С тех пор как одиозный, по мнению одних, и смелый, по мнению других, театр «Геликон-опера» сменил хулиганский имидж на просветительский пафос, по его миниатюрной сцене больше не ходят знаменитые оперные героини в кожаных куртках и с голыми ногами. Теперь по ней бродят изломанные дамы из опер ХХ века или полусказочные девы с пыльных страниц старинных партитур. Художественный руководитель театра режиссер Дмитрий Бертман кардинально изменил репертуарную политику, сделав акцент не на экстравагантной интерпретации шедевров, а на постановках раритетных для местной сцены опер. За последнее время здесь впервые в России поставлены принципиальные сочинения ХХ века -- «Лулу» Берга и «Средство Макропулоса» Яначека. Не менее неожиданной и громкой была премьера «Петра Первого» Гретри.

Между тем оба способа сохранять уникальность театрального организма, имеющего плоскость вместо сцены, еще одну плоскость вместо оркестровой ямы, кусок плоскости вместо зала, множество людей вместо оркестра и молодую артистичную труппу, роднит амбициозность на грани позерства и благие намерения.

Устраивая из «Аиды» памфлет о фашизме, а из «Кармен» -- мелодраму из жизни уличных подростков, Бертман представлял столичной публике собственную версию европейской моды на актуализированные шедевры. Теперь от популяризации высоких режиссерских мод он перешел к популяризации просвещенных репертуарных практик.

Новый спектакль «Геликона», сочетающий в себе признаки первооткрывательства и неофитства, -- «Диалоги кармелиток» изысканного, умного и артистичного француза Франсиса Пуленка, сочиненные в 1955 году по мотивам пьесы Жоржа Бернаноса. Мрачная история времен Великой французской революции о том, как немногим больше дюжины обитательниц монастыря не отступились от веры и были казнены за несколько дней до окончания якобинского террора, а их пугливая новенькая -- сестра Бланш -- сперва сбежала, а потом вернулась прямо на гильотину, рассказана Пуленком с невероятным изяществом и строгим чувством, с оркестровой фантазией и вокальной пластикой, с яркими цитатами, хитрыми аллюзиями и узнаваемой выразительностью то аристократичного, то демократичного авторского голоса.

Эта же история пересказана традиционным геликоновским языком -- броским и простодушным. Впрочем, по ходу действия иногда кажется, что Пуленк и его постановщики рассказывают о совершенно разных событиях. Бертман со своими постоянными партнерами, художниками Татьяной Тулубьевой и Игорем Нежным, а также с дирижером Владимиром Понькиным, примкнувшим к геликоновскому стану не так давно, наговаривает жгучую мелодраму о женских безумствах. Пуленк, прикрываясь завесами стилей от легкой музыки до русской экзотики, напевает об удивительных приключениях человеческого духа.

Там, где у Пуленка эфемерное испуганное создание, бесстрашно уходящее на эшафот, -- там на геликоновской сцене все время одинаково эффектная Наталья Загоринская; там, где в опере старая настоятельница Мать Генриетта Иисуса, -- там в спектакле душераздирающие страдания красавицы Ларисы Костюк, там, где в «Диалогах кармелиток» изысканная новая настоятельница Мать Мария святого Августина, -- там в московской версии почти что никого и нет (послушная Светлана Создателева).

Режиссура шагает по верхам коллизии, заставляя Бланш напиваться, а казнь превращая в эффектный кегельбан. Сценография, устроенная вокруг единственного задника с прорезью то в форме креста, то в форме клинка (зубодробительная, конечно, броскость метафоры), говорит о мрачности сюжета и аскетичной жизни кармелиток, прытко опуская детали и нюансы. Музыкальная интерпретация, пронизанная единообразным шагом, словно унылым маршем, повествует о красоте партитуры Пуленка до такой степени деловито и не подробно, что кажется, будто зубришь школьный учебник музыкальной литературы.

Можно предположить, что публику «Геликона» могли не только удивить, но и напугать последние премьеры -- головоломные шедевры Берга и Яначека. В спектакле «Диалоги кармелиток» (в отличие от «Лулу», например, он идет на языке оригинала, что героично) чувствуется много радости от почти нормальной оперной доступности и красоты. Слышится желание не только изумить зал молодцеватым просветительством, но и растрогать, обаять его. Тем не менее результат тот же: геликоновские «Диалоги» -- это разговоры о самом «Геликоне» в гораздо большей степени, нежели об импозантности и строгости музыки.