На интервью он согласился сразу, без всякого позерства, присущего подчас новоиспеченным олимпийским чемпионам. Только добавил, а нельзя ли поговорить прямо сейчас, чтобы осталось немного времени на сон. Не так давно закончилась первая тренировка, на пять вечера назначена вторая. Мы с коллегой без промедления достали диктофоны. С этого и началась наша беседа с олимпийским чемпионом по лыжным гонкам Никитой КРЮКОВЫМ на спортивной базе «Демино» под Рыбинском, за день до первых в нынешнем сезоне спринтерских соревнований, проводимых на снегу.

-- Только я ненадолго вынужден буду прервать наш разговор -- елку надо посадить, -- предупредил Никита. -- Видите, там, на берегу Волги и лопаты приготовлены. У нас сегодня запланирована посадка деревьев, всей нашей спринтерской группой будем сажать. Вон и местное телевидение прибыло.

-- После победы на Олимпиаде наверняка отбоя от журналистов нет. Как пережили обрушившиеся на вас эти минуты славы?

-- Вначале было очень тяжело. Приглашения, чествования, разговоры, интервью. Казалось, что этому не будет конца. И когда весной мы проходили в сборной тестирование, то наши психологи заявили, что я пребываю в состоянии переутомления, связанного с повышенным к себе вниманием. Я и сам это осознавал, понимал, что еще один шаг и переступлю грань, о которую можно споткнуться, а потом придется долго восстанавливаться. В какой-то момент начал избегать всех этих встреч. Любой звонок журналиста вызывал у меня внутреннее сопротивление. Но, несмотря на это, никому не отказывал, говорил в телефонную трубку: «Приезжайте», а себя успокаивал только тем, что скоро этот ажиотаж спадет. В общем, как вы заметили, эти минуты славы пережил. И сейчас в общении с людьми у меня уже ничто не вызывает раздражения. Вот если бы это интервью состоялось в конце прошлого сезона...

-- Что тогда?

-- Скажем так, внутренне нашей встрече я был бы не рад, хотя и держал себя в руках.

-- Что поменялось в вашем мироощущении после олимпийской победы?

-- Многое. Когда с 14 лет идешь к олимпийскому «золоту» и достигаешь заветной вершины, то возникает вопрос, а куда двигаться дальше и зачем? Помню, как на следующий день после победы я тренировался в Уистлере и вдруг подумал, а что я здесь делаю, что забыл на этой лыжне? Какое-то время эти мысли мне не давали покоя. До тех пор, пока летом не прочитал интервью Петера Нортуга, который размышлял о том же самом, о поиске мотивации. Казалось бы, норвежец достиг многого из того, о чем мечтал, но он поставил себе цель -- выиграть февральский чемпионат мира в Норвегии. В отличие от него я не выигрывал мировое первенство, а впереди еще Олимпиада в Сочи, да и этапы Кубка мира никто не отменял. Значит, есть к чему стремиться.

Другое дело, что после Олимпиады в Ванкувере у меня изменились требования к себе. Появилось какое-то странное неприятное ощущение, когда на тренировках перед началом этого сезона меня обгоняли ребята из нашей группы. Я стал вдруг задумываться, а что будет потом, на этапах Кубка мира, если мы вместе делаем одну работу, и в некоторых моментах я не тяну или иду с ними в одном темпе? Возможно, это только предстартовый мандраж, который продиктован тем, что в прошлом году к этому моменту я уже имел 450 км, а в этом накатал всего триста. Дергаюсь, что норвежцы уже вовсю тренируются на пушистом белом снегу. А мы в Демино, где вокруг зеленая травы и километровая полоса грязноватого вида снега. Но, думаю, что после первого старта в Куусамо эти волнения пройдут, и перестану накручивать себя. Ведь нечто подобное я пережил и на летнем первенстве России, когда в квалификации остался 25-м, а на следующий день финишировал первым.

-- Догадываюсь, что вы испытывали накануне финала в Острове?

-- Вы бы видели меня вечером после квалификации! С ума сходил. Я, олимпийский чемпион, проиграл 13 секунд в квалификации Мише Девятьярову, 10 секунд -- Сашке Панжинскому, который финишировал вторым. Я просто недоумевал, да что я забыл в этом Острове? Думал, конец -- привет с большой колокольни. Так и сказал ребятам: «Кому нужны мои лыжи?» А на следующий день вышел и всех сделал. Панжинский финишировал вторым, Девятьяров -- третьим. После той гонки тренер Юрий Михайлович Каминский вынес вердикт: «Тебя надо разозлить, чтобы был толк».

-- Но, судя по выступлениям в прошлом сезоне, вы производите впечатление очень уравновешенного и прагматичного спортсмена, который все просчитывает до мелочей.

-- У меня нет каких-то заранее заготовленных шаблонов. Перед каждой гонкой непосредственно перед забегом я разрабатываю тактику, исходя из занятого места в квалификации, погодных условий, рельефа трассы, продумываю по ходу, как строить дальнейшую борьбу. В финале на Олимпиаде я понимал, что поначалу мне следует бежать в группе. Потом, когда увидел, что Сашка Панжинский пытается оторваться, стал держать его на коротком поводке. А на последнем повороте, буквально на финишной прямой, включил дополнительную скорость. Знал, что для победы мне достаточно будет разножки, а не 10--15 секунд форы, чтобы ехать и радостно размахивать палками и российским флагом.

В какой-то мере я заранее продумал каждый свой ход, что буду предпринимать, если кто-то оторвется, где добавлю, где надо будет банально дотерпеть. Но, выходя на финал, я четко знал, что все мои расчеты нацелены только на победу. Я даже не думал, кто будет первым, точно знал, что это буду именно я. Кто ставил на Нортуга в той гонке -- молодцы, но и я не собирался сдаваться.

-- А если бы не получилось быть первым, что тогда?

-- Недавно Саша Панжинский и Леша Петухов задали мне тот же вопрос. Они видели, как я готовился к Ванкуверу, как хотел выиграть эту Олимпиаду. «Что было бы с тобой, Никита, если бы не получилось?» Я не мог найти ответа, потому что не видел другого выхода, как выйти и победить. Я ехал на Олимпиаду, как на войну, как на последний бой, только за золотой медалью. Даже родителям в аэропорту об этом сказал. Мама начала меня подбадривать, потом успокаивать, осторожно подбирая слова. А я бы нацелен только на успех и гнал от себя другие мысли.

-- Вы действительно в 14 лет поставили себе цель стать олимпийским чемпионом?

-- Да, когда меня, 14-летнего, спрашивали, какова твоя цель, я без запинки отвечал, что буду олимпийским чемпионом. Не знаю, на чем основывалась моя твердость, но я просто верил в это всегда. Хотя мама и отговаривала от спортивной карьеры. Возможно, потому что у самой в спорте не сложилось. Она имела первый взрослый разряд по легкой атлетике, но поссорилась с тренером и бросила спорт. «Никита, -- говорила она, -- я знаю, что такое спорт. Из тебя выжмут все соки, а потом выбросят как ненужную вещь и забудут». Но я почему-то был непреклонен и не воспринимал ее слова всерьез.

Да и вообще, честно говоря, не знаю, что было бы со мной, если бы не лыжные гонки. Я в детстве был одним из тех, про кого говорят: шило в одном месте. И подраться мог, и похулиганить. Не исключено, что со временем мог запросто угодить в какую-то нелепую компанию, но спорт не дал мне скатиться по наклонной вниз.

Вот брат-двойняшка у меня совсем другой. Хотя мы с ним вместе начинали лыжами заниматься. Но Алексей спокойный по характеру, и маме было с ним намного проще, чем со мной. Знаете, как говорили раньше: в семье два сына -- один умный, второй -- спортсмен. В отличие от меня у брата еще в школе обнаружились математические способности. Было в кого. Родители у нас по специальности инженеры-химики. Папа с золотой медалью школу окончил.

-- Но ведь именно папа был вашим первым тренером?

-- Во времена моего детства почти все занимались спортом. Наша семья не была исключением. Мы с братом и старшая сестра ходили с родителями в походы, бегали на лыжах. Помню, однажды во время такого семейного пробега я сломал лыжу, и километров пятнадцать бежал на одной вместо двух. Вернувшись домой, отец мне вручил в награду «Рафаэлло». Как смотрели на эту конфетку брат с сестрой! Но я ни с кем не поделился. Маленький был, лет шесть мне тогда исполнилось.

-- Можно сказать, что встреча с тренером Каминским сыграла в вашей жизни ключевую роль?

-- Конечно, это тренер -- профессионал во всех отношениях. Во-первых, потому что к каждому спортсмену он ищет индивидуальный подход и работает по схеме: тренер -- спортсмен. Во-вторых, он беспокоится о здоровье подопечных. В отличие от многих других Каминский не преследует цель -- получить результат любой ценой. Напротив, в каких-то случаях он может пожертвовать результатом, преследуя долгоиграющие цели. Уверен, что все его ученики по окончании карьеры скажут за это спасибо. В-третьих, Каминский создал свою индивидуальную методику, в которую постоянно вносит коррективы. Он полагается на науку, а не на дилетантские рассуждения и домысли, отсюда и такой результат.

Правда, после Олимпиады многие задавали Каминскому вопрос, почему в эстафете не бежали спринтеры? Но спринтерская техника отличается от той, что практикуют дистанционщики. Одно дело бежать три с половиной минуты, и другое -- полчаса. Скорости разные. И когда ты на своем небольшом круге постоянно катаешься в таком скоростном режиме, то, выходя на большую эстафету, должен заставить иначе работать свои мышцы. А таких спортсменов-универсалов, способных быстро перестроиться, единицы.

-- Нортуг, например...

-- Я с ним близко не знаком, вместе не тренировался, да и результаты его медицинских обследований мне неизвестны. Возможно, что у него суперданные. Говорят, что люди с таким талантом, как у Нортуга, рождаются раз в сто лет. За его плечами победы и уверенность в себе. Дойти до медали всегда проще, чем удержаться на верхней ступени пьедестала. А он доказывает свою состоятельность уже не первый сезон. Посмотрим, что будет сейчас. В Куусамо нам предстоит соревноваться три дня. Бежать спринт и две гонки на 10 км классикой и 15 км коньком по гандикапу. Все это надо выдержать, чтобы заработать итоговые очки. Возвращаясь к предыдущему вопросу, Международная лыжная федерация придерживается мнения, что не нужно четкого разделения на спринтеров и дистанционщиков. Но логика многих видов спорта, легкой атлетики, говорит об обратном.

-- Бытует мнение, что в современном спорте, в особенности в циклических видах спорта, невозможно добиваться успеха, не прибегая к допингу?

-- Но мой пример это опровергает. Ребята из нашей спринтерской группы на международных стартах открыто заявляли о том, что мы боремся против допинга и что за счет методики, мотивации можно добиваться высоких результатов. Сами посудите: в день олимпийского финала я был не в лучшей форме. Чувствовал, видел, что Саша Панжинский намного сильней. Я и в полуфинал попал, можно сказать, случайно, лаки-лузером, то есть «счастливым проигравшим». Но вера, желание, вся предыдущая подготовка в сезоне как раз и помогли мне победить.

-- Не могу не спросить, почему после Олимпиады, вы подписались под письмом, которое было адресовано президенту страны, где раскритиковали работу руководства нашей лыжной федерации?

-- Я поставил свою подпись одним из последних. Долго думал, пытался проигнорировать, но потом согласился. Как и другие подписавшиеся, я наивно полагал и надеялся, что это обращение может что-то изменить в старой советской системе. Ведь сборная команда страны -- это потолок, здесь все должно работать, как хорошо отлаженный механизм. Нам же зачастую приходилось сталкиваться с такими проблемами, которые иностранцам не могли присниться даже в самом страшном сне. Не знаю, как будут обстоять дела сейчас. Но для себя я вывел одно -- каждый, в том числе спортсмен, должен заниматься своим делом.

-- Где и как будете готовиться к чемпионату мира?

-- Точный план пока не определен. Возможно, что непосредственно перед первенством поедем в Польшу, в горы. Есть предварительная договоренность с тренером Юстины Ковальчик. Но я еще не отобрался на этот главный старт, а за прошлые заслуги меня никто в Норвегию не повезет. Да и сам, если буду чувствовать себя не в форме, не поеду, даже если и освободят от отбора. Зачем? Прокатиться на чемпионат, чтобы потом себе в оправдание сказать, дескать, не повезло. Нет, это не по мне.