Критиковать российский МИД за недостаточно активное продвижение экономических интересов России стало традицией. Излюбленный пример -- Ирак: мол, пассивность МИДа, который как следует не борется за снятие санкций, не позволяет государству получить 7-миллиардный долг, а компаниям -- начать разработку перспективных иракских месторождений нефти. Недовольство «инертностью» и обтекаемыми протестами российского МИДа выражает и сам Ирак. Багдад раздражен «медлительностью» российских компаний, прежде всего ЛУКОЙЛа, получившего в 1997 году право на разработку крупнейшего месторождения «Западная Курна-2».

Российские дипломаты уверяют «иракских друзей», что делают «все возможное» для снятия санкций. Но на деле Россия как постоянный член СБ ООН регулярно поддерживает их продление, а США уже десять лет проводят любые нужные им резолюции по Ираку. Так было и при сверхзападном Козыреве, и при патриотичном Примакове, и при прагматичном Иванове. Менялась риторика МИДа, но не содержание реальной политики. Иракская линия России всегда определялась и определяется нашими экономическими, главным образом нефтяными интересами.

Москва, для которой цены на нефть жизненно важны, не заинтересована в выходе иракской нефти на мировые рынки. Российская высокосернистая нефть сходна по качеству с иракским сортом kirkuk, поэтому цена российской urals зависит от объема иракского экспорта. Когда в конце прошлого года Багдад приостановил поставки, заметно возрос спрос на российскую нефть, и ее цена стала расти. Ссылаясь на эмбарго, российские компании не спешат разрабатывать иракские месторождения. Хотя России эти контракты предоставлены в первую очередь для того, чтобы заинтересовать ее в активизации политических усилий для снятия ограничений на торговлю с Ираком. Российские технологии, которые не могут конкурировать с западными, способны прижиться в Ираке лишь на определенном политическом фоне.

От разработки до введения участка в эксплуатацию проходит несколько лет, и Ирак, настаивая на немедленном начале работ, надеется, что к тому времени санкции снимут. ЛУКОЙЛ же отказывается от инвестирования в иракскую нефтедобычу до отмены эмбарго. Наивно полагать, что в российском МИДе не понимают: за щедрыми предложениями Багдада стоит желание спровоцировать американо-российскую конфронтацию для возможной игры на противоречиях, что Ираку неоднократно удавалось. Хотя отнюдь не обязательно, что российские интересы по Ираку противоположны американским. Более того, американо-российское сотрудничество на «иракском направлении» могло бы укротить авантюризм Саддама. Нынешняя политика США по Ираку отвечает интересам многих нефтеэкспортеров. Вот Россия и ограничивается заявлениями об удовлетворенности «уровнем контактов с Ираком».

Получить обратно 7 млрд долл. с одного из самых авантюристических и милитаристских режимов -- не совсем реально, поэтому Россия действует ради реальной выгоды на нефтяных рынках. Ведь хотя немалое количество иракской нефти поставляется на мировой рынок в обход санкций, например, через курдские районы Турции (на что США закрывают глаза, как бы компенсируя союзникам потери от санкций против Ирака), эмбарго не позволяет увеличить экспорт иракской нефти до прежних объемов. Что же касается громких заявлений российских популистов, то они вписываются в контекст политики МИДа: как средство пропаганды для поддержания интереса Багдада к Москве. Реальная дипломатия всегда глубже и содержательнее дипломатической риторики.