|
|
N°69, 21 апреля 2004 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
«Театр наш хороший, но невезучий»
С 24 по 26 апреля в Театральном центре «На Страстном» пройдут юбилейные гастроли Воронежского Камерного театра. Основанный режиссером Михаилом Бычковым десять лет назад театр считается ныне одним из самых интересных в провинции. Однако этот коллектив, существующий примерно столько же, сколько и сама новая Россия, ежедневно сталкивается с трудностями, к сожалению, типичными для нашего времени. Театр жил и развивался не благодаря помощи и участию власти или общества, а скорее вопреки им, исключительно волей и желанием его создателей. Несмотря на всеми признаваемую важность провинциальных очагов культуры, существование даже признанного экспертами и любимого публикой театра в большом, миллионном городе оборачивается личным подвигом. Как может идти речь о создании условий для творческого развития в регионе, когда даже титанические усилия энтузиастов постепенно угасают под воздействием общего равнодушия нынешней системы управления культурой? Механизма поддержки частной инициативы для общественно значимых проектов до сих пор не возникло. О том, каким образом театру удалось прожить эти десять лет, обозревателю газеты «Время новостей» Алене СОЛНЦЕВОЙ рассказал основатель и режиссер театра Михаил БЫЧКОВ.
-- С чего все началось?
-- В 1989 году я был назначен главным режиссером Воронежского ТЮЗа. Поставил там несколько приличных спектаклей. Например, чеховскую трилогию «Палата №6», «Каштанка», «Скрипка Ротшильда». Проехал с ними по многим странам и фестивалям. А в 1993 году у меня окончательно созрело решение оттуда уйти и создать свой театр, Камерный. Зрители в то время из театров бежали, в театральные помещения ломились всякие арендаторы, была популярна идея самоокупаемости: театр сам зарабатывал деньги, в подвале здания возник секонд-хенд, в фойе -- бизнес-клуб. Помню разговоры, как мы будем наполнять зал, чем завлечем публику. А я завлекать не хотел, если мало тех, кто хочет ходить в театр, значит, театр должен быть маленький. Передо мной встал выбор -- как-то приспосабливать ТЮЗ, ценой конфликтов, ломки, к тому, каким театр должен, по-моему, быть, или начинать строить на новом месте. Мне казалось, что время подходящее, что стоит только начать -- и все подхватят. Неужели миллионный город Воронеж не сможет прокормить один маленький театр? Тем более что я так красиво, экономно его придумал, без балласта, без раздутых штатов. Были такие идеалистические заблуждения.
-- Идеалистические? Но театр-то появился в результате.
-- Наш Камерный театр открылся в июне 1994 года "Береникой" Расина. Мы сами варили какие-то конструкции, на гроши, собранные у спонсоров, я покупал фонари. Не было стульев -- их привезли на открытие из Дома актера, а потом увезли обратно. Сначала в штате было только четыре артиста -- большему количеству я просто не мог ничего обещать.
Долгое время никаких денег для театра мы найти не могли. Город три года ничего не давал, так как учреждал нас городской Совет, а был 1993--1994 год, и после расстрела Белого дома кругами прошло все по провинции. Исполнительные и законодательные власти друг друга не воспринимали; администрация, которая деньги дает, отвечала: не мы учреждали, ничего не дадим. Единственное подходящее помещение в то время мы нашли в клубе железнодорожников. И тогда одна очень красивая актриса попросила одного большого начальника, и он пошел навстречу; помещение нам выделили, а железная дорога стала соучредителем. Потом были разные периоды, нас выгоняли...
В общем, идея оказалась не очень счастливая. То есть в творческом смысле -- все нормально, театр возник, стал репертуарным, стационарным. Со зрителями мы горя не знали: у нас всего сто мест, с приставными -- сто двадцать, всегда аншлаги. В 1995 году приехали из Москвы критики, Александр Свободин, Наталья Крымова. Посмотрели спектакли, им понравилось, и они выхлопотали мне премию Станиславского -- она только что возникла -- за создание театра.
-- Сколько у вас спектаклей в репертуаре?
-- К сожалению, не больше шести-семи спектаклей, потому что мы физически не помещаемся в том пространстве, которое нам выделено: декорации сложены везде, под потолком, у меня в кабинете. Сейчас для нового спектакля «Каин» художник Юрий Хариков напридумывал такие объемные декорации, что нам надо полтеатра освободить.
