Практически накануне подписания 2 ноября
президентами Армении и Азербайджана декларации по Нагорному Карабаху фонд развития «Институт евразийских исследований» провел в Анкаре «круглый стол» «Новая архитектура безопасности на Южном Кавказе после 08.08.2008». Несмотря на специфический выбор места проведения, «круглый стол» не имел отношения к инициативам Турции в рамках предложенной в конце августа ее премьер-министром Эрдоганом «Платформы стабильности и сотрудничества на Кавказе».
Карабахская ситуация, буквально сутки спустя выбравшаяся в первые строки новостей постсоветского Кавказа благодаря встрече Сержа Саргсяна с Ильхамом Алиевым в подмосковном Майендорфе, в Анкаре практически не обсуждалась. И Степанакерт оказался единственной кавказской столицей, откуда не было специальных представителей. В центре внимания примерно полусотни экспертов из трех стран Южного Кавказа и двух республик, независимость которых признает только Россия, была в основном Грузия и ситуация вокруг нее. Анкару, по словам организатора заседания -- главы фонда развития «Институт евразийских исследований» Валерия Турсунова, выбрали потому, что делегации из Цхинвали и Сухуми не поехали бы в Тбилиси, грузинские эксперты отказались бы ехать в Цхинвали и Сухуми, а Баку и Ереван оказались бы проблематичными соответственно для армян и азербайджанцев.
Перед открытием слушаний организаторы мрачно шутили насчет того, что в случае обострения дискуссии туго придется без стрелкового оружия, но полный рабочий день заседания прошел на удивление без эксцессов. Вспышки эмоций наблюдались лишь в тех случаях, когда докладчики углублялись в историю. О ней у каждого кавказского народа свое представление, которым обычно очень дорожат, поэтому любая ссылка на границы проживания, скажем, осетин в первых столетиях нашей эры всякий раз производит среди собравшихся эффект разорвавшейся гранаты и вызывает шквал возмущенных комментариев.
Еще одним травматическим моментом оказался, несомненно, подсчет убитых в ходе пятидневной войны в Южной Осетии. Советник президента Южной Осетии Константин Кочиев сказал, что погибших может быть около 1% жителей республики, и произвольно предложил участникам «круглого стола» представить себе, каким был бы объем трагедии, если бы речь шла об 1% от миллиарда человек. Хотя, по самым оптимистичным оценкам, с учетом поредевшего после пятидневной войны населения грузинских анклавов в Южной Осетии едва ли можно насчитать больше 120 тыс. жителей. Точную цифру г-н Кочиев так и не назвал -- когда его еще раз попытались спросить об этом в кулуарах, он раздраженно бросил: «А сколько вам надо для счастья?»
Глава Кавказского центра стратегических исследований Мамука Арешидзе выразил югоосетинскому народу свои соболезнования, но сообщил, что в списки погибших попал, к примеру, его друг из Цхинвали, умерший от тяжелой болезни за восемь месяцев до трагических событий. Константин Кочиев обещал, что все факты будут перепроверены и итоговая цифра будет обнародована после окончания генных экспертиз, которых требуют многие найденные тела.
Но и вопрос о геноциде не был центральным вопросом слушаний. Эксперты пытались определить, возросла или снизилась роль России на Южном Кавказе в результате событий августа 2008 года -- военного вмешательства и признания Южной Осетии и Абхазии. Единодушного мнения не было. Азербайджанские эксперты, к примеру, практически в один голос говорили, что Баку здорово напуган действиями России: в первые сутки реакция была почти эйфорической, в последующие несколько дней наступила растерянность, которая уступила место беспокойству. В конце концов, даже не говоря о Нагорном Карабахе, Азербайджан у своей северной границы имеет несколько потенциальных «Южных Осетий», населенных общинами лезгин, аварцев и ряда других народов, основная часть которых проживает в российском Дагестане. Кроме того, беспокойство Азербайджана не могли не вызвать возникшие в связи с войной технические проблемы с прокачкой азербайджанской нефти и газа через Грузию. По мнению азербайджанских экспертов, уровень политических и общественных симпатий к Москве, которые в последние годы росли в Баку в основном вопреки российской политике -- просто в пику подчас бестактному напору американцев и европейцев, после 8 августа существенно снизился.
И армянские, и азербайджанские эксперты при этом довольно высоко оценивали усилия Турции, которая именно после августовской войны явно наращивает свои дипломатические усилия по урегулированию отношений между Турцией и Арменией и интенсификации переговоров по Карабаху. В сумме урегулирование отношений Армении с двумя ее главными соседями будет означать выход страны из фактической блокады, в которой она находится, пока закрытая турецкая граница остается памятником геноциду 1915 года, а азербайджанская просто выглядит как линия фронта. Турция, к слову, в рамках своей «Платформы стабильности и сотрудничества на Кавказе» довольно активно критикует работу Минской группы -- главного международного органа карабахского урегулирования, существующего без видимого прогресса уже 16 лет. В Майендорфской декларации 2 ноября 2008 года Минская группа как раз увековечена как единственный институт подобного рода. Это уже вызвало определенный скепсис и в Баку, и в Ереване: в обеих странах отдают себе отчет в том, что в комплекте с предложением Дмитрия Медведева направить в Карабах российских миротворцев декларация может означать намерение Москвы увеличить степень своего участия в этом конфликте. А абхазская и югоосетинская аналогии, похоже, не являются источником оптимизма ни для одной, ни для другой стороны. Пока ясно лишь, что Москва и Анкара вступили в некое соревнование за звание основного политического спонсора «открытия» Армении. Москве непросто будет играть эту роль, сохраняя отношения одновременно и с Ереваном, и с Баку, при этом имея в тылу "униженную и оскорбленную" Грузию.
Эксперты из Грузии -- и особенно из числа грузинского сообщества в России -- много критиковали действующее грузинское правительство и просили не перекладывать ответственность за поведение президента и министров на весь грузинский народ. В целом ряде грузинских выступлений звучала тема федерализации Грузии. Некоторые говорили о том, что пересмотр схемы отношений Тбилиси с населенной армянами Джавахетией и азербайджанской Квемо-Картли в сторону расширения полномочий регионов не только удержит регионы от движения по пути Абхазии и Южной Осетии, но и привлечет обратно эти уже отколовшиеся территории. Другие, в том числе и сами жители Джавахетии и Квемо-Картли, раз за разом заклинали ни в коем случае не обсуждать дальнейшую грузинскую федерализацию, потому что она может быть фатальной для страны. Сама частота этих предостережений создавала ощущение, что федерализация Грузии -- это и есть главная часть российского видения «новой архитектуры безопасности Южного Кавказа». Тем более что пункт об «альтернативных отношениях центра и регионов» оказался вписан в итоговое коммюнике.
Российские участники слушаний всячески подчеркивали, что «Россия вернулась». Их не смущали ни доводы оппонентов о том, что степень этого возвращения будет регулироваться глубиной глобального финансового кризиса, ни пришедшая накануне конференции новость о замене президента в российской Республике Ингушетии, которая тревожным колокольчиком напомнила о наличии в России собственного весьма проблематичного кавказского тыла.