Всем понятно, что наше общество неоднородно. Мы уже выучили наизусть все аргументы сторонников активного вмешательства в историческое пространство нашего города. У них два аргумента. Первый аргумент -- это Эйфелева башня. Эйфелева башня парижанам сначала не нравилась, теперь нравится. Интересно только, как бы отнеслись французы к тому, если бы весь город был застроен Эйфелевыми башнями.

Второй аргумент, который всегда приводится нашими коллегами-архитекторами, то, что город должен развиваться, история архитектуры не должна остановиться и что если мы остановим архитектурный прогресс, история архитектуры попадет в состояние стагнации. Поэтому все, что происходит, совершенно закономерно.

На самом деле это все полуправда, все это рассчитано на неподготовленную аудиторию, которая не знает ни истории реставрации, ни истории охраны памятников, ни вообще истории европейской цивилизации за последние двести лет. Всем нам известно, что в нашей стране последние сто пятьдесят лет просвещенная часть общества убеждала обывателей в том, что необходимо хранить свое прошлое. В истории этого убеждения тоже есть свои закономерности. Мне вспоминается сейчас разговор, состоявшийся в семьдесят шестом году между мной и известным советским реставратором Львом Давидом, который пережил 1920-е годы и видел снос начала 1930-х годов. Он мне сказал: «Знаешь, существует одна закономерность. Как только общество начинает активно говорить о защите памятников, за этим следует период их немедленного тотального уничтожения». Я тогда думал, это глупость, я не знал ни истории реставрации, ни истории охраны памятников, ничего. И только потом убедился в глубокой справедливости его слов. Действительно, к 1917 году был практически готов полномасштабный закон об охране памятников Российской империи, сложилась большая законодательная и разрешительная структура. В Москве пришли к выводу о неповторимости исторического облика всего города, а не одного какого-то сооружения. Потом наступил 1917 год, и общество, которое на протяжении 50 лет вырабатывало свои принципы обращения с памятниками, оказалось в странной ситуации. То же самое происходит и сейчас. Мы никогда так много не говорили об охране памятников, как в 1980-е годы. Все сейчас забыли, что была выработана система охранных зон, зон ограничения этажности, был разработан даже такой термин, как «памятник градостроительства». Еще бы немножко -- был бы принят, наверное, даже закон о том, что является памятником градостроительства... И снова произошло то, что произошло в 1917 году. Общество, которое разрабатывало это понятие, которое боролось, снова оказалось в странной ситуации. В ситуации гораздо более жестокой. Здесь даже можно вспомнить слова Священного Писания, когда царь Ровоам, сын царя Соломона, говорил народу израильскому: «Отец мой бил вас бичами, я вас буду хлестать скорпионами». То, что творится с городом, не делали даже большевики, которые как бы выхватывали отдельные здания, но не решались прокатиться катком по историческим кварталам. На наших глазах все то, что было объявлено исторической зоной, полностью начинает исчезать.

Возникает вопрос: почему же мы снова оказались не готовы к этой ситуации? Почему та часть общества, которая понимает значение прошлого, которая борется за культурные ценности народа, снова оказалась беззащитной? Здесь нужно видеть некие корни. Какая структура была до 1917 года? Структура была логически проста. Существовало три стороны. Сторона обывателей, которые всегда борются с памятниками, сторона высшей власти, которая в лице императора боролась за памятники, и независимая корпорация археологической общественности, которая законно обладала разрешительной функцией. Эти три стороны осуществляли контроль над тем, что происходило с памятниками. Большевики сделали великое нарушение всего принципа римского права. Они поместили истца, то есть инспекцию по охране памятников, во власть ответчика. Когда-то это было ГлавАПУ (Главное архитектурно-планировочное управление), а теперь Москомархитектура. Ситуация с точки зрения римского права безумная. Та сторона, которая должна быть истцом, полностью находится во власти ответчика. Что из этого получается, мы сейчас видим. Ту ситуацию, которая происходит сейчас, можно назвать культурным геноцидом. Я надеялся, что у них не хватит времени, сил и денег, чтобы начать разрушать набережные. Но они добрались до набережных, скоро доберутся до бульваров. И что можно сделать? Мне кажется, нужно объединиться по-настоящему. Может быть, создать общество спасения Москвы. Может быть, вернуться к каким-то общественным формам борьбы.

Андрей Баталов, доктор архитектуры, ведущий научный сотрудник Научно-исследовательского института искусствознания Российской академии искусств