Так что приходится снимать спектакли с репертуара, хотя они не успевают исчерпать своего ресурса, еще могли бы идти. За десять лет мы поставили, если не ошибаюсь, 24 спектакля, меньше трех премьер в год. Когда первый состав артистов нас начал покидать -- это произошло почти одновременно -- пришли новые люди, спектакли изменились. Но, как писали с удивлением местные газеты, хуже не стало.
У нас изысканнейший репертуар -- Бергман, Ионеско, Пинтер, Набоков, Чехов, Лермонтов. В контексте воронежской жизни, которая никаких поводов для изысков не дает, мы всегда находили понимание публики. Был период, когда половина города была изрисована лозунгами РНЕ, я на этом фоне выпускаю "Тойбеле и ее демон" Зингера. Ну, думаю, начнется сейчас. Ничего, оказался популярнейший спектакль, на него пять лет валом валил народ.
Театр наш хороший, но невезучий. Мы не умеем дружить со спонсорами, с начальством. Нет до сих пор своего помещения. Второй год, как мы вернулись в систему государственных театров.
-- А в чем разница?
-- Мы были муниципальным учреждением, со своей строкой в городском бюджете, у меня был контракт с мэром, мы не входили в городской отдел культуры, не утверждали планов и смет. Но денег едва хватало на 50--70% зарплаты. Потом изменилось законодательство, железная дорога вышла из состава учредителей. Пришлось платить за аренду, а денег не было. Фактически театр существовал на то, что зрители приносили в кассу. Когда к власти пришел новый губернатор, оказалось, что в областных структурах мне легче находить общий язык, чем в городских. И бюджеты несопоставимы -- город еле крутится, область нормально финансируется. Бюджет театра вырос в шесть раз.
Сейчас мы существуем по тем же законам, что и все остальные театры в городе. Чтобы нормально жить, мне дали штатное расписание на 98 копеечных ставок. Взять 40 человек, но на хорошие ставки, закон не позволяет. Попробуйте найти артиста на зарплату в 1200 руб. в месяц, звукооператора -- на 900. Все знают эти игры, но все вынуждены играть по этим правилам. Совмещение, надбавки, премии, артист и гардеробщик в одном лице. Нам, правда, не дали денег на постановки, но зато автоматически перечисляются деньги на аренду, на зарплату, об этом уже можно не думать. На новые спектакли идет то, что приносит зритель.
-- Сколько же стоит билет?
-- Для Воронежа немало: от 100 до 200 рублей
-- А в кинотеатрах?
-- В новых, с долби, от 70 до 120--150 руб. Но билет в ТЮЗ стоит 30 руб. Учитывая ситуацию -- мы теперь жизненно не зависим от сборов, -- если мы хотим, чтобы интеллигенция, которая к нам традиционно ходит, могла это продолжать, мы не должны повышать цену билетов.
-- И у вас всегда зал заполнен?
-- Да. Есть несколько недель в году, когда идет спад: в первую половину мая и у нас появляются свободные места. Весь Воронеж выезжает что-то там сажать. Но для нас гораздо актуальней получить помещение, которое сможет вместить всех желающих.
Недавно прошли перевыборы губернатора, и накануне прозвучало обещание, дескать, решим, вопрос с помещением. Дай бог. Пока мы были городским театром, на моих глазах уходили здания, которые могли быть отданы под театр, кинотеатры, особнячки, уходили цинично и бесстыдно. Разворовано в городе достаточно, и никто особо не скрывает это.
-- С чем вы приезжаете в Москву?
-- Мы привозим три спектакля, два из них здесь уже были, но видела их только фестивальная публика. Во-первых, «Дядюшкин сон», который все четыре года в Воронеже идет с аншлагом. Ну и "Фрекен Жюли" Стриндберга, это один из моих самых любимых спектаклей. Третий, тоже не новый, ему уже два с половиной года, это наш репертуарный хит, но я не решался его показывать экспертам «Золотой маски», -- "Двенадцатая ночь" Шекспира. Спектакль был принят неоднозначно, но он очень смешной, актерский, комедийный, хулиганский и, мне кажется, шекспировский по духу.
