|
|
N°82, 17 мая 2010 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Особо интересен
Параллельные программы на Каннском кинофестивале
Как и ожидалось, основная драматургия 63-го Каннского фестиваля, во всяком случае первой ее половины, связана не столько с конкурсом, сколько с параллельными программами -- "Особым взглядом", Двухнедельником режиссеров и Неделей критики. Что же касается главного конкурса главного фестиваля планеты, он пока бледноват. Фильмы француза Матье Амальрика ("Гастроли"), китайца Вана Сяошуая ("Чунцинский блюз") и корейца Има Сансу ("Горничная") вряд ли задержатся в истории кино больше чем на год, а то и того быстрее канут в небытие. Прорывы, открытия обязательно будут и в этом году, но их стоит ждать под занавес фестиваля. Может быть, прорывом окажется "Счастье мое" Сергея Лозницы, а может быть, "Дядюшка Бунми" Апичатпонга Верасетакула.
Пока же все внимание параллельным программам. "Особый взгляд" в этом году открылся новым фильмом португальца Маноэля де Оливейры "Странный случай с Анжеликой". Картина рассказывает историю молодого фотографа (его играет внук режиссера Рикардо Трепа), влюбившегося в девушку, которую его пригласили сфотографировать на смертном одре -- на память для родных. В воображении героя и на его фотографиях девушка оживает, и теперь все, что ему нужно, -- это любовь из другого мира, где люди умеют летать, совсем как в фильмах немого кино, только успевшего освоить спецэффекты.
Оливейра -- живой аттракцион фестивального движения. Достаточно сказать, что режиссеру идет сто второй год, или посмотреть, как бодро карабкается он на подиум зала Дебюсси и с какой комичной решительностью отвергает помощь программного директора Канна Тьерри Фремо -- подержать микрофон или трость, поддержать под локоток... И прибавлять уже ничего не нужно. Разве только то, что "Анжелика" оказалась удивительно внятной и концептуально выстроенной картиной. Так что в споре тех, кто считает Оливейру настоящим гением, и тех, кто видит в нем курьезного старца, достигшего просветления в силу естественного хода времени и мало понимающего, что и зачем он снимает, убедительную победу одерживают первые.
Едва ли не самым ожидаемым фильмом фестиваля была в этом году "Аврора" румынского режиссера Кристи Пуйу ("Особый взгляд"). Пуйу -- не просто один из лидеров румынской новой волны, но и автор главного фильма нулевых -- "Смерти господина Лазареску" (приз "Особого взгляда" 2005 года). Если кассовые перспективы "Лазареску" были, мягко говоря, проблематичными (кто захочет смотреть два с половиной часа на предсмертные мытарства ничем не примечательного пенсионера-алкоголика), то в "Авроре" они вообще сведены на нет. Три часа экранного времени, мало диалогов, еще меньше действия. Только четыре раза прозвучат выстрелы, и кто-то умрет (кто -- мы узнаем только в самом конце). Раздраженной сомнамбулой ходит по экрану главный герой (его сыграл сам режиссер), копит энергию отрицания. Мир ему в этом усердно помогает. То коллега по работе вовремя не отдает долг ("Почему я должен просить у тебя о том, что принадлежит мне по праву?"), а когда отдаст, одна из купюр окажется надорванной. То соседи сверху зальют квартиру. В разреженной вселенной Пуйу эти бытовые инциденты вырастают до апокалиптических пророчеств, и задолго до стреляющего ружья становится понятно, что трагедия неизбежна. И, как водится у румынских режиссеров, все расставит по своим местам последняя сцена, в которой герой сдастся полиции и будет долго диктовать свой адрес, дату рождения, место рождения родителей и т.д., а еще не окончательно поверившие ему полицейские будут все это старательно записывать.
И лишь одну ошибку совершил Пуйу. Кажется, ему не стоило браться за главную роль. Не из-за отсутствия актерских способностей -- с ними все в порядке. Просто главный фокус "Лазареску" заключался в том, что главный герой, со своими кошками и ежедневной бутылкой "мастрополя", был никем, пустым местом, которое продувает холодный сквознячок смерти и безумия и на котором мог с пугающей легкостью представить себя любой из зрителей. В "Авроре" же вся конструкция получается слишком герметичной. Режиссер, сыгравший главную роль, намеренно блокирует все подступы к своему герою и к смыслу фильма -- вплоть до финала. За этот концептуальный ход Пуйу пришлось заплатить зрительской сопричастностью и эмоциональным контактом, который так преображал мрачные задворки Бухареста в "Лазареску".
Еще одной ожидаемой каннской премьерой были "Воображаемые любови" франкоканадца Ксавте Долана (во всяком случае это первый из моих сеансов в Канне, на котором был аншлаг). Как ни странно, дело тоже отчасти в возрасте режиссера. 21-детний вундеркинд в прошлом году заставил говорить о себе фильмом "Я убил свою маму", показанным в Двухнедельнике, а теперь получил повышение и попал в "Особый взгляд". Все достоинства сценариста и режиссера остались при Долане. Он по-прежнему с обаятельным бесстыдством любуется своими молодыми героями, их красивыми телами без единого пятнышка и их любовными муками. Только сюжета о любовном треугольнике хватает от силы минут на двадцать, а вставные интервью, в духе "Женитьбы" Константина Селиверстова, только подчеркивают элементарную нехватку содержательного материала. Впрочем, Долан уже планирует следующую картину. Будем надеяться, в промежутке вундеркинд успеет повзрослеть с пользой для себя и для искусства кино.
Относительные неудачи Пуйу и Долана наводят на мысли об уязвимости современных режиссеров. Ни один из них не обладает способностью снимать без спадов и провалов. Как ни странно, вечные жалобы в духе "были люди в наше время" оказываются справедливыми. Среди молодых и условно молодых (до 50) режиссеров нет ни одного художника уровня Линча, Альмодовара, братьев Коэнов, Аки Каурисмяки, у которых за всю карьеру не было ни одного серьезного срыва. Это подтверждает и нынешний Канн. Может быть, не самым ярким, но самым бесспорным достижением этого года пока остается "Еще один год" британского ветерана Майка Ли, показанный в основном конкурсе. Его внимание к жизни, непростым отношениям "простых людей", его уникальная техника работы с актерами (многомесячные репетиции с полным вживанием в роль) раз за разом обеспечивают ему абсолютный художественный результат. Это то самое кино, после которого многие фестивальные эксперименты кажутся надуманной ерундой.
Алексей МЕДВЕДЕВ, Канн