Объездивший чуть ли не весь мир, но ни разу не наведывавшийся доселе в Россию, Эудженио Барба наконец добрался до Москвы. В рамках организованной Центром им. Мейерхольда Экспериментальной программы был показан его спектакль "Мифы". Однако главный миф, о котором хочется в данном случае рассказать, это, конечно же, сам режиссер, обаятельный человек и записной краснобай, воспринимаемый повсеместно как один из апостолов Ежи Гротовского.

Барба -- типичный гражданин мира и весьма характерный продукт театральной глобализации. Он родился в 1936 году в Южной Италии. В середине 50-х эмигрировал в Норвегию. В первой половине 60-х изучал театр в Польше. В 1963-м совершил поездку в Индию. В 1964 году основал в Осло свой "Один театр", который спустя несколько лет переехал в Данию, где находится и по сей день. Он написал множество исследований, самое известное из которых -- «Антропология театра» -- переведено на все европейские языки, кроме, разумеется, русского. Но, пожалуй, наиболее знаменательной в богатой биографии этого театрального космополита стала его встреча с польским реформатором сцены. В последней своей книге «Страна пепла и алмазов» Барба подробно описывает три года (1962--1964), проведенных им в знаменитом «Театре-Лаборатории 13 рядов», где еще не обретший мировую известность Гротовский обновлял концепцию театра как такового.

Барба застал театрального гуру в тот период, когда эстетические постулаты последнего уже напоминали религиозный манифест (его «бедный театр» правильнее было бы называть театром аскетическим), но окончательного шага по превращению театрального искусства в религиозный акт он еще не совершил. Великий поляк призывал не потворствовать зрителю, но сам зритель, то есть воспринимающий субъект, был еще для него важен. В дальнейшем Гротовский осознает изначальную греховность сценического искусства, где самораскрытию личности мешает необходимость сделать нечто «на продажу», и преодолеет ее, вообще отказавшись от постановок спектаклей. Он превратит театральный коллектив в нечто вроде секты, где каждый предается духовному поиску. Барба, поддерживавший с Гротовским контакт до последних его дней, этого шага не совершил. Он совершил нечто противоположное: воспользовавшись многими открытиями своего учителя, преуспел как театральный менеджер. Его "Один театр" востребован и гастролирует по всему миру. В известном смысле можно сказать, что Барба выступает в роли популяризатора, предлагая в своих спектаклях «Раннего Гротовского для широких масс». Сказанное относится и к «Мифам».

В начале своего творческого пути польский реформатор был увлечен, как известно, поиском «архетипов» в хрестоматийных текстах, мифологизацией классических сюжетов. Барба обратился к мифам как таковым. В его спектакле встречаются друг с другом самые известные представители древнегреческих сказаний -- Медея, Кассандра, Эдип, Сизиф. Встречаются для того, чтобы организовать Великие Похороны Истории. От последней представительствует странный персонаж со свечой во лбу, распевающий революционные песни разных народов (в их число попала почему-то и наша "Катюша"). В финале этот герой оказывается мифологическими персонажами убит, а затем, как водится, тоже мифологизирован. Саморепрезентация героев ("Я Кассандра. Я умею предсказывать будущее"; "Я Медея. Я убила своих детей") вполне сгодилась бы для какого-нибудь научно-популярного мультфильма, а замогильный голос, которым Эдип повествует о своих страданиях, сделал бы честь Карабасу-Барабасу из детского утренника, но театральная магия в спектакле все равно есть. Сценография (персонажи ходят по гальке и чертят на ней какие-то непонятные узоры), мизансцены и умение напустить многозначительность удивительным образом превращают это инфантильное по части текста и идеологического месседжа представление в факт профессионального театра. Главным же подтверждением профессионализма является, конечно же, фантастическое владение голосом и телом, которое демонстрируют некоторые актеры Барбы. Скажем, голосовые модуляции несчастной Медеи живо напомнили немыслимые гортанные стенания Рышарда Чесляка в легендарном спектакле Гротовского "Стойкий принц". Другой вопрос, что там фантастическая голосовая техника была встроена в сложную архитектонику всего спектакля, повествовавшего об экстатическом самопожертвовании испанского героя, а здесь это не более чем вставной номер. Что для Гротовского тренинг был в первую очередь способом самораскрытия и самопостижения личности, а у Барбы превратился постепенно в набор технических приемов. Что Гротовский перестал интересоваться социальными вопросами еще в молодости, а Барба до сих пор изживает свою юношескую левизну.

Отнестись ко всему этому можно по-разному. Можно оптимистически заметить: именно наличие таких последователей, как Барба, и знаменует превращение новаторов в классиков. Можно скептически возразить: оно знаменует превращение великих театральных мифов в занимательную мифологию. А можно философски резюмировать; по большому счету это одно и то же.