И либеральная, и социалистическая идеология рождались в эпоху Просвещения, эпоху Великой французской революции, причем под единым лозунгом: «Свобода, равенство, братство».

Либералы делали акцент на первом слове -- "свобода". Социалисты же подчеркивали идею равенства. Современная цивилизация ежедневно ищет и находит баланс между этими целями. Индивидуальная свобода, открывающая для человека пути достижения равного с окружающими достойного положения в обществе. Равенство возможностей без подавления свободы личности. Это никакой стране, никакому обществу не дается раз навсегда «от Бога». Общество не должно допустить, чтобы государство было захвачено какой-либо частью общества, кланом для подавления всех остальных. Государство должно быть сильным именно для того, чтобы поддерживать баланс между принципами свободы и равенства.

В России традиционно ценилась не общая «свобода», а личная «воля». Возможность «вольно разгуляться». Именно в этой связи Победоносцев после серии терактов и убийства Александра II призывал «подморозить Россию», которая, по его мнению, не была готова к свободе. Сейчас можно только гадать, как развивалась бы отечественная история, если бы трагически погибший царь успел исполнить задуманное, если бы сословное представительство и выборы в Госдуму состоялись не в 1905 году, а на четверть века раньше.

Что происходит на практике при абсолютизации идеала равенства, хорошо известно всем, кто помнит жизнь в Советском Союзе. «Уравниловка» и «идеологическая промывка мозгов» эпохи застоя были еще не самым трагическим проявлением "борьбы за равенство". Практика тотального террора 20--30-х годов -- вот апофеоз целенаправленного «выравнивания». Лозунги и эксперименты в духе такого социального равенства зафиксированы историей и ранее, и всегда это заканчивалось одним: грабили богачей, а затем следовал массовый террор против любых несогласных и сомневающихся.

Но и свобода без ограничений сначала ведет к тому же разграблению, а затем к выстраиванию олигархической структуры, основанной на прямом насилии. Реальную власть в обществе захватывают наиболее богатые кланы, способные купить себе боевиков либо из числа криминальных элементов, либо в составе силовых структур государства. Примеры тому тоже хорошо известны -- латиноамериканские и азиатские авторитарные гражданские и военные режимы существовали и в XIX веке, и в XX, а некоторые сумели перейти в век XXI.

Россия в ходе революции 1990-х годов оказалась перед лицом обеих этих угроз. Сначала путч, который мог вернуть страну к практике уничтожения «врагов народа», затем распад государства и разгул «воли» криминала. Когда Борис Березовский заявлял, что богатейшие люди страны должны иметь возможность прямо и непосредственно управлять российским государством, то он (неважно, осознанно или интуитивно) провозглашал лозунг отнюдь не либерализма, а олигархического кланового авторитаризма.

Однако Россия оказалась уже достаточно зрелым обществом, чтобы не допустить повсеместно «чеченский сценарий» распада, клановой борьбы «полевых командиров» и установления реального олигархического всевластия. Страна осознавала эту угрозу и поэтому вполне искренне приняла сторону президента Путина в деле «равноудаления олигархов» от власти. Причем эту угрозу мы действительно изжили, и сегодня уже нет необходимости «замораживать» свободу, чтобы избежать разгула «воли» и олигархии.

Если бы лидеров победивших революций всегда судили по законам той жизни, которая утверждается в результате их собственных усилий, то всех их ждала бы участь Кромвеля, труп которого вырыли из могилы и обезглавили, либо Робеспьера, обезглавленного, так сказать, живьем. Думаю, однако, что и в этом отношении российский народ проявил больше терпимости, чем наши горячие европейские предшественники.

В этом смысле критика опыта жизни предшествующего десятилетия полезна, но в ней же таится и серьезная опасность. Когда общество длительное время не способно достичь согласия относительно баланса между свободой и равенством, то обязательно появляются политики, которые предлагают отложить эту проблему вообще в сторону и поверить в лозунг национального «братства». Они обещают, что национальное самоутверждение автоматически расставит все остальное по местам.

В ХХ веке такие идеи были чрезвычайно популярны. Например, итальянские националистические идеологи фашизма доказывали, что все проблемы решит «национальная иерархия» вождей. Не случайно и в сегодняшней России появилось такое количество всевозможных «дуче» и «фюреров». Это выходцы либо из левых, как Муссолини, либо из правых политиков, как Гитлер. Опасность присвоения националистами лозунгов патриотического братства действительно велика. Эта опасность нарастает в России именно потому, что остальные политики не приходят к согласию в том, как достичь баланса между свободой и социальной справедливостью. Хотя националисты нигде и никогда не находили решения реальных проблем, однако они вполне способны увлечь своей риторикой массы людей. Не достигнув успеха во внутренней политике, они рано или поздно бросаются во внешнеполитические авантюры. Бессмысленная шумиха по поводу острова Тузла в Керченском проливе -- вот модель националистической безответственности и угара.

Если националистическое подавление свободы не способно дать ни братства, ни равенства и ничего, кроме «вождизма» и бюрократической иерархии, не обещает, если «олигархическая воля» не имеет никакого отношения к либеральной идее, то что же в российской практике может быть идентифицировано как либерализм? Реализована ли действительно либеральная модель в нашей жизни, в какой степени она стала частью России? При этом речь идет об ответственном политическом течении, которое способно обеспечить баланс интересов в обществе. Есть ли его признаки в нашей стране? Ответ прост -- сделанного недостаточно.

Собственно, все покаяния и чистосердечные признания либералов, как и обвинительные инвективы и филиппики их противников, сводятся к констатации того, что либеральный идеал недостаточно реализован в жизни.

Можно долго объяснять в свое оправдание, что в ходе политической революции власть в России одним либералам никогда не принадлежала и в правительстве они были лишь младшими союзниками, что нигде и никогда не обходилось в такой борьбе без маневров и компромиссов, что идеал только в сказке возникает в готовом виде и в одночасье. Проще, однако, согласиться с фактом «неидеальности» сегодняшней жизни. Согласиться придется и с тем, что, как говорил еще Салтыков-Щедрин, либерал в России часто готов оставаться либералом «применительно к подлости» и согласен получать от этой подлости свой кусок «севрюжины с хреном».

Современные российские либеральные партии потерпели неудачу на выборах 2003--2004 годов не столько из-за ошибок прошлого десятилетия, сколько из-за отсутствия в их арсенале актуальной повестки для дня сегодняшнего. Им не удалось убедительно показать, как будет достигаться работоспособный баланс между свободой и равенством в России.

Политики, именующие себя либералами, обязаны убеждать граждан России, что реализация либеральной программы позволит людям добиться достойного качества жизни на пути свободного предпринимательства и уважения прав частной собственности. Ключевой проблемой в этом смысле как раз и является свободное предпринимательство, конкурентоспособность и эффективность экономики. Экономический рост и сокращение числа живущих в бедности -- это достойные общественные цели. Но они лежат скорее в области создания ресурсов и инструментов преодоления кричащего неравенства. Нужна еще и убедительная программа достижения не декларированной, а реальной свободы. Те политики, которые сумеют увлечь людей России этой национальной задачей, превратятся в ее либеральных лидеров.

С моей точки зрения, ответ вполне ясен: либерализм в России будет реализовываться, во-первых, в ходе четкого определения границ и правил государственного вмешательства в экономическую жизнь; во-вторых, путем укрепления и реального осуществления юридической, прежде всего судебной защиты прав собственности и свобод человека; наконец, в-третьих, путем создания демократической политической системы, гарантирующей необратимость и устойчивость как первого, так и второго либерального комплекса прав и свобод.

Очевидно, что большой бизнес стратегически заинтересован стать частью либеральной системы. Он будет расставаться с признаками олигархии, выполняя определенные правила игры. Это не сводится к тому, что «надо делиться» в форме благотворительности, не сводится даже к перечислению сверхприбыли, пресловутой ренты в бюджет. «Социальная ответственность бизнеса» должна реализоваться в самом предпринимательстве, а не вне его:

ѕ	отказ от картельного раздела рынков, от сговоров для удержания завышенных цен;
ѕ	отказ от «кидания» миноритарных акционеров, выживания их из своих или только что приобретенных компаний;
ѕ	отказ от обращений (не бесплатных) к администрации всех уровней в целях ограничения возможностей конкурентов;
ѕ	отказ от вытеснения с «деловой поляны» мелкого бизнеса, чтобы его цены и качество не демонстрировали ущербность монопольного поставщика;
ѕ	отказ от практики «серых» схем оплаты труда и уклонения от налогов и пенсионных сборов.

Соответствующим образом должна изменяться и экономическая политика государства. Именно оно обязано гарантировать открытость и понятность бизнес-процессов и отчетности компаний. Наряду с тем, что и сами власти должны следовать правилу открытости в принятии решений. Нельзя постоянно, ежегодно менять условия для бизнеса в той же налоговой сфере. Главное либеральное достижение, которое могли бы обеспечить обновленные министерства для ускорения экономического роста, -- это установить за первые полгода нового президентского срока основные тарифы, налоги, нормативы отчислений и пошлины на весь четырехлетний период. Это была бы самая либеральная программа действий, какую может предложить ответственная российская власть.