На фоне тотальной клерикализации культуры Государственный Дарвиновский музей -- один из последних оплотов позитивизма, и оплотов, заметим, весьма неслабых. Даже внешне построенное по всем канонам постперестроечного стиля здание похоже на неприступный бастион с огромной дозорной башней. А у входа посетителей встречает большой сторожевой пес в ошейнике. Правда, конечно, очень миролюбиво настроенный. Музей оснащен самыми продвинутыми технологиями, мультимедийность экспозиции даст фору любому ГЦСИ, в середине 90-х именно Дарвиновский дом на улице Вавилова был организатором разветвленной системы сайтов музеев России.

Издавна сотрудники Дарвиновского музея пытаются дружить с представителями contemporary art, устраивают выставки на общие интересные темы -- про науку и искусство. Открывшаяся только что имеет весьма красноречивое название: «Происхождение Дарвина глазами современных художников». Посещение выставки у меня как-то правильно совпало с чтением статьи критика Григория Ревзина «Бесцельный прогресс» -- концептуальной экскурсии по основной экспозиции музея. Ревзин неплохо, на мой взгляд, выявляет суть позитивистского взгляда на науку и культуру, когда Бог в отставке (вернее, человек Им оставлен), вместо храма -- музей, ну и естественная история, и «Происхождение видов»... Вот что он пишет: «Дарвин придумал, как может быть бесцельным прогресс... Прогресс есть движение к цели (рай на земле, самопознание мирового духа, царство свободных трудящихся), а если ее нет, тогда нет и развития, есть только хаос случайных изменений, бессмысленная последовательность рождений и смертей. А у Дарвина нет ни одной обезьяны, которая хотела бы стать человеком, нет никакой цели...»

Статья удачно срифмовалась с новой выставкой. Ведь что получается? Современное искусство с его установкой на самодостаточную аттрактивность и развлекательность -- это самый желанный гость в мире, где дарвиновская теория превращена в высокотехнологичный зрелищный спектакль. И вот что удивительно: посещение выставки вдруг как-то сразу обнаружило генетический исток бесцельности (не кантианской «целесообразности без цели», а именно радикальной бесцельности) как в научном, так и в художественном мире. Это сказка. Это «пойди туда, не знаю куда». Это «принеси то, не знаю что». Это полный произвол художников в самовыражении на заданную тему при отсутствии четких правил игры, идейного каркаса. Это один из самых хорошо сделанных и остроумных объектов выставки -- замечательное супрематическое чучело с хеллоуинской головой-тыквой («Антропоморф» Алексея Дьякова). Это известные в творчестве Олега Кулика портреты обезьяньих чучел. Это раскачивающиеся в кресле металлические пиджаки и цилиндры, это кривляющиеся рожи эмо и готов, это вплавленные в целлофан репродукции дремучих сов из старинных атласов, это цифровые имиджи каких-то мутантов, наконец, это отличные рисунки Константина Батынкова, где сам Дарвин на глазах эволюционирует из какой-то хвостатой куколки в узнаваемого большеголового бородатого профессора.

В принципе выставке удалось проиллюстрировать небезызвестный для материалистов закон отрицания отрицания: чудес нет, чудес нет, чудес нет, чудес нет, а в сумме самая сказочная сказка.

Логично поэтому, что этажом ниже «Происхождения Дарвина» развернулась экспозиция «Алиса», подготовленная студентами Института современного искусства, что на Новозаводской улице. По сравнению с «дарвинской» эта экспозиция тоньше, остроумнее и элегантнее. Она предлагает что-то вроде тотальной инсталляции -- лабиринта по двум великим сказкам Кэрролла. Главная тема -- изумительные приключения, которые совершаются в романах с языком. Афоризмы, абсурдизмы, лимерики включены в симпатичный пластический спектакль. Мир Червонной Королевы изображен в том числе и как мясорубка, сквозь которую провертываются много раз слова «отрубите ему голову»; Чеширский кот объемно парит в воздухе благодаря нескольким слоям изображения на пачке прозрачных целлофановых листов; сама Алиса -- домик-комодик с шарнирными ножками, в выдвижных ящичках архивирован ее мир... Кстати, визуальный комментарий к романам у студентов Института современного искусства вышел куда более аутентичным, чем у Тима Бартона, который со свойственной ему хитростью предложил нам вернуться не в старую сказку, а на планету собственных киноисторий.