Минуло 15 лет со времени бурного и трагичного демократического движения китайских студентов весны 1989 года. За это время Китай добился невиданных успехов в экономике, Пекин укрепил свой международный статус, государство признало сметенное коммунистической революцией 1949 года право частной собственности. Обретенное благосостояние заставило многих китайцев позабыть о демократии. Да и власти всячески убеждают народ в том, что без кровопролития 4 июня 1989 года судьба Китая была бы незавидной -- лишившись руководящей и направляющей руки монопольно правящей компартии, страна развалилась бы, скатилась к хаосу и бедности. Однако и сегодня остается открытым вопрос: насколько устойчив экономический прогресс, не подкрепленный демократическими реформами, лозунги с требованием которых вились над площадью Тяньаньмэнь 15 лет назад?

Своими личными воспоминаниями о событиях 1989 года и оценками современной ситуации в Китае с газетой «Время новостей» поделился авторитетный российский ученый Лев ДЕЛЮСИН, более полувека внимательно исследующий китайскую политику. В начале 50-х он работал корреспондентом «Правды» в Пекине, потом был консультантом отдела ЦК КПСС, долгое время возглавлял отдел Китая Института востоковедения АН СССР. Ныне профессор Делюсин продолжает работу в стенах Института международных экономических и политических исследований РАН.

Я приехал в Пекин 30 апреля 1989 года. Демонстрации тогда были еще слабенькие. Студенты требовали введения демократии, соблюдения конституции, борьбы против коррупции, бюрократизма и привилегий чиновников. При этом среди студентов царила полная самодисциплина, никаких эксцессов не допускалось. Мы ехали с приятелем на машине вдоль площади, транспорт пробирался там с трудом, но студенты всячески помогали организовать движение. Старые пекинцы вспоминали, что в мае 1989 года в Пекине царил идеальный порядок -- не было воровства, не было грабежей, не было ничего, что могло бы бросить тень на поведение студентов.

Лишь после введения чрезвычайного положения студенты потребовали выборов нового состава парламента -- Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП). Ожесточалась власть по отношению к студентам, ожесточались и демонстранты. Но требование "Долой компартию!" было вывешено провокаторами из китайской госбезопасности. По крайней мере так считают участники движения, с которыми я беседовал.

В первой половине мая все события сосредоточились на площади Тяньаньмэнь -- уже в километре от нее Пекин был совершенно тих и ко всему безучастен. Вокруг площади стояли мелкие торговцы. Они бесплатно снабжали демонстрантов едой -- пампушками, яйцами, чаем. Активного участия они в протестах не принимали, не поддержали студентов и рабочие пекинских заводов. Один рабочий сказал мне, что его коллеги не участвуют в демонстрациях, поскольку рабочие устроили бы беспорядки. Они считали, что студенты сами добьются выполнения своих требований. Да и студенты, с которыми мне удалось поговорить, полагали, что сумеют сами навязать властям свою волю.

«Как бы не началась новая «культурная революция»

Выступления в Пекине подхватили студенты во многих городах. Я видел, как в Сиани по центральной улице шли огромные массы студентов и школьников. Увидев среди демонстрантов совершенную мелюзгу -- школьников 5--6-х классов, один из моих китайских знакомых обронил: «Как бы не началась новая «культурная революция». Дети выкрикивали лозунги "Долой коррупцию!" и "Долой бюрократизм!", совершенно не соображая, что такое коррупция и бюрократизм.

Один из участников движения весны 1989 года, с которым я встречался потом в США, говорил: «Пекинские студенты уже готовы были покончить с демонстрациями, но прибывали представители других городов». Я сам видел, как на Тяньаньмэнь с вокзалов шли колонны с транспарантами: «Мы -- студенты такого-то города», «Мы -- студенты такой-то провинции». Они хотели быть участниками этого великого события.

Часть китайской интеллигенции в те дни надеялась, что новая народная революция сметет бюрократический режим. Один из моих знакомых вообще сравнивал эти события с революцией 1949 года. После победы студентов, думал он, наступит новое возрождение Китая как демократической страны. Другие считали, что в стране произойдут перестановки в руководстве и либеральная линия, которую представлял генсек ЦК КПК Чжао Цзыян, одержит верх.

