3 и 4 апреля в Большом зале Консерватории пройдут заключительные концерты V Международного фестиваля «Посвящение: Буря и натиск». В программе, как и в течение всего фестиваля, не только известная, но и редкая музыка -- Филипп Эмануил Бах, Бетховен, а также его ученик и первый биограф Ф. Рис. Вместе с виолончелистом Александром Рудиным и его оркестром Musica Viva выступят известные европейские солисты Андраш Адориан и Руль Дильтинс. Обозреватель газеты «Время новостей» Юлия БЕДЕРОВА поговорила с художественным руководителем фестиваля Александром РУДИНЫМ.

-- Как вышло, что кругом стабилизация, а вас заинтересовала неспокойная эпоха «Бури и натиска»?

-- Я сознательно выбрал эту тему для нынешнего фестиваля. Меня всегда интересовал этот потрясающий смежный период в искусстве. Мы с оркестром много играли Филиппа Эмануила Баха, вокруг имени которого в эту эпоху все вертится. Крайне напряженное было время, брожение ходило по всей Европе, хотя и с разницей в десятилетия. Даже в России оно аукнулось. Мы, например, на открытии фестиваля играли музыку Евстигнея Фомина -- типичный Sturm und Drang.

-- Вам кажется неинтересным играть традиционный репертуар по традиционным правилам?

-- Я мог бы просто играть скрипичный репертуар на виолончели и иметь большой успех, что я иногда и делаю. Но мне интереснее люди, которые занимаются музыкой открыто, с открытыми мозгами. Все равно -- на барочных или обычных инструментах. С подобными людьми я сейчас и предпочитаю работать, мне они симпатичны и много дают. Например, немецкий флейтист Андраш Адориан или бельгийский виолончелист Руль Дильтинс, которые будут играть 3 апреля, -- исполнители с широким кругозором, они относятся к музыке предельно искренне и для меня являются соавторами произведений. Они не следуют школьным канонам, а подходят очень открыто к музыкальной фразе. В пределах стиля они позволяют себе разговаривать с композитором «на ты».

-- Ваши программы переполнены раритетами. Вас не смущает, что какая-то часть музыки, поисками и исполнением которой вы так тщательно занимаетесь, может оказаться не гениальной?

-- Название нашего цикла в БЗК «Шедевры и премьеры» многих путает. Шедеврами я называю просто известную музыку. Что касается премьер -- конечно, многие из них не шедевры. Но очень часто это интересная, добротная музыка. Мне представляется, что заполнение белых пятен позволяет иметь подробную картину эпохи. Знание, скажем, Хоффмана, Трикмера или Крауза обогащает и помогает лучше играть Гайдна. Кроме того, даже на концертах современной музыки видно, как несправедлива иногда судьба к той или иной музыке. Есть, например, замечательная музыка Бориса Чайковского или Локшина. Много ее играют? Подобные несправедливости бывали в разные эпохи. Пока, например, в 30--40-е годы Рахманинов не пожертвовал что-то в пользу Красной армии, его здесь не играли. Известно, что Мария Юдина открыла нашей публике Хиндемита. К тому же есть масса людей среди слушателей и исполнителей, которые, как я, интересуются неизвестной музыкой.

-- Как современная музыка, так и старые раритеты кажутся в России предметом специального, а не массового интереса. Вы же героически занимаетесь просветительством.

-- Может, это нескромно, но мне хотелось бы просветить публику, просто интересно знакомить ее с тем, чего она не знает. К тому же процесс завоевывания популярности аутентичным исполнительством у нас продолжается. Но если аутентисты станут вдруг диктовать всю моду, мне перестанет быть интересно этим заниматься. Для меня важно, что есть крайние полюса. А между ними -- огромное место для самых разных вещей и умов.