Проект Московской филармонии -- концертное исполнение «Валькирии» Вагнера (огромной второй части грандиозной тетралогии «Кольцо нибелунгов») -- был раскуплен полностью без остатка. Знакомые лица спекулянтов перед входом в Зал Чайковского выглядели напряженно, удивительные в обычный день попытки продать желающим куски абонементных книжек и какие-то пропуска венчались успехом, благо желающих попасть на представление хоть как-нибудь не убавилось даже в первом антракте. Зал был полон, включая портики над сценой, где среди публики должны были в свой черед появиться восемь валькирий.

Самое поразительное в этой истории то, что толпа более-менее внимательных слушателей не редела вплоть до второй половины третьего акта. Народ, хотя и кашлял временами, иногда звонил, и скрипел, и кряхтел, но в целом терпеливо следил за долгим, подробным вагнеровским повествованием-комментарием всего лишь к трем событиям -- одной встрече, одной битве и одному заклинанию. По оперным меркам это немного. Для четырех часов музыки -- ничто, но это ничто благополучно справляется с тем, что держит в напряжении мир. На протяжении первого акта в «Валькирии» говорят двое (с небольшими вкраплениями). На протяжении второго -- другие двое. Огромный финал третьего -- еще один диалог. Бесконечный пересказ прошлых событий, мыслей и чувств. Бесконечно подробные соображения. Бесконечная цепь лейтмотивов в параллельном вокалу движении. И внутри бесконечной ткани спрятаны пара шлягерных эпизодов.

У нас за Вагнера берется один только Валерий Гергиев, другие не могут или не хотят. Когда Гергиев в хорошей форме, Вагнер выходит у него текуче-соблазительным и, что называется, вдохновенным. Никому в последнее время не удавалось составить ему конкуренцию. Но дирижерская репутация Кента Нагано настолько высока и безупречна, что это достаточный повод поверить в реальность качественного концертного исполнения «Валькирии» в Москве. Даже если не учитывать того, что Нагано много занимается Вагнером в Баварии.

Еще один повод поверить в невероятное -- участие Ларисы Гоголевской. Это не просто одна из вагнеровских певиц Мариинки и кроме прочего исполнительница главной партии в знаменитом спектакле Дмитрия Чернякова «Тристан и Изольда», но еще выдающаяся, поразительная певица и актриса. Она известна, но в ее реноме есть и оттенок недооцененности: Гоголевская ведь не только замечательная певица, но вообще явление, какие бывают редко. И в партии Брунгильды это предельно ясно.

Организаторам проекта, в числе которых были молодые продюсерские силы, справедливо показалось, что участие Нагано, РНО и Гоголевской -- залог успеха. Или по крайней мере возможности объять исполнительским и слушательским ухом все это вагнеровское необъятное.

И мы все объяли, хотя старая мысль о том, что Вагнер труден (не только для исполнения, но и для восприятия), тут зашевелилась снова. «Валькирия» в интерпретации Нагано не пыл и не трепет, но тонкая сеть линий и пятен, скрупулезное прощупывание и разматывание крепкой повествовательной ткани с золотыми нитями лейтмотивов. Вагнер у Нагано не духовидец в томлении, но зануда и буквоед, чем и завораживает. Оркестр здесь вынужден играть почти все время приглушенно, с разнообразной степенью приглушенности. Осторожно выстраивая длинную форму, Нагано глушил группы так же тщательно, как вызывал их на бой. Оркестр почти справлялся, хотя было слышно (чаще у валторн и кларнетов), как это непомерно трудно. На фоне такой неброской оркестровой аккуратности солистам предоставлялась большая свобода парить и плыть, но тут ребром вставал вопрос их мастерства и выразительности.

Исполнение опиралось на три столба: на дирижерскую вкрадчивость и бережность под маской интеллектуализма, на старания РНО (по общему мнению, это главный оркестр, умеющий играть интеллектуализированные интерпретации, хотя сквозь фразировку и звук сквозила какая-то непонятная оркестровая усталость), и на фантастический талант Гоголевской, чья Брунгильда была не стенобитной, но трагической, слабой, величественной и тонкой. Посчитав это достаточным, устроители «Валькирии» постарались добавить к лапидарной конструкции что могли.

Из того, что добавлено, красотой голоса и артистизма выделялась Ксения Вязникова (Фрика). Светлана Создателева (Зиглинда) была в очень хорошей форме и демонстрировала тщательную работу. Мужские партии оказались слабее. И если Вотан в исполнении Алексея Тановицкого зычно сердился и страдал с дивным спокойствием, то за Зигмунда Михаила Векуа было все время страшно. Бронебойную партию он все-таки сдюжил. Но это как если бы нашелся пианист, который сдюжил Первый концерт Чайковского. Однако таких миллион. И речь обычно идет о красоте интерпретации. В случае с Зигмундом мы должны быть признательны певцу за сам факт исполнения. Прочее в условиях отсутствия в Москве не только драматических теноров, но и вообще каких бы то ни было теноров воспринимается как опциональное. Вполне по делу выступал Вазген Газарян (Хундинг) с немецким оперным опытом. Но весь ансамбль, к которому дирижер проявлял максимум внимания, казался недопросчитанным. По крайней мере не идеальным именно для такого исполнения, какое предлагал Нагано, -- со снятым пафосом, с ясным, но приглушенным светом, с явной конструктивной работой и непрямолинейной эмоциональностью.