|
|
N°85, 20 мая 2010 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Гиблое место
Первая сенсация Каннского кинофестиваля
Вот и дождались. Показанный вчера фильм режиссера Сергея Лозницы "Счастье мое" стал первым настоящим сюрпризом 63-го фестиваля. Организаторы неслучайно отвели картине один из самых выигрышных слотов конкурсной программы -- среду второй недели (фестиваль уже близится к концу, но еще выйдут рецензии в фестивальных ежедневниках, да и на рынке картина успеет засветиться). С дебютами так бывает нечасто, а уж если случается, то жди чего-нибудь особенного. В данном случае особенным оказалась немецко-украинско-голландская страшная сказка о том, что Россия -- гиблое место, в котором жить нельзя.
В России фильм будут обсуждать много и страстно. Хлесткие определения в диапазоне от "шедевр" до "русофобская гнусь" гарантированы, а МВД подаст в суд за клевету. Известно, что наш Минкульт пару лет назад отказал проекту в поддержке. И хотя фильм Лозницы -- лучшее кино на русском языке как минимум за последние пару лет, чиновников тоже можно понять. К тому же бывает такое не только в России. Я, например, неоднократно консультировал фестиваль американского кино в Москве и нисколько не удивлялся тому, что посольство категорически отказывалось включать в программу фильмы против войны в Ираке: "Налогоплательщики нас не поймут". А у Лозницы претензии посерьезнее, чем даже самая несправедливая война.
Водитель небольшой фуры Георгий (Виктор Немец) везет муку куда-то в Смоленскую область (на самом деле фильм снимался в Черниговской, на границе с Россией). Его, как водится, останавливают оборотни в погонах с самыми недобрыми намерениями. В первый раз ему удастся выйти сухим из воды и продолжить путешествие в обществе неизвестно откуда появившегося безымянного попутчика. Попутчик прогоняет историю про то, как возвращался из Берлина с красным платьем для невесты, а его ограбили подлецы из военного патруля. Сцена из 45-го года производит странное впечатление: вроде бы реальность воссоздана по всем правилам, но все равно не оставляет ощущение какого-то дурного сна. Да и попутчик хоть и стар, но по возрасту не тянет на фронтовика...
В следующем эпизоде Георгий застревает на трассе из-за перевернувшегося грузовика, подбирает малолетнюю "плечевую" ("Ты почему не в школе? -- Так ведь каникулы".) и отправляется в объезд. А так как дороги в России ведут в никуда, да и место, как говорила покойная бабушка проститутки, проклятое, то дальше все пойдет по нарастающей. Обман, насилие, неблагодарность, вероломство, бессмысленная жестокость. Кстати, проститутку Георгий кормит бутербродами, дает денег и пытается отправить домой. То есть вроде бы хочет совершить добрый поступок. Девочка швыряет купюры ему в лицо и резонно спрашивает: "А завтра ты тоже приедешь и мне денег дашь? Пошел ты куда подальше со своими подачками. Я себе сама заработаю".
Это важный момент. В гиблом месте добро не работает. Поправить ничего нельзя -- будет только хуже. Единственный выход -- финальная очистительная бойня, в которой погибнут и виноватые, и правые. Не соглашаться с этим можно, но в своей вселенной Лозница выстраивает эту логическую цепочку с ледяной убедительностью.
Если кто не знает, Сергей Лозница -- уже давно классик документального кино ("Сегодня мы построим дом", "Блокада", "Артель"). Для игрового дебюта он позвал главного оператора румынской новой волны Олега Муту, умеющего приблизиться к реальности, как никто другой. И в интервью режиссер уже не раз говорил о переносе в игровую картину стилистики неигрового кино. Поэтому ждешь чего-то похожего на "4 месяца, 3 недели, 2 дня".
На самом деле все иначе. Несмотря на блистательно аутентичные диалоги и использование непрофессиональных актеров, никакой документалистикой здесь и не пахнет. В фильме невероятно сильно жанровое начало. Лозница так здорово умеет разминать и формовать реальность, что того и гляди фильм превратится в триллер, хоррор, сказку об упырях или даже порно. Этого, разумеется, не происходит. И все же Лозница, походя, даже не ставя себе такой цели, открывает в российской реальности новые жанры и новые истории -- целый сад ветвящихся тропок, по которым наше кино ходить не привыкло. И в этом "Счастье мое" напоминает и картины Балабанова, и даже в большей степени лучший российский фильм 90-х "Окраину" Петра Луцика.
Парадокс картины -- в противоречии между беспросветностью месседжа и жизнеутверждающим разнообразием новых жанровых и нарративных моделей. И даже жалко, что все обратят внимание прежде всего на свинцовые мерзости жизни и ментов-беспредельщиков, а не на то, что в мировом кино появилась новая, прихотливо и талантливо устроенная вселенная.
Алексей МЕДВЕДЕВ, Канн