У меня на столе лежит папка из архива Эрмитажа и новая книга. Архивная папка -- материалы о приспособлении комнат Зимнего дворца для приема в 1928 году правительственного гостя, афганского шахин-шаха Амануллы, и полный протокол его прохода по залам Эрмитажа. Аманулла был важным союзником Советской России против англичан. Потом, свергнутый с престола, он стал союзником Германии.

Книга -- «Афганистан. Правящая партия и армия. 1978--1989». (М. Грани; ИРИ РАН, 2009). Автор -- В.С. Христофоров, доктор юридических наук, генерал-лейтенант, начальник управления регистрации и архивных фондов ФСБ России. Две группы текстов дают повод для разных размышлений.

Об Афганистане написаны горы книг, в России -- в первую очередь о времени нашего там присутствия. Одно из важных отличий этой книги от множества других в том, что это научное исследование с тщательно оформленным аппаратом, умными примечаниями и огромным количеством информации. Имена политических персонажей, названия географических ориентиров, видов вооружения, афганских и советских документов, номера воинских соединений рассыпаны по тексту в изобилии, но они составляют не безликие перечни, а динамичные схемы, которые выпукло представляют события.

Автор не просто знает Афганистан. Он уже и до книги прошел проверку на право ее написать. Офицер -- переводчик -- ученый. Обстановка в Афганистане известна ему из донесений спецслужб, общения с высокопоставленными и простыми афганцами и из богатого многолетнего личного опыта. Когда читаешь книгу о событиях в Афганистане, интереснее всего не само развитие событий, но сочетание разных факторов и исторических парадигм. Теперь уже все вспомнили, что в Афганистан лучше не ввязываться. Три афганские войны англичан не подействовали на Политбюро ЦК КПСС, идеологов и «вдохновителей» афганского вмешательства. Как, впрочем, не подействовал афганский опыт и на американцев. Бжезинский радовался «советскому Вьетнаму». США же получили «американский Афганистан». Ситуация почти идентична -- попытка построить то, что построить на чужой земле невозможно: то ли «коммунистическое», то ли «демократическое» государство. Единство подходов удивительно. Такая же неизбежность введения войск, такая же идеологическая обязанность это делать, такое же пренебрежение советами своих настоящих экспертов, такое же пренебрежение традициями, образом жизни и историей страны.

Василий Христофоров умеет очень емко формулировать. «Пренебрежение к религиозным и национальным чувствам со стороны афганского руководства после переворота апреля 1978 года негативно сказалось не только на отношении к службе афганских военнослужащих, но и большей части населения страны к преобразованиям революционного правительства». Сами афганцы усвоили стиль «бремя белых». Они включили теперь хорошо известную последовательность национальных революций -- переворот, раскол среди победителей, новый переворот, новый раскол, мощная народная оппозиция, еще раскол, помощь со стороны, военное присутствие иностранной державы, тупик, международные переговоры, разгром революционного режима. Так и идет повествование в монографии «Афганистан. Правящая партия и армия»: от штурма дворца Дауда к штурму дворца Амина и к осаде миссии ООН, где скрывался Наджибулла.

Два элемента общества играли и играют роль в исторической парадигме, идущей от английских времен, -- армия и люди религии. Надо отметить, что и те, и другие были на самом деле не очень сильны в предреволюционном Афганистане. Армия окрепла в ходе сотрудничества с СССР. Христофоров блестяще описывает по собственным наблюдениям «джелалабадский феномен». После вывода советских войск из этого ключевого пункта афганские правительственные войска смогли успешно и долго отражать наступление оппозиции. Руководители научились кое-чему, было найдено нечто похожее на правильный рецепт. Но было уже поздно. Советский Союз начинал признавать вторую воюющую сторону. Подчеркивание национального и исламского характера режима уже не помогло Наджибулле, на которого рассчитывали советские советники из спецслужб. А главное -- международная обстановка изменилась. Советский союз стал пассивен, отступил здесь, как (добавлю я) и в Восточной Европе.

Христофоров описывает все события с документами и личными впечатлениями в руках. Многое формулирует четко и ясно, а иногда очень изящно. Чего стоит, к примеру, фраза о знаменитом штурме дворца Амина и его свержении: «Захватили резиденцию убитого при штурме Амина», или: «По мнению В.А. Кирпиченко, в авангарде рассказчиков о событиях в Афганистане (чуть выше «было рекомендовано все забыть». -- М.П.) оказались бывшие сотрудники КГБ». Кстати говоря, среди кратко, косвенно, но осязаемо описанных афганских и советских политических фигур в книге особо выделяются асы советской разведки -- В.А. Крючков и В.А. Кирпиченко.

Сегодня всем представляется, что ислам стал главной причиной поражения пришельцев и чужих идей в Афганистане. Из рассказа Христофорова видно, что это и так, и не совсем так. Неумение революционных властей привлечь низшие слои «людей религии», подчеркнутое пренебрежение бытовыми особенностями исламского образа жизни, любование революционной фразой не просто отвратили широкие массы от революции и ее союзников: благодаря этому ислам стал в Афганистане такой политической силой, какой никогда не был. Из провинции мусульманского мира Афганистан стал центром и оплотом мусульманского радикализма, исламизированной политической борьбы. Афганские революционеры и их советские советники пренебрегли мусульманской терминологией. Слово «джихад» было воспринято оппозицией, сделав ее религиозным сопротивлением. И виноваты в этом, как и в поражении стремившегося к примирению Наджибуллы, внешние силы -- Советы и американцы. И те, и другие неправильно рассчитали, до какой степени надо учитывать и использовать сегодняшнюю растущую роль религии во всем мире. Для США символ этого просчета -- Бен Ладен.

Две парадигмы, историческая и новейшая, сплетены в афганских событиях. Когда советские лидеры принимали почти вынужденное решение активно вмешаться в дела Афганистана, они следовали логике мирового расширения влияния стран социализма. Но в такой же степени они следовали и логике «большой игры» России в Центральной Азии, правильно или неправильно понятых национальных интересов России в отношениях с другими державами. Логике, по которой шахин-шаха Амануллу селили в комнатах императрицы Марии Александровны в Зимнем дворце. Эта логика никуда пока не исчезла из нашего национального самосознания.

Михаил ПИОТРОВСКИЙ, директор Государственного Эрмитажа, член-корреспондент РАН, доктор исторических наук