Роман «Белая гвардия», лучшая из книг Михаила Булгакова, превращался в пьесу с большим трудом. Сцена не всегда выдерживает то, что стерпела бумага: автор долго не мог взять это в толк. История работы над «Днями Турбиных» -- это история о том, как сырой и не всегда внятный текст становился шедевром, но также история усмирения, принудительного переписывания пьесы в угоду сталинскому реперткому. Булгакову пришлось менять многое (по свидетельству Павла Маркова, «последний акт сочиняли по крайней мере пятнадцать человек»), в том числе и название. Однако он понял, что роман романом, а Художественный театр пьесу под названием «Белая гвардия» играть не может. Дело не только в том, что театральная цензура всегда стервознее, чем литературная; дело в том, что театр русской интеллигенции действительно хотел занять место в новой жизни и, что поделаешь, стать советским театром. Булгаков предлагал перекрестить пьесу в «Белый буран», «Белый декабрь», «1918»; не соглашался на «Перед концом»; в августе 1926-го, когда уже нужно было печатать афиши, принял нейтральное «Дни Турбиных». Дальнейшее известно.

Под этим названием пьеса Булгакова ставилась в Художественном театре еще дважды: в 1967 и 1981 годах. Спектакль «Белая гвардия» на мхатовской сцене играется впервые. Театр, полжизни проживший в качестве главного советского театра и мучительно прощавшийся со своей «имперскостью» в 90-е годы, еще раз пытается принять новый строй, не изменяя своему собственному. Вряд ли сейчас это легче, чем в середине двадцатых.

В удачу новой «Белой гвардии» поверить было трудно. Во-первых, сомнительным показалось распределение ролей. Опыт свидетельствует, что звезды сериалов и телешоу на драматической сцене, как правило, меркнут. Разумеется, публика будет всячески приветствовать появление Константина Хабенского в роли полковника Турбина, трагического героя пьесы, и Михаила Пореченкова -- в роли удалого капитана Мышлаевского; однако что по этому поводу скажут Музы? Далее: Елену Тальберг играет Наталья Рогожкина, актриса МХАТа с 1995 года; виноват, но ее прежние работы мне запомнились плохо. Роль юного недотепы Лариосика отдана Александру Семчеву, выглядящему, как большинство взрослых толстяков, на тридцать и на пятьдесят лет одновременно: решение, скажем так, парадоксальное. Душку Шервинского играет Анатолий Белый, ставший мхатовцем в прошлом году, вместе с Хабенским и Пореченковым: актер очень интересный, неординарный, «стильный». Однако вот беда: в пьесе много говорят о блистательном оперном голосе Шервинского, ему положено прозвучать, а вокальные данные Белого весьма скромны -- и что с этим делать?

Во-вторых и в главных, сюжет булгаковской пьесы слишком уж непохож на те сюжеты, которые утвердили в театральном мире имя режиссера Сергея Женовача. Говоря без обиняков: казалось, что умный, мирный, добродушный человек попросту взялся не за свое дело. Родная стихия Женовача -- мир, в котором драма никогда не превращается в трагедию, а лучше всего, если в финале все всех прощают и дружно веселятся. Разумеется, режиссер не раз выходил за пределы родной стихии, но даже в «Короле Лире» он находил некие основы для общего морального благополучия.

Можно предположить, что из великих русских драматургов ему по мироощущению ближе всего Островский, дорожащий радостями прочной, со вкусом налаженной жизни и любящий порядок во всем. Лучшим из спектаклей Женовача в Театре на Малой Бронной была, на мой вкус, «Пучина»; в прошлом сезоне Женовач поставил в Малом театре опять же Островского, комедию «Правда -- хорошо, а счастье лучше». Получился превосходный спектакль, обладающий той убедительностью, какую имеют слова, говорящиеся искренне и от всей души, -- но ничто не находится дальше от смысла и пафоса «Белой гвардии», чем это самое «...а счастье лучше». Для булгаковских офицеров белая идея и личная честь, безусловно, выше любого личного счастья; точнее сказать, без них счастье окажется позором. Одна из центральных сюжетных линий «Белой гвардии» -- история о том, как идея гибнет, очень постыдно и очень наглядно; каждому из персонажей приходится решать, как сохранить свою честь, если белого дела больше нет и жизнь потеряла прежние смыслы. Ответы расходятся. Капитан Студзинский (студент Дмитрий Куличков мужественно и понятливо справляется с нарочито незаметной, одним пунктиром намеченной ролью) будет биться с красными до конца. Капитан Мышлаевский, смельчак, гуляка и умница, напротив, готов хоть пойти в красноармейские военспецы: «По крайней мере я знаю, что буду служить в русской армии» -- но этого бесшабашного жизнелюба конечно же очень скоро расстреляют. Поручик Шервинский становится штатским лицом и женится на прекрасной Елене. Полковник Турбин предпочитает погибнуть. Так или иначе, но в отличие от полковника Тальберга (тонкая, сдержанная работа Валерия Трошина) чести своей они не потеряли.

О мхатовской премьере следовало бы говорить очень обстоятельно, каждую роль разбирая по отдельности. Одно из главных режиссерских свойств Женовача -- редкое по нынешним временам человеколюбие, бережное внимание к личности персонажа, сопрягающейся с личностью актера. Жесткий рисунок роли он задает лишь в крайних, жанрово обусловленных случаях; ему интереснее следить за тем, как человек меняется, дорастая до себя самого. Он умеет строить ансамблевую игру не в статике, но в развитии. Подчинить статью естественному движению спектакля и подробно описать, как меняются булгаковские герои, было бы лучше всего, но это дело слишком объемное. Поэтому приходится говорить коротко и скучно: смысл этой умной, сильной работы отнюдь не в том, чтобы показать «офицеров последнейшей выточки»; важнее увидеть, как вытачиваются люди чести из довольно хорошего, но вовсе не идеального материала.

Конечно, глупо было бы ожидать от Константина Хабенского полноты и четкости трагизма -- свойств, которые от себя вносил в роль Турбина ее первый исполнитель, великий Николай Хмелев. Хабенский играет совершенно иное: судьбу совсем не выдающегося человека, которому шаг за шагом приходится принимать на себя обязанности трагического героя. Решающий выбор: оставить своих юнкеров, почти мальчишек, на растерзание петлюровцам или распустить их по домам, изменив воинскому долгу. Долг уже обессмыслился полностью, но изменив ему, остается только умереть, что Турбин и делает. И эту решающую сцену Хабенский отыгрывает внятно и чисто.

Конечно, обаяние Лариосика-Семчева имеет совершенно особые свойства: грузный, рыхлый Семчев (актер, надо сказать, превосходный) умеет одновременно быть и чрезвычайно трогательным, и очень противным. Его Лариосик -- неуклюжее, бочкообразное существо неопределенного пола и возраста, но в какую-то минуту смотришь на него и отчетливо видишь: ой, да это же ангел. Ничего не понимающий, совершенно беспомощный, нелепый, заплывший жиром -- все равно ангел. Я думаю, что работа Семчева -- лучшая в спектакле и одна из лучших мужских ролей сезона.

Однако заниматься оценками сейчас не хочется. Надо было бы, конечно, сказать, что Мышлаевский-Пореченков обворожителен, хотя и слишком жаден до аплодисментов (ударные реплики он подает с избыточной эффектностью); что Белый играет Шервинского со свойственным ему неброским изяществом и прекрасным чувством юмора; что роль Елены Тальберг -- это, по существу, открытие новой актрисы, красивой и тонкой; что сценография Александра Боровского превосходна и любимая Булгаковым игра предметов-символов, «вещих вещей» здесь понята в полной мере, -- много чего надо было бы сказать. Две вещи, однако же, сказать необходимо.

Первая: «Белая гвардия» в постановке Сергея Женовача -- это, в общем, то самое, чего хотел добиться от своего театра Олег Табаков: тонкость человеческих чувств соединяется здесь с масштабностью и серьезностью задач, не с пленительно легким, но с глубоким, сильным дыханием.

Вторая: «Правда -- хорошо, а счастье лучше» в Малом театре, «Ревизор» Валерия Фокина в Александринке, «Дядя Ваня» Льва Додина в МДТ -- Театре Европы, «Скрипка Ротшильда» Камы Гинкаса в ТЮЗе дружно свидетельствуют: в наш театр возвращается полноценное и мужественное искусство большой формы. Олег Табаков добился своего очень вовремя.