Вполне аллегорическая история с сербами в Косово случилась несколько лет назад задолго до только что прошедших первых настоящих местных косовских выборов. Приштина, обозначая добрую волю, подарила сербам из одного из многочисленных сербских анклавов комбайн. Сербы из соседнего анклава в досаде написали об этом в Белград. Тогда и Белград им тоже подарил комбайн. Развязка сюжета обыденна, как сама жизнь в пустеющих сербских селах в Косово. Комбайн из Белграда оказался неисправным. Комбайн из Приштины в силу своей единственности тоже революции не совершил.

Приштину сербы особенно не интересуют и сербский вопрос на выборах решающим не был. Дилемма, перед которой на каждых выборах в Косово стоят местные сербы, -- участвовать в голосовании или нет. Официальная власть равнодушно считает проблемой исключительно сербов, а их личные проблемы Приштина своими не считает. У нее и без сербов достаточно забот, главной интригой выборов было исключительно внутриалбанское противостояние между Демократической партией Косово во главе с премьером Хашимом Тачи и «Демократической лигой Косово», продолжающей дело покойного Ибрагима Руговы.

Пикантности добавляло также соперничество Хашима Тачи с другим авторитетным полевым командиром Рамушем Харадинаем, возглавляющим оппозиционный «Альянс за будущее Косово». Как раз на этой почве ожидались провокации и обострения, к которым традиционно в Косово во время выборов готовятся местные и международные силовики и которые обычно ожидаются по линии албано-сербского противостояния.

Не случилось ничего. И если что и запомнилось, то лишь сторонники Харадинаи, закидавшие яйцами кортеж Тачи, да странный обстрел Хисени Ахмети -- кандидата в мэры Косовской Митровицы.

Словом, сербы окончательно предоставлены самим себе. Комбайн из Белграда не работает. Просьбы Сербии не участвовать в голосовании работают только на севере Косово, но там бы не голосовали и без такой настойчивости Белграда. По сути, этот север так и остается ничейной зоной. Приштина не предпринимает видимых усилий по его интеграции, и сюжет развивается словно по шаткой, но взаимной договоренности. Сербы из Митровицы или Звечана не слишком протестуют против формального функционирования здесь общекосовской полиции, в которую, кстати, рекрутируются сами сербы. А Приштина не возражает против такой комфортной для сербов модели странного самоуправления, в соответствии с которой налоги и даже коммунальные платежи сербы здесь не платят даже Белграду, взявшему на себя основы их жизнеобеспечения.

Но те сербы, которые живут в маленьких анклавах, разбросанных по всей стране, не склонны прислушиваться к Белграду, поскольку вынуждены явочным порядком вживаться в жизнь того государства, которое Белград отрицает. В том числе и в том, что касается существования по законам этого государства. Здесь порой тоже не платят налогов, но уже безо всякой политики, а так, как их не платят соседи-албанцы. При этом оставшиеся в этих анклавах сербы образ жизни ведут замкнутый, но это и стимулирует их к тому, чего из соображений большой политики Белград принимать во внимание не хочет -- к участию в муниципальных выборах. Для Белграда это признание сербами косовской независимости, то есть предательство.

Сербам же, которые тут живут, ни к чему терять последнее, что у них остается, -- собственную местную власть, которая при их отказе от голосования естественным путем тоже перейдет к албанцам. После чего и в самом деле только и останется, что покидать эти места: или в Сербию, где их никто не ждет, или на сербский север Косово. Что вполне устроило бы Приштину. Но совершенно не согласуется с призывами Белграда не отдавать ни пяди земли.