Попытка Госдумы запретить проведение митингов и демонстраций вблизи учреждений власти -- далеко не единственная попытка пересмотреть взгляды на конституционные права россиян. О том, в каких сферах еще существует опасность идеологического отката, а также как в целом в России обстоит дело с соблюдением прав человека, корреспонденту газеты «Время новостей» Кириллу ВАСИЛЕНКО рассказывает новый федеральный омбудсмен Владимир ЛУКИН.

-- Владимир Петрович, какова ваша реакция на принятый Госдумой на прошлой неделе законопроект?

-- Помимо того что этот документ нарушает конституционное право на свободу демонстраций, он еще и весьма опасен для государства и общества. Когда людям резко ограничивают возможность легального выражения мнения, некоторые радикально настроенные граждане начинают искать менее легальные пути -- вплоть до организации терактов. Кто не хочет, чтобы в России были беспорядки и крупные неприятности, тот должен защищать гарантированные Конституцией демократические устои. В случае если Дума не примет необходимых поправок ко второму чтению документа, я буду обращаться к Совету Федерации и президенту с просьбой очень внимательно отнестись к принятию данного законопроекта.

-- С какими еще фактами нарушений конституционных прав россиян вам уже пришлось столкнуться на новом посту?

-- Одно время была развернута кампания против суда присяжных. Присяжных обвиняли в слишком частых оправдательных приговорах, в нарушении принципа секретности следствия. На самом же деле я считаю, что негативная реакция была вызвана другими причинами. Суды присяжных зачастую корректировали очень некомпетентную работу следственных органов, прокуратуры, что вызывало у последней очень большое раздражение. И особенно у тех, кто привык устраивать из независимого суда кормушку. Мы выступили в защиту, основываясь на том, что нельзя отменять конституционное право на суд присяжных.

-- Еще одна болевая точка -- ситуация с расследованием вокруг ЮКОСа. Насколько оправданным вы считаете длительное заключение людей без вынесения приговора?

-- Не люблю говорить о текущих судебных делах. Поскольку до решения суда уполномоченный по правам человека не имеет право влиять на суд, если нет явных процедурных нарушений.

Но, конечно, я являюсь противником сверхдлительного заключения, которое само по себе является серьезным наказанием. У нас в стране есть примеры, когда люди лишаются свободы и сидят в СИЗО порой до четырех-пяти лет только по подозрению в преступлении. При этом еще неизвестно, действительно они заслужили наказание или нет. Естественно, чем быстрее закончится следствие и состоится суд, тем гуманнее сама процедура.

-- Но с вашей стороны не было призывов сократить срок предварительного заключения подозреваемым по делу ЮКОСа?

-- Я не имею права вмешиваться в процесс суда и следствия.

-- Вы не давно сказали, что в целом нарушений прав человека в Чечне стало меньше, но «они стали более точечными». Что именно вы имели в виду?

-- Раньше больше всего жалоб было на зачистки. А сейчас -- на похищение людей. С такими жалобами надо работать. Я, кстати, говорил также и о том, что надо поскорее ввести в Чечне своего регионального уполномоченного по защите прав человека. Для этого необходимо как можно скорее создать в республике парламент, потому что именно он утверждает омбудсмена. Очень важно, чтобы при этом уполномоченный был не просто винтиком в аппарате, а человеком, который бы имел большой авторитет у населения, внушал доверие и мог реально помогать.

-- Возвращаясь к зачисткам, вы хотите сказать, что жалоб на российских военных стало меньше?

-- Было бы несправедливо говорить, что единственным источником нарушения прав человека в Чечне являются российские военные, там есть разные проблемы. Когда исчезает человек, одни жалуются на российских военных, вторые -- на боевиков, третьи -- на нынешнюю администрацию. Во всем надо разбираться. Конечно, этим занимается прокуратура, но для объективного разбора нужен и авторитетный омбудсмен.

-- Председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева рассказывала, что ей удалось уговорить вашего предшественника Олега Миронова на неофициальную поездку в Чечню, чтобы познакомиться с ситуацией изнутри. Решитесь ли вы повторить такую же акцию?

-- Даже не будучи уполномоченным, я был в Чечне и в первую войну, и во вторую, и в дальнейшем планирую посетить республику. Но не спешу с таким визитом, поскольку хочу вначале глубже изучить ситуацию, которая сложилась там. Сейчас существует соглашение между Советом Европы и МИДом о помощи российским организациям, занимающимся защитой прав человека в Чечне. Меня попросили стать координатором этой программы. И, вероятно, ближайший мой визит в Чечню как раз состоится вместе с европейским комиссаром по правам человека г-ном Альваро Хиль-Роблесом.

-- В последние годы терроризм стал для России страшной действительностью. На ваш взгляд, должны ли власти платить компенсацию за моральный ущерб гражданам, пострадавшим от терактов?

-- Это непростое дело. Мое личное мнение, что следует вначале выяснить степень вины той или иной государственной организации. Было бы совершенно естественным требовать в суде компенсацию за ущерб от ошибочных действий властей, повлекших жертвы, или, наоборот, от бездействия, недостаточно профессионального участия. В этом случае компенсация гражданам должна быть, а конкретные государственные органы должны отвечать. Но для этого суд должен установить, что дело обернулось хуже, чем было бы в ином случае. В принципе лучшими кандидатами на пост виновных и тех, кто оплачивает нанесенный людям ущерб, должны быть организаторы самого теракта. Но это не всегда удается.

-- Могли бы вы рассказать, какими еще делами вам пришлось заниматься в первый месяц работы уполномоченным?

-- Мы изучали подоплеку нашумевшей голодовки заключенных в Ленинградской области, провели независимое расследование, встретились с руководством ГУИН и договорились об устранении ряда несправедливостей. Аппарат уполномоченного сделал заявление по поводу убийства таджикской девочки в Петербурге, потребовав от прокуратуры проведения ясного и четкого расследования. В целом же за первый месяц работы пришлось изучить более трех тысяч жалоб.

-- И по поводу каких нарушений к вам обращаются чаще всего?

-- Наибольшее количество жалоб приходит по бытовым и социальным вопросам: невыплата пенсий или зарплат, произвол чиновников. Очевидно, что основным правом человека является право на жизнь, как это записано в Конституции. Это право соблюдается, когда жизнеобеспечение человека соответствует минимальному прожиточному минимуму. Иначе право на жизнь под угрозой. Поэтому потребность в защите прав человека в этом вопросе более чем актуальна. Но вместе с тем есть другие объективные вопросы, которые наших граждан волнуют в меньшей степени, но мы обязаны не менее внимательно этим заниматься.

-- Вы уже почти два месяца на посту уполномоченного по правам человека. Если вспомнить ваше назначение, насколько неожиданным стало для вас предложение президента?

-- Сказать, что абсолютно неожиданным, я не могу. Предварительные неформальные разговоры начались раньше. Но избранный президентом метод -- позвонить лично и предложить встретиться и переговорить по этому поводу -- был для меня, конечно, неожиданным.

-- Почему же вы тогда не согласились сразу, а взяли неделю на раздумья?

-- Не неделю, а пару дней. Я сказал президенту, что должен проинформировать своих коллег по «Яблоку», а также выяснить, нет ли возражений против моей кандидатуры у уважаемых в правозащитном движении людей. Я консультировался с Арсением Рогинским, Сергеем Ковалевым, Людмилой Алексеевой и, получив их одобрение, согласился на работу омбудсмена.

-- Собираетесь ли вы и в качестве омбудсмена продолжить работу вместе с «Яблоком»?

-- Такое сотрудничество уже ведется, ведь «Яблоко» -- во многом правозащитная организация. В частности, мои былые коллеги по партии (на период работы омбудсменом мне пришлось в соответствии с законом выйти из «Яблока») собираются создавать правозащитные консультации на общественных началах в целом ряде регионов. И мы договорились совместными усилиями развивать этот проект. Кто-нибудь из «Яблока», вероятно, придет на работу в аппарат уполномоченного. Естественно, из людей, умеющих и желающих заниматься правозащитной деятельностью.

-- Вы считаете, что аппарат вашего предшественника работал неудачно?

-- Когда я пришел в аппарат уполномоченного и стал выяснять, как организована работа, что-то показалось мне более удачным, что-то менее. Отсюда последовали и преобразования. Естественно, этим надо заниматься в начале, а не в конце дороги.

-- Можно ли конкретнее сказать, что именно вас устраивало, а что нет?

-- В аппарате моего уважаемого предшественника неплохо поставлена служба реагирования на жалобы, которые мы получаем. Но есть и другая сторона в нашей работе, связанная скорее с морально-философскими понятиями: проявление инициативы в делах, прямо не связанных с буквой закона, сострадание, сочувствие. И эти моменты в меньшей степени, на мой взгляд, проработаны.

-- Одно из ваших первых предложений -- создать сеть региональных омбудсменов. Вы считаете, это серьезно улучшит ситуацию с правами человека?

-- Сейчас в законе написано, что в регионах могут избираться уполномоченные, а могут и не избираться. Мне кажется, что это не совсем правильно, потому что в России должно существовать единое правовое пространство. И защищенность должна быть единая во всех регионах. Кроме того, наличие омбудсмена в каждом регионе позволило бы лучше скоординировать работу. Мне трудно оценивать ситуацию в 89 регионах, сидя в Москве и имея ограниченные информационные возможности.

-- Еще вы предлагали ввести в средней школе обязательные уроки правоведения.

-- Зачастую права человека нарушаются, потому что о своих правах люди мало осведомлены. И, на мой взгляд, изучать права и обязанности гражданина надо с детства. Поэтому мы и предлагаем включить в обязательную школьную программу изучение конституционных прав и свобод, либо в рамках обществоведения, либо отдельным предметом. Сейчас наша группа работает над содержанием этого проекта.

-- Все эти поправки к закону об уполномоченном по правам человека уже внесены в парламент?

-- Будучи реалистом, я не буду вносить в Госдуму, особенно нынешнего состава, законы, которые как следует не обсуждены с теми центрами, от которых зависит их принятие. Сначала проведем консультации в тех самых центрах. Сколько времени на это уйдет, трудно сказать.