-- Коллекционная программа... Юбилейная. В этом сезоне театр приезжает в Москву уже третий раз. Только что был на фестивале «Золотой маски», осенью -- на фестивале Новой драмы, где вам вручили приз за постановку спектакля по пьесам современных драматургов. Кстати, что вызвало такой интерес к новым пьесам, это смена курса или случайность?
-- Работа с новой драматургией -- это проект прошлого сезона. Мы придумали сделать несколько спектаклей, устроить обсуждения, чего мы давно не делали. Надеялись этим расширить свою аудиторию, привлечь молодое поколение. Может, это и случилось, не знаю. Но в основном наши верные, добрые поклонники говорили: «Да, это очень интересно, очень странно. Но это же не навсегда, не надолго?»
-- То есть воронежский зритель не очень принял эти новшества?
-- Начиналось настороженно. Но в то же время «Две маленькие пьесы», спектакль по произведениям Вячеслава Дурненкова и Лаши Бугадзе, который я делал как эскиз, думал, сыграем раз шесть-семь, идет уже второй год, и пока мы его не собираемся снимать. "Зима" Гришковца, которую мы привозили на «Маску», просто стала репертуарным хитом, ее сыграли за сезон раз 50.
Но теперь, когда я свой интерес к новому явлению удовлетворил, как проект это закончилось. Сейчас мне интереснее «Ревизор», «Трамвай «Желание», но будет возможность -- готов и современную пьесу ставить, если найдется интересная. Стоили бы они того.
-- А есть ощущение, что как-то жидковаты...
-- По-своему они талантливы, в них есть энергетика, но все-таки я должен был компоновать тексты, соединять их, искать смысл из этого соединения, наполнять их музыкой, то есть к их 20% добавить средствами театра еще 80, чтобы получилось интересно. А с классикой напротив, хорошо, если можешь освоить две трети текста.
-- Театр три года подряд имеет номинации на «Золотую маску», один раз ее театру вручили -- за лучшую женскую роль. Это принесло вам что-то?
-- Да, актриса получила однокомнатную квартиру, до того жила в коммуналке.
-- Воронежский Камерный театр сегодня считается одним из лучших периферийных коллективов. Не многих приглашают на все фестивали столь регулярно, в Воронеже вышла книга про театр Михаила Бычкова, но все-таки у тебя есть ощущение несложившейся судьбы, даже обиды. И похоже, возникает желание изменить судьбу. Последнее время ты часто стал ездить на постановки в другие города.
-- Да, появились приглашения, и их количество увеличивается, дважды ставил в Таллине, сейчас начинается новый сюжет в Питере. Осенью в Театре Ленсовета буду ставить "Заговор чувств". Идут переговоры с Александринским театром; есть интересные предложения от Театра на Литейном; зовут в Театр комедии. То есть может завязаться работа на один-два сезона.
Бороться с трудностями остается все меньше сил, и я завидую нынешним молодым режиссерам: они попали в условия, когда им дают полный карт-бланш -- только творите. У меня, увы, такого не было, а хочется работать, освободившись от директорского мышления. Сил-то не так много, и время не бесконечно. Хотел бы успеть то, чего раньше не получалось.
-- А почему не получалось? Есть своя публика, свой театр, своя рука -- владыка. Чего не хватало? Выхода на другую аудиторию? Контактов с другими художественными системами?
-- Наверно, и то и другое. Конечно, прежде всего дело во мне, но когда лишаешься трех актеров из пяти, потому что их нечем удержать, и полгода уходит на восстановление спектаклей и бездна времени -- на защиту театра... Я на это потратил большую часть своей жизни. На то, чтобы просто удержаться, чтобы дело не погибло.
Наверное, я не сделал того спектакля, который бы стоил всех этих жертв, но я сохранил и держу не последний театр в этой стране, что, конечно, является предметом гордости и радость приносит немалую. Но на самом деле я собой не очень доволен.
Празднованием десятилетия театра мы заканчиваем какой-то этап, отметим его московскими гастролями и большим праздником, который у нас в июне пройдет. Имеет ли смысл такому театру существовать и дальше в Воронеже -- теперь решать не нам.
Беседовала Алена СОЛНЦЕВА