эльбы городам в среднем по 750 лет, эти земли были значительно позже колонизированы и христианизированы. Даже архитектура церковных зданий различна: западнее Эльбы их строили из натурального камня, у нас преобладает готика из красного кирпича. Запад всегда был римско-католическим, восток - «спартанско-прусско-лютеранским». Все эти различия не имели никакого отношения к существованию ГДР. Тем, чем мы обладаем, мы гордимся, и было бы просто ужасным, если бы немцы были все одинаковыми. Всевышнему неугодно, чтобы все люди были одинаковыми.

- Недовольные режимом СЕПГ люди в ГДР находили себе собственные «ниши». Это называли внутренней «эмиграцией». Вы не были исключением?

- Мы и теперь замечаем, что жители Восточной Германии больше живут своим внутренним миром. Может быть, они внешне воспринимаются более замкнутыми, сдержанными. Мое мировоззрение также формировалось, как мы тогда говорили, в «обществе ниш». Таковыми для меня всегда были литература, камерная музыка, которую мы играли в кругу друзей и единомышленников. Главной «нишей» всегда была семья. В ГДР я страдал от того, что не мог сам решать, какую книгу я могу иметь, а какую нет. Мое самое большое счастье сейчас в том, что нужную мне книгу я могу купить в ближайшем магазине за углом, а если ее нет, продавец тысячу раз извинится и закажет мне ее на следующее утро. Или возьмите музыку. Ту ее часть, которую партия заклеймила в качестве «декадентской» и «формалистской» - если удавалось раздобыть ноты, то приходилось сидеть ночи напролет, чтобы переписать партитуру. Нельзя, например, было играть даже Стравинского. Но зато партитура, которую вы переписали от руки, сохраняется у вас в голове. Для других людей в годы социализма духовным пристанищем была протестантская церковь. А сегодня мы наблюдаем упадок церковной жизни, восток Германии за эти пережил настоящую дехристианизацию, о чем я очень сожалею. Теперь именно на востоке мы наблюдаем молодых людей, лишенных основополагающих духовных ценностей. Понятие «людская общность» они определяют лишь по размеру того, что им удается «урвать» от этой общности. В этом смысле, мне кажется, во времена ГДР у людей было значительно больше чувства солидарности друг с другом - пусть даже главной причиной его возникновения была личная несвобода каждого. Утрата ценностей - отнюдь не восточногерманский феномен, точно с тем же день ото дня приходится сталкиваться и на западе. Все меньше людей, готовых что-то делать для блага общества. Представьте себе: на коммунальных выборах в местные общины порой не находится необходимого количества кандидатов для их проведения.

- И что же делать?

- Не только Германии, но и всему миру еще предстоит определить свою новую структуру, и будет это происходить совершенно иначе, чем мы привыкли. Мир становится все больше, но вместе с тем и теснее, а люди ищут в нем свои мелкие ниши, в которых они могут испытывать чувство собственной защищенности, безопасности. Многие ждут ответов на это от политики. Но ответить на вызовы современности должно прежде всего общество. Вспомните, какую решающую роль сыграла в последних переменах литература. Без Айтматова, Солженицына, Булгакова мир бы так не изменился, как теперь. А сегодня о писателях ничего не слышно. Они так же теряются в догадках, как и все остальные люди. Очевидно, нам необходимо время, чтобы переварить происшедшее, определить вопросы к нашему бытию, а затем начать искать на них ответы. Посмотрите на Германию - у нас в литературе до сих пор отсутствует крупное произведение на тему о политическом повороте в ГДР и воссоединении. Когда шло к закату немецкое общество XIX века, появился великий роман Томаса Манна «Будденброкки», своего рода итог столетия. Романа, который завершил бы раскол Германии, у нас пока нет. Можно сказать без преувеличения, что люди тоскуют по такому произведению. Можете себе представить, какой бы это был бестселлер. Но его нет. Может быть, для его появления должны пройти еще годы. Может быть - поколения. Ведь история ведет свой собственный счет не на годы, как я раньше думал, а на поколения.