Профессура открыто сочувствовала студентам. Во время первых апрельских демонстраций студенты Пекинского университета возвращались с Тяньаньмэнь назад пешком, что довольно далеко. Тогда ректор университета установил дежурство поваров, чтобы накормить возвращавшихся студентов.

Однако страх перед подслушиванием и доносами у людей был и в самый разгар «пекинской весны». Один из собеседников начал рассказывать мне, что он сочувствует студентам, но тут в дверь постучал переводчик и разговор немедленно прекратился. Другие наотрез отказывались беседовать в стенах гостиницы.

Как утверждают сейчас некоторые эмигранты, покинувшие КНР после событий 1989 года, интеллигенция спохватилась слишком поздно. Она не сумела организовать студентов, придать им большую политическую и идеологическую силу, направить их программными документами, помочь им выработать разумные, конкретные, осуществимые цели. Какие-то прокламации и заявления для студентов составили, но время уже ушло.

Большая политика в маленьких бутылочках

В китайском руководстве в то время шла борьба между генсеком Чжао Цзыяном, который считал, что требования студентов справедливы и с ними надо вступить в диалог, и премьером Ли Пэном, который всячески этому сопротивлялся. Студенты на площади прекрасно знали, что творится в политбюро, какие споры идут между руководителями партии. Видимо, шла постоянная утечка информации через помощников Чжао Цзыяна. Один из сочувствующих студенческому движению интеллигентов сказал мне, что консерваторы хотят снять Чжао. Я спросил его, откуда он об этом знает. Он ответил: "Да это все знают". Я был поражен и подумал, что человек хорошо информирован благодаря личным связям. Но потом случайно встретившийся молодой рабочий стал рассказывать мне, какие споры идут сейчас в политбюро. "Здесь на площади все об этом знают", -- смеялся он.

Демонстранты выступали, хотя и косвенно, против Дэн Сяопина. У них был лозунг "Покончить с дятлом!", то есть с Дэном -- тот якобы как начал стучать, так остановиться не может. Студенты разозлили Дэн Сяопина еще в апреле, когда стали бить об асфальт в центре столицы маленькие бутылочки, по-китайски «сяопин». Это был прямой намек на то, что они недовольны лидером Китая. Когда 26 апреля в "Жэньминь жибао" появилась критическая статья, студенты были уверены, что она идет от самого Дэн Сяопина.

Студенты помешали провести торжественную встречу на площади Тяньаньмэнь первого президента СССР Михаила Горбачева. В "Жэньминь жибао" появилась заметка -- будь студенты настоящими патриотами, заботящимися о чести нации, они не допустили бы таких возмутительных поступков во время приезда главы другого государства. Демонстранты же надеялись, что Горбачев выйдет к ним на площадь и присоединится к их требованиям. На официальную встречу в здание ВСНП Горбачева провезли переулками. Чтобы он не встретился со студентами, все подступы к площади были огорожены.

Под конец студенты возвели на площади памятник демократии по типу знаменитой американской статуи Свободы. Такой прозападный уклон вызвал еще большее озлобление китайского руководства. Дэн Сяопина убедили, что студенты хотят свергнуть его власть, власть компартии. Этого, конечно, Дэн Сяопин позволить не мог. Но вот кто дал ему эту информацию? Возможно, премьер Ли Пэн. Возможно, Чэнь Ситун -- тогдашний первый секретарь пекинского горкома партии, впоследствии уличенный в коррупции.

К 4 июня студенческое движение фактически исчерпало свои возможности. Многие лидеры и активисты считали, что пора расходиться: дескать, хватит демонстрировать свою силу и волю. Но были и те, кто звал стоять до конца даже под пулями. В это время танки и вступили на площадь. Не будь их, движение вполне мирно закончилось бы само собой. У органов безопасности Китая была своя агентура на площади, и они знали о спорах, которые идут между студентами. Но все же власти решились на военные меры.

Либерализм в сослагательном наклонении

Наверное, если бы не было подавления демонстрации на площади Тяньаньмэнь, Чжао Цзыян остался бы у власти и вел бы далее свою линию на постепенную либерализацию режима. О многопартийности, конечно, никто бы и не заикнулся, даже Чжао Цзыян. Но какая-то более разумная либеральная политика при нем была бы, видимо, иная, чем в нашей стране. Когда же к власти пришел Цзян Цзэминь, появился тезис о невозможности мирной эволюции в государстве и партии, который ему навязали леваки. Цзян Цзэминь поддался этим настроениям и поддержал борьбу против «мирного перерождения». После поездки Дэн Сяопина на юг страны в начале 1992 года власти вернулись к экономическим реформам, потеряв два года.

За прошедшие годы оценка событий 1989 года в какой-то мере изменилась. Поначалу демонстрации студентов называли «контрреволюционными». Это была оценка самого Дэн Сяопина, и потому она не подлежала пересмотру. После смерти «патриарха реформ» в 1997 году события стали называть «политическими волнениями», «политическими беспорядками». Любопытно, что в своей недавно написанной, но еще не изданной книге воспоминаний Ли Пэн, который во многом ответствен за подавление движения весны-лета 1989 года, косвенно признал применение военной силы неправомерным. В воспоминаниях он всячески пытается снять с себя вину -- дескать, не он отдавал приказ о введении танков в Пекин, не он распорядился подавить студенческие выступления вооруженным путем.

В связи с приближением 15-летней годовщины событий 4 июня гонконгская печать часто вспоминает о подавлении на той же площади Тяньаньмэнь другой демонстрации, состоявшейся 5 апреля 1976 года. То выступление было направлено против режима Мао, против "банды четырех", против "культурной революции". Мао Цзэдун назвал его "контрреволюционным", и оно было подавлено, вслед за ним последовала отставка Дэн Сяопина. Когда Дэн уже вернулся к власти, оценка того движения была пересмотрена -- его назвали «патриотическим». Тогда Дэн Сяопин, опираясь на эту оценку как на волю народа, смог начать свои реформы и побороть влияние консерваторов.

Так почему бы новому китайскому руководству не пересмотреть оценки студенческого движения весны 1989 года? Ни председатель КНР и генсек ЦК КПК Ху Цзиньтао, ни премьер Вэнь Цзябао не связаны с теми событиями напрямую. Цели студентов 1989 года полностью совпадают с требованиями, которые предъявляет ныне к партийным работникам новое руководство страны, -- борьба против коррупции, против бюрократии, против привилегий. Поэтому студентам стоит воздать справедливость: они выступили вовремя, когда эта зараза еще не разрослась так, как она разрослась сегодня. Казалось бы, новые лидеры должны позитивно взглянуть на движение весны 1989 года. Но этого не происходит.

Сопротивляется переоценке прежде всего старый руководитель Цзян Цзэминь. Он пришел к власти благодаря подавлению студенческого движения. Когда в 1989 году Дэн Сяопин отправил Чжао Цзыяна в отставку и заключил его под бессрочный домашний арест, Цзян Цзэминь получил пост генсека ЦК КПК.

При этом нынешнее руководство Китая не выступает как единое целое. В нем существуют по крайней мере две фракции. Одна из них представлена Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао. Они стремятся изменить политическую систему Китая, чтобы закон был выше партийных указаний. Другая фракция представлена выдвиженцами Цзян Цзэминя, которые яростно сопротивляются любому нововведению, предлагаемому Ху и Вэнем. Цзян Цзэминь все еще возглавляет центральный военный совет, за что его критикуют многие ветераны партии. Положение, с их точки зрения, ненормальное -- глава китайского государства Ху Цзиньтао является заместителем председателя военсовета Цзян Цзэминя, то есть винтовка опять командует властью.

Идет очень сложная борьба, позиции Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао не настолько сильны, чтобы они могли навязать свои оценки всей партии. С одной стороны, Ху Цзиньтао заявляет в своих речах, что авторитет конституции должен быть выше авторитета компартии. С другой стороны, тех, кто подхватывает его слова и говорит о необходимости ввести в Китае конституционное правление, зачастую преследуют.

Среди китайских демократов тоже царит раздвоение. Одни считают, что надо поднять лозунг "Долой компартию!" и добиваться свержения режима. Другие призывают искать пути сближения с демократически настроенными коммунистами, которые подобно Михаилу Горбачеву смогут изменить власть в Китае, сделать китайскую перестройку. Леваки отвечают им (и таково общее официальное настроение в КНР), что причиной крушения коммунистического режима в СССР стали именно демократия и гласность.

Борьба за «выправление имен» не завершена

Власти Китая все еще пытаются предать историю студенческих выступлений на площади Тяньаньмэнь забвению. Именно поэтому всех так взволновало письмо отставного военврача Цзян Яньюна. Вопреки заявлениям министерства здравоохранения этот человек сказал в 2003 году на весь мир, что в Китае распространяется эпидемия атипичной пневмонии.

В феврале этого года он написал письмо в адрес политбюро ЦК КПК и ВСНП с предложением пересмотреть оценки событий 1989 года, прежде всего в отношении военного подавления движения. В письме он употребил конфуцианский термин "выправление имен". По мнению Цзян Яньюна, наступило время назвать патриотическое движение студентов справедливым патриотическим движением. Авторитет КПК лишь возрастет, считает он, если партия признает свою большую и грубую ошибку.

Это письмо попало в Интернет и стало известно многим. Сейчас общественное мнение Китая выражается не в газетах, которые проходят строгую цензуру местных и центральных властей, а в Интернете, которым пользуются 80 млн китайцев. Цзян Яньюн получил множество электронных писем с одобрением его взглядов.

Пример врача Цзяна показывает, что не все интеллигенты готовы подлаживаться под мнение властей. Молодой писатель Юй Цзе называет его письмо знаком возрождения китайской интеллигенции, совести, честности и порядочности китайской нации. По мнению литератора, после событий весны 1989 года насилие или деньги «развратили китайскую интеллигенцию». Действительно, практически все студенты, участвовавшие в демонстрациях 1989 года, сейчас благополучно устроились -- кто стал профессором, кто занимается коммерцией.

И все же китайское общество ныне трудно назвать спокойным. В прошлом году до 20 млн крестьян участвовало в разного рода антиправительственных демонстрациях. В деревню долго не вкладывали никаких средств, на местах начались усиленные поборы. Формально с крестьян нельзя брать в качестве налога больше 5% дохода, а берут по 30--40%, а в некоторых местах и до 70%! Причем берут по объективным причинам -- надо строить больницы, школы, дороги, а государство на это денег не дает. Рассуждают местные кадры по принципу героев Салтыкова-Щедрина: «Мужик, ён достанет!»

Возмущенные крестьяне выдвигают экономические требования, добиваются отставки конкретного чиновника, который их обирает, но выступлений против власти компартии нет. Не менее миллиона рабочих также выступают против тех, кто не выплачивает им зарплату. Но политические требования демократии рабочих и крестьян волнуют мало.

Ныне Китай продолжает двигаться по своему, особому пути. Во главе капитализма стоит компартия Китая, страна идет к капиталистическому рынку под красным знаменем. Китай при этом ссылается на Сингапур, где авторитарный режим сосуществует с процветающей экономикой. Власти КНР считают, что однопартийный режим является гарантом порядка и стабильности. В марте этого года на пресс-конференции иностранный журналист спросил Вэнь Цзябао, как он относится к оценке событий 4 июня 1989 года. Он ответил, что однажды принятое решение не подлежит пересмотру, поскольку это может нарушить стабильность в обществе. То есть он повторил вслед за Дэн Сяопином, что "стабильность превыше всего". При этом премьер добавил, что подавление демонстраций избавило Китай от повторения того, что случилось в Советском Союзе и Восточной Европе.

С другой стороны, Китай постепенно входит в русло мировой цивилизации. Противники демократизации и изменения политической системы любят говорить, что китайцы не способны к демократии, этого им, дескать, не позволяет национальная специфика. Но ведь недавно прошли демократические президентские выборы на Тайване, а на Тайване живут те же китайцы, возражают демократы. Несмотря на национальную специфику, на Тайване уже ликвидирована однопартийная власть партии Гоминьдан, остров пришел к демократии. Отчего же этого нельзя сделать на континенте?