Только что вышедший, первый за текущий год номер «Арт-Хроники» заявляет в качестве главной темы «Групповой портрет русского искусства 2004 года» -- по сути, рейтинг русских художников, как ныне здравствующих, так и присно памятных. Результаты, что и говорить, впечатляющие: на 21-м (последнем) месте -- Айвазовский, на 1-м -- Кустодиев. Где-то посередине мечутся в попытке самоопределения наши вечные герои -- Илья Кабаков; одиноко представительствующий за весь авангард Казимир Малевич; мэтры последней Венецианской биеннале (Кошляков, Звездочетов и др.); ведающий всем актуальным искусством «на много-много лет вперед» Олег Кулик. Среди них вдруг Репин, Ротко, Де Сталь и даже Коржев... И хотя сопроводительный текст не лишен известного изящества, а критерии отбора понятны и вполне легитимны -- вовлеченность в актуальный процесс, рекордные цены на аукционах, активное и успешное экспонирование на международных выставках, -- общее ощущение странности остается. И дело здесь не в субъективизме авторов отбора, а напротив, в сознательной идентификации себя со взглядом Другого. Эта способность к воображению внешних точек зрения, некогда позволившая Канту мотивировать саму возможность способности суждения, думается, и совершила в свое время ментальную революцию, соотнесясь с фиктивной «точкой зрения» Солнца -- или вещи как она есть сама по себе. Можно сказать, что предлагаемый отбор лучших из лучших в русском искусстве сделан оком небесного светила. Это, конечно, повышает его престижность, но доверия, увы, не прибавляет.

Тем не менее, соблюдая завидное равновесие между аналитической частью, вопросами артрынка и сугубо специальными проблемами технологической экспертизы живописи, «Арт-Хроника» являет собой действующую модель гармоничного европейского издания со всеми его атрибутами: солидным рекламным блоком, весьма репрезентативным набором рецензируемых выставок и книг, полнота которых во многом искупает их излишнюю амбициозность и категоричность.

«Пинакотека», свежий номер которой оказался продолжением одного из самых успешных проектов редакции, серии специальных выпусков, посвященных теме «Россия в мировом художественном пространстве», -- образец классического отечественного журнала по искусству. Вслед за русско-немецким, русско-французским и русско-итальянским выпусками, прослеживающими на опыте двух стран историю переплетения европейских культурных связей, увидел свет и этот объемистый, сдвоенный 18--19-й номер, целиком сосредоточенный на русско-британских художественных отношениях.

Композиция номера традиционно построена по принципу выявления одного, но определяющего аспекта проблемы. На сей раз лейтмотивом стало связанное с географическим расположением Британии и России «по краям» Европы понятие ad marginem, в совершенно новом свете выявившее черты сходства и взаимного притяжения двух культур.

Привычка к существованию на краю и, как следствие, прохладное отношение к соседям по части света, отстраненно именуемой одними -- Запад, а другими -- континент, сказались и в особенностях художественного процесса обеих стран, выходящего за традиционные границы искусства в область социальных утопий или поведенческих амплуа. Невольно расширив искусствоведческий аспект содержания журнала выходом в более общую сферу русской англомании и эстетического визионерства, «Пинакотека» счастливо миновала искушение скучного следования заученным ходам в рассмотрении высокого, но зачастую вторичного эстетического «продукта», предлагаемого по обоим краям Европы. Акцентировано «изнаночное», «потустороннее» название разделов: «Другой мир», «Другой герой» и «Другой путь». Парковые затеи и увеселения, комнаты и дворцовые фермы и их самые разнообразные живые и неживые обитатели -- стулья, ширмы, денди, эксцентрики, записные остроумцы и даже пернатые -- создают в совокупности фейерверк смысловых эксплозивных взрывов. Говоря о своих «героях», журнал фактически говорит о себе самом, о том, как он хотел бы быть прочитан.

Отзвуком еще одного, правда уже подзабытого, русско-европейского проекта рубежа двух последних столетий можно считать недавно вышедший в свет седьмой выпуск журнала WAM (World Art Museum). Около пяти лет назад по Европе прокатилась волна выставок, снабженных томами каталогов, посвященных не какой-нибудь цеховой или даже смысловой проблеме искусства, а -- ни много ни мало -- собственно категории времени. Теперь небезопасному соблазну множественных интерпретаций времени поддалась редакция журнала. О той, давно принадлежащей прошлому, выставке можно было бы не вспоминать, кабы не одна деталь -- ни масштаб панъевропейской экспозиции, ни тем паче журнальный формат априори не в состоянии даже в первом приближении «исчерпать» время. Смыслом проекта невольно становится феноменологическая редукция. Шесть статей номера, сводящих воедино эссе о физико-философской природе времени, есть намеренная фрагментация, изъятие понятия из его контекста. Одна из главных тем журнала -- работа самого времени с искусством: «конец», перманентный крах, распад, перечеркивание всего созданного человеком неумолимой направленностью времени. И сопряженные с этим вечные «последние» вопросы нахождения на грани, выхода за грань, смерти искусства и существования после «конца».

И уже в самом WAM с его правомерностью приоритета высококлассного дизайна над полем общего смысла как будто возникает какая-то складка времени: одна тема наползает на другую, немного сминается, сворачивается. И в складке этой застревают восхитительно подробные и оттого максимально эффектные иллюстрации, которые ведь толком не есть рассматриваемый «предмет», но уже и не «лист». Кажется, здесь и кроется тайна разрушения временем, гибели, истощения, что так тянет и пугает художников и ценителей искусства спокон веку и не может быть понята и прочувствована до конца. Существование утраченного, самой утраты, пустоты -- это их же несуществование. И тень этого парадокса всегда предчувствуется, даже если и не осознается, когда речь заходит о разрушительной силе времени...

Впрочем, памятуя о кэрролловской Алисе, надо признаться, что и мы в свою очередь время убиваем. К примеру, читая интеллектуальные журналы по искусству...