«Кочегар» -- один из самых замечательных фильмов, увиденных мною за последнее время. Если и были у кого сомнения, так ли уж хорош режиссер Алексей Балабанов (у меня-то их вроде и не было), но после «Кочегара» они должны быть развеяны и правда явлена во всей своей наготе -- очень хорош.

Вот сейчас все стонут от качества сценариев -- и точно, так плохо, кажется, сценарии еще никогда не писали. Но в «Кочегаре» сценарий совсем незатейливый, даже и простоватый, как тот самый рассказ, что одним пальцем набирает на старой печатной машинке в своей кочегарке Якут. А вот фильм совсем не простой, и разворачивается он вроде бы и совершенно мимо всякого сюжета, во всяком случае того, который можно пересказать словами.

Попросту дело в том, что «Кочегар» в первую очередь кино. Мы от кино отвыкли, принимаем за него диалоги, проиллюстрированные движущимся изображением. А вот Балабанов снял этот фильм так, что все произнесенные в нем речи в конце концов можно просто отложить в сторону. И считывать смысл напрямую из картинки, потому что в ней отразилось куда больше, чем вообще возможно высказать словами. Для слов этот фильм совершенно неисчерпаем.

В самом начале, когда мы видим, как в машине едут парни, и их потряхивает на ухабах, а они сидят, с такими лицами... Вот чтобы сейчас про это не написать, все будет многословно и заковыристо. А они просто едут. Долго. Но так едут, что все про них понятно, куда, зачем, кто послал, и чем они закусывали, и как все закончится. Другое дело главный герой -- про него так сразу не поймешь, он нарочито из другого теста, поэтому про него приходится объяснять, и тут, кстати, даже возникает некоторый стилистический сбой. Балабанов придумал, что Якут -- Герой Советского Союза, майор саперных войск, был в Афганистане, после контузии имеет проблемы с головой, поэтому немного не от мира сего. Опять же вся эта довольно банальная история нужна, во-первых, чтобы оправдать последние действия героя -- понятно, дескать, откуда он так виртуозно владеет копьем (неважно, что в роли копья там лыжная палка). Во-вторых, я думаю, Балабанову к тому же нужна была положительная характеристика, чтобы никто не сомневался -- герой, Якут то есть, -- хороший человек. Да, и форма -- без военной парадной формы последняя акция Якута лишится примет обряда, а это неправильно. Но в общем без героического прошлого можно было бы и обойтись. А вот без специфической внешности кочегара (в этой роли актер якутского Театра драмы Михаил Скрябин, в «Грузе 200» он играл Суньку) обойтись было бы нельзя.

Это ведь история про то, что зло рано или поздно будет наказано, и про то, что каким бы абсурдным ни выглядел мир вокруг, он на самом деле живет по одним и тем же древним законам, и то, что они выглядят для нас чужими, экзотикой, архаикой, так просто мы сами немного заблудились. Люди же, как и прежде, делятся на плохих и хороших. И плохие, на первый взгляд, сильнее хороших, потому что у них нет правил, законов, а только звериные инстинкты обладания, но в конце концов они будут наказаны, потому что закон вообще-то есть.

Вот, так я и знала -- напишешь все это прямо, и будет казаться примитивно, туповато или еще хуже -- фальшиво. И для Балабанова это тоже проблема -- сегодня в искусстве ничего нельзя сказать впрямую. Поэтому приходится придумывать способ, и вот возникает кочегарка, где у печей сидит пожилой якут в ватнике и тельняшке, подкидывает уголек, а сверху лихие люди носят ему трупы в мешках -- сжигать тех, кто, дескать, жил плохо, нечестно. Такую логику Якут понимает и ей следует. В том числе и тогда, когда в печь засовывают труп его собственной дочери -- тут картина мира предстает перевернутой, и приходится мужику сделать усилие, чтобы вернуть обстоятельствам первозданный смысл.

Чтобы все-таки не раскрывать сюжетные перипетии, этим уклончивым пересказом я и ограничусь. Даже финал не буду интерпретировать, хотя и хочется. Там много важного -- присутствие ребенка, например, и фотоаппарат полароид у девочки в руках, и что девочка не понимает смысла происходящего, а видит лишь внешнее: «Ой, дядя, а у вас кровь...»

Но дело в том, что любая интерпретация снятого Балабановым в «Кочегаре», который притворяется таким почти документальным, просто и дешево снятым кино, а на самом деле -- эстетская и очень насыщенная художественная форма -- лишь версия, лишь часть того, что невозможно интерпретировать, а можно только показывать, составляя картинку из множества мелких деталей: меховых шапок, обуви, тротуара, холодного зимнего света, промозглости и шуб, сшитых из кусочков, огня в печах -- индустриальных и домашних, механических движений во время секса и столь же механических -- лифта, автобуса, трамвая, ритма лестничных пролетов, подъездов, дверей, все абсолютно в десятку, ничего лишнего, случайного... Все это под простецкую, но щемящую композицию «Русская» белорусского фьюжн-музыканта ДиДюЛи (но музыка у Балабанова -- это тема отдельного анализа, мне он не под силу, скажу только, что с музыкой он всегда как-то угадывает и полностью подчиняет ее своим целям). И лица -- в фильме нет популярных актеров, да и вообще почти нет актеров -- потребовались точные типажи, и сама фактура скажет куда больше, чем любой сознательно наделяющий свои движения каким-то смыслом профессионал.

Можно было бы даже сказать, что фильм «Кочегар» ближе всего к натюрморту -- в нем предметы выразительны, как люди, а людей рассматривают как предметы. Честность не позволяет Балабанову отвести глаз -- он буквально вгрызается в плоть того мира, который помнит, чтобы, расчленив его на кусочки, на пятна, на пейзажи и краски, на объекты и ритмы, соединить в очень личное и исчерпывающее нечто -- ну чего там, в настоящее кино.

Балабанов вообще как будто и не пытается дать оценку происходящему. Но в финале, после завершения основных событий, он показывает, как сцену из старого немого фильма, оживший рассказ Якута про то, как давным-давно пришел к якутАм (ударение на А) плохой русский человек, разбойник, и стал насиловать женщину и убил мужчину... Это опять же попытка иначе передать ту же простую истину про насилие, которое, если его не остановить, будет передаваться как дурная наследственная болезнь и расползаться метастазами.

Тут вдруг оказывается, что «Кочегар» и фильм Сергея Лозницы «Счастье мое» (тоже эстетский и выстроенный как инсталляция, без единой случайной детали) повествуют об одном и том же. О вирусе насилия, занесенном в род человеческий, и о том, что мир деформируется от безнаказанности. И поэтому ад